– Что ты сказала? – встревоженно проговорила старуха в трубке. – Что случилось?
Полицейские вошли в дом с серьезным и скорбным видом. Они сняли фуражки, и один из них присел на корточки, чтобы не возвышаться над сестрами, и сказал:
– Наверное, девочка, тебе надо заканчивать разговор.
– Нет, – ответила Салли, передавая ему трубку. – Это наша тетя. Она все устроит, и мы переедем жить к ней.
Они в первый раз в жизни летели на самолете, и это было ужасно. Над центром страны бушевала гроза, в небе сверкали молнии, и сестры сидели, обмирая от страха.
– Молния никогда не бьет дважды, – сказала Салли, пытаясь подбодрить и себя, и сестру. Но Джиллиан все равно стошнило в бумажный пакет, который Салли потом отдала стюардессе. Они надели свои лучшие платья, и у обеих было по маленькому чемоданчику. Салли взяла с собой только самое нужное: зубные щетки и пасту, фотографии родителей, расческу, пижаму и тапочки. Джиллиан забрала все свои нарядные платья – все до единого, так что ее чемодан еле закрылся.
– У вас разве нет теплых вещей? – спросила у них стюардесса, когда самолет наконец приземлился. – Это же Бостон. На улице снег.
Сестры ни разу не видели снега. Они даже на миг позабыли о своем горе, глядя в иллюминатор на огромные белые хлопья, летящие в воздухе.
– Смотри, Артур, – сказала Джиллиан своему плюшевому медвежонку. – Я думаю, тебе здесь понравится.
Салли откинулась на спинку сиденья. Ей было тревожно и страшно. В Бостоне было темно, и снег кружил в воздухе, и родители никогда не вернутся, и старуха, с которой она говорила по телефону, была злая.
Стюардесса вывела их из самолета прямо в здание аэропорта. Сестры уже озябли в своих тонких платьях, а ведь они еще даже не выходили на улицу. Окна были затянуты ледяными узорами. Люди вокруг говорили громко, грубыми голосами. Кто-то сказал, что сегодня погода кошмарная. Сестры взялись за руки. Им не понравилось то, что они услышали.
– Хотя нет, Артуру здесь не понравится, – мрачно пробормотала Джиллиан.
– Конечно, понравится, – решительно заявила Салли, дрожа от холода. – Откуда, по-твоему, происходят медведи? Они любят холодный климат.
– В Калифорнии тоже живут медведи, – возразила Джиллиан. – Папа одного видел, он мне говорил.
– Как я понимаю, вот ваши родственницы, – сказала стюардесса, показав пальцем.
Сестры быстро обернулись в ту сторону и увидели двух старых женщин в длинных черных пальто. Одна была очень высокой, а у другой были белые волосы. Белые как снег. К запястьям обеих были привязаны красные воздушные шарики, чтобы девочки сразу нашли их в толпе. Женщина с белыми волосами опиралась на черную трость с набалдашником в виде головы ворона. Она помахала рукой и назвала сестер по имени. Салли и Джиллиан застыли на месте. Нет, тут какая-то ошибка. Не может быть, чтобы это были их родственницы.
– Они мне не нравятся, – сказала Джиллиан.
– Ты же их совсем не знаешь, – резонно заметила Салли.
– И не хочу знать. – У Джиллиан дрожал голос, как бывало всегда, когда она собиралась заплакать. – Они старые.
– Бабушка тоже была старой.
– Нет, она была вовсе не старой. Бабушка была красивой. Поэтому ее и звали Эйприл. Апрель.
– Пойдемте, девочки, – сказала им стюардесса.
Они подошли к выходу из зала прибытия в зал для встречающих. Прежняя жизнь закончилась. Новая жизнь ждала их на расстоянии в один шаг, за стеклянной перегородкой. Можно попробовать убежать, но куда? Их непременно поймают и отдадут в интернат, а потом – в разные семьи, к людям, которых ни капельки не волнует, что Джиллиан боится темноты, а Салли всегда ест на завтрак только овсяную кашу, политую медом.
Сестры переглянулись и подошли к тетям.
– А вот и вы! – радостно проговорила та, которая с белыми волосами. Назвавшаяся тетей Джет. – Какие вы разные! Я буду вас называть День и Ночь. Денек и Ночка. Мы познакомились поздно, но поздний старт означает, что все закончится точно в срок.
От тетушек пахло лавандой и серой. Они были одеты тепло – в сапогах, перчатках и вязаных шарфах – и принесли с собой черные колючие шерстяные пальто для сестер. Когда девочки их надели, им показалось, что у них по рукам расползлись пауки, а Джиллиан с Салли терпеть не могли пауков.
– Что я тебе говорила? – сказала высокая строгая тетушка, Френни, обращаясь к своей сестре. – В Калифорнии все одеваются по-идиотски.
– Нормально мы одеваемся, – обиделась Салли.
Тетя Фрэнсис – уже понятно, что злая, – нахмурилась и спросила:
– Так ты, значит, бедовая девчонка?
– Нет, она нет! – бросилась Джиллиан на защиту сестры.
– А ты, значит, да? – спросила у нее тетя Фрэнсис.
– А что, если и так? – сказала Джиллиан, уперев руки в бока.
– Тогда ты когда-нибудь точно попадешь в беду, и мне будет больно на это смотреть.
Джиллиан широко распахнула глаза. Еще немного, и она точно заплачет.
– А может быть, вам не придется на это смотреть. Может быть, вы слепая и все равно ничего не увидите, – сказала Салли, защищая сестру.
– Я не слепая и не глухая, и если у вас есть мозги, то вы будете слушать, что я говорю, – сказала ей Френни. – Все, что я буду делать, я буду делать только для вашего блага.
– Нам лучше поторопиться, – сказала Джет, не желая выслушивать их перепалку. – Снег идет, а нам еще ехать.
Снег валил сплошной стеной, когда они вышли из здания аэропорта и прошли через стоянку к машине, к старому, видавшему виды «Форду». Тетя Фрэнсис проткнула шарик, привязанный к ее запястью, ключом от машины. Шарик лопнул так громко, что Джилли вскрикнула и зажала руками уши.
– Нет, правда, Френни, – сказала Джет. – Вот зачем ты так сделала?
– В машину они не поместятся. – Френни проткнула и шарик Джет, а потом, видимо, ощутила некоторую неловкость, заметив, как нервничают племянницы, и достала из карманов несколько пакетиков красных лакричных конфет и упаковку жевательной резинки в виде разноцветных шариков, чтобы девочкам было что пожевать во время долгой дороги домой.
– Как я понимаю, дети это любят, – сказала она. – Я сама всегда предпочитала лимонные дольки.
Девочки прилетели ночным рейсом, и до города они добрались уже на рассвете. Дороги занесло снегом, поэтому ехали они медленно. На крышах многих домов сидели вороны, на Мэйн-стрит почти не было магазинов. Только аптека, булочная и бакалейная лавка. Когда они проезжали по улице, фонари замигали и погасли.
И вот они уже дома. Всю дорогу Сара и Джиллиан держались за руки. Когда они выбрались из машины, их туфельки сразу промокли от снега.
– Конечно, – сказала Френни. – В Калифорнии, наверное, даже не знают о сапогах.
Они подошли к дому. На старой скрюченной глицинии чирