В следующий момент Виктор стал заваливаться набок. Адам подхватил его, помог аккуратно лечь на пол.
Затем Адам оттолкнул Ольгу Маратовну, которая собиралась инстинктивно выдернуть нож из Виктора.
Адам вцепился в Наталью, затолкал ее в небольшой чулан в кухне, дверь закрыл на защелку:
– Не выпускать пока…
Подтолкнул меня к Ивану Лукичу:
– Папа, увези ее к нам домой, прошу. Где Гоша с Геной? Пусть помогут, мы в больницу… Быстро, быстро!
Гоша с Геной появились сами через минуту, с ужасом замерли над отцом.
– Ребята, осторожнее, сильно не двигать, – командовал Адам. Нырнул в коридор, тут же вернулся со снятой с петель дверью. – Переложим отца сюда… Полотенце где? У раны держите… Быстрее, понесли. Где пикап? У кого ключи? Ольга Маратовна, нет, вы здесь останетесь, в машину все не поместимся…
Через минуту на кухне остались только я, Иван Лукич и бледная Ольга Маратовна. В чулане горестно всхлипывала Наталья.
– Вот что, Лизонька, и правда, поехали отсюда. Подвезу тебя до твоего дома. Оля, все будет хорошо. Довезут они Витю, успеют. Следи за Натальей. Но не сразу к ней рвись… Еще минут десять подожди, только потом чулан открывай. Она уж вон сама, поди, жалеет о том, что натворила…
Иван Лукич обнял меня за плечи, повел к другому выходу из дома. Мы вышли на крыльцо – там как раз мальчишки и Адам осторожно переносили Виктора в широкий кузов пикапа.
– Стоп… – приподняв голову, вдруг неожиданно тонким голосом произнес Виктор. – Это не она… не Наташа… скажем, что я сам… о стекло… когда стекло переносил…
Он выдернул нож из себя, отбросил его в сторону – тот упал в траву.
– Ты чего творишь? – закричал Адам.
– Я сказал… я так сказал! А ты слово дай. Это я сам себя… неча… нечаянно… – с трудом выговорил Виктор и, кажется, потерял сознание.
– Да блин же… Парни, держите у раны полотенце… поехали, поехали… – Адам прыгнул на водительское сиденье, пикап быстро сорвался с места.
– Ну и мы поедем, Лизонька, – осипшим голосом произнес Иван Лукич, подвел меня к своему автомобилю – джипу серебристого цвета, помог сесть. Мы тоже выехали со двора.
Я молчала. Меня сильно мутило.
– Помедленней… – едва смогла выдавить я из себя.
Иван Лукич послушно сбавил скорость.
– Как нехорошо получилось, – через некоторое время произнес он. – И глупо, глупо это все… Если бы не Витя, то… ох, страшно представить! Как он вовремя!
– Да, вовремя. Опять вовремя. Вы думаете, она бы тоже вот так воткнула в меня нож? – спросила я.
– Нет, нет… не знаю, Лизонька! – с отчаянием произнес Иван Лукич. – Быть может, Наташа только пугала… И не сделала бы этого. Но… Если так, то Витя тебя спас. Господи, спаси его самого и сохрани, только бы он жив остался, – с трудом произнес он.
– Только бы жив, – пробормотала я в унисон.
– Зачем он только нож из себя вытащил! Так-то хуже, я слышал… Теперь думаю, доедут ли? Наврал Оле… Он мне ведь как сын, Витя наш. И Оле сейчас каково… Ах, Наташка, что ж ты натворила, дурочка… – Иван Лукич вдруг затормозил, съехал на обочину и принялся промокать глаза красивым платочком с каймой.
«Я живу, – подумала я. – Я живая. И мой ребенок тоже живой. И все живые. Только бы и Виктор выжил! И как хорошо, что они у меня все есть… живые и любящие. И я их тоже очень люблю. И все правильно, и все хорошо, и так и надо… а не с пробирками этими возиться и про инсеминацию думать. И чем плох секс, если мы потом все любим друг друга и спасаем?» – вот такие странные мысли вдруг полезли мне в голову.
– Иван Лукич! – Я осторожно положила ему ладонь на плечо. – Я вам наговорила лишнего тогда… В прошлую нашу с вами встречу, помните? Так вот, мне ничего не надо, это я про деньги, наследство и прочее. Нам ничего с Адамом не надо, думаю, он в этом со мной согласится… Короче, забудьте вы все то, что я вам про деньги говорила. И конечно, вы можете видеть своего внука или внучку, если захотите. Никто не станет препятствовать. Уже была эта история, когда одному человеку со своим ребенком не давали видеться, так вот – ничего хорошего из этого не вышло. Я на чужих ошибках буду учиться, чтобы своих не совершать.
Иван Лукич звучно высморкался, всхлипнул, повернулся ко мне.
– Да, – сказал он севшим голосом. – Я понял. Я все понял.
Он вздохнул несколько раз, затем опять тронул машину с места.
– Я Олю люблю, – вдруг признался он. – Нет, я ее никогда не брошу и все такое… Но Инна – это как первая любовь, знаешь? Щемит вот тут, в груди. Ничего не вернешь, просто грустно очень. Я в курсе, что у нее потом какой-то Давид был.
– Я не знаю про первую любовь, – пожала я плечами. – Вернее, я только про нее и знаю. Про Адама.
Мы остановились у ворот нашего дома.
– Я зайду? – спросил Иван Лукич. – Она ведь дома?
Он говорил об Инне.
– Да, – ответила я.
– Ты не думай, я… я ее не обижу. Просто посмотрю, просто поговорю немного. И все.
– Ладно.
Я вышла из машины, открыла калитку своим ключом.
Мы с Иваном Лукичом зашли во двор.
Впереди, за кустами, в вечерних малиново-золотых лучах заходящего солнца, виднелась беседка. Инна сидела там, уткнувшись в планшет. Рядом с ней – Бусинка, Инна рассеянно гладила ее.
– Вон она, – сказала я, кивнув на беседку.
Я пошла к дому, Иван Лукич – к беседке. На крыльце я оглянулась. Увидела, что они стоят друг напротив друга – Инна и Иван Лукич. А Бусинка вьется вокруг их ног и принюхивается к гостю.
Иван Лукич что-то сказал, взяв Инну за руку, а она не ответила. Молчала, глядя в сторону. А потом Иван Лукич неловко стал опускаться перед ней на колени.
Меня буквально жаром обдало.
Я быстро зашла в дом и закрыла за собой дверь.
…Через час позвонил Адам и сообщил, что Виктора сразу увезли в операционную, и теперь Адам ждет исхода операции. Как выяснилось, ранение у Виктора оказалось очень серьезным, и врачи не могли ничего обещать. А потом Адам добавил:
– …но есть один обнадеживающий момент. Витьке повезло, что он себе такое пузо большое наел. Много жировой прослойки, она защитила его внутренние органы от глубокого проникновения. Будь брат худее – его бы точно не спасли.
– Вот оно как, у всякой медали есть две стороны, – пробормотала я.
– Витя перед операцией ненадолго очнулся и опять твердить стал, что это он сам – нес стекло и споткнулся, и себя сам порезал, на осколок напоролся…
– Ему поверили? – спросила я.
– Не знаю… но проверять, наверное, станут этот случай.
– И ты не сказал, что это Наталья его ножом?
– Нет. Я слово брату дал, – мрачно произнес Адам. – И Гошка с Генкой рядом были… Отца могут потерять, и если еще их мать посадят… Ничего хорошего для них.
– А если Виктор умрет, расскажешь? – дрогнувшим голосом спросила я.
– Не знаю пока. Посмотрим. Я не понимаю… Зачем Виктор ее защищает? Наталью то есть.
– Из-за детей, ты сам сказал.
– А что там у всех вас произошло, я не понял? – с бессильной досадой спросил Адам. – Почему вы так переругались? Я ведь вошел в тот момент, когда Наталья ножик в Витю воткнула… От парней тоже никакого толку, они сами под конец всего этого действа прибежали.
– Наталья меня хотела убить.
– Тебя?!
– Да. Она наш разговор с Иваном Лукичом подслушала. Твой отец наедине сказал мне, что сожалеет обо всем том, что сделал с Инной. Теперь он мечтает увидеть нашего будущего ребенка и жалеет о том, что все накопления семьи Громовых перевел на Наталью. А надо было – на своего родного внука… на ребенка, который у нас с тобой родится. Наталью это очень возмутило, она наш разговор через детскую рацию подслушала. Я превратилась для нее… совсем во врага, наверное? Она потом, на кухне, бросилась на меня с ножом, Виктор схватил ее в последний момент за косу, и она нечаянно, понимаешь – нечаянно – ткнула этим ножом в Витю… Вот как все произошло.
Адам молчал. Я слышала только его тяжелое дыхание.
– Возможно, она немного сошла с ума. Сейчас у многих подобное… после того, что мы все пережили… Быть может, у Натальи какой-то пунктик на деньги… что, вот их потеряешь – и все, придется выживать. И у меня подобный пунктик есть, чего скрывать, – призналась я.
– Но ты-то на людей с ножом не бросаешься, – хмуро возразил Адам. – Ладно, я все понял. Пока останусь в больнице, жду сведений о Вите… Сейчас отцу позвоню, попрошу его, чтобы он за Натальей следил. Как бы она еще чего не выкинула.
– Наверное, нет, не выкинет, – заметила я. – Обычно весь запал после такого проходит.
– Психолог ты моя любимая, – вздохнул Адам. – Ну все, пока. Спокойной ночи, Птен.
…Инне мы не стали пока ничего говорить о произошедшем в доме Громовых, да она и не спрашивала ни о чем.
Наверное, находилась под впечатлением встречи со своим первым мужем. Ходила задумчивая, иногда разводила время от времени руками. Потом принималась гладить Бусинку, улыбалась при этом, кусала губы – словно мысленно вела разговор. С кем? То ли с Давидом, то ли с Иваном Лукичом.
Лишь через неделю стало ясно, что Виктор идет потихоньку на поправку, до того прогнозы были самые неутешительные.
Адам все это время пропадал – то на работе, то там, у отца, потом вернулся и сообщил радостную новость, что брату стало лучше. Потом добавил, что Наталья перевела все деньги обратно Ивану Лукичу.
– Но как? – изумилась я. – Она все вернула? Все-все?! Сама? Добровольно?!
– Не совсем. Ну вот так, я ее вынудил. Иначе обещал посадить ее. Виктор тогда был совсем плох, врачи ничего не обещали, и Наталье грозила статья за убийство, случись что с ее мужем. И она все отписала обратно папе.
– Ты применил шантаж и насилие? – спросила я.
– Да, шантаж, насилие и угрозы во всей красе. Никакого гуманизма. Я так понял, иначе с Натальей нельзя. И удивительно, она теперь ведет себя как шелковая. Когда с ней обращались как с человеком – она хамила и буйствовала, а сейчас просто ангел во плоти. Ольга Маратовна с ней не разговаривает – посуди сама, ведь Наталья чуть не убила ее родного сына! На ее глазах все произошло! Парни тоже своей матери сторонятся… Они в к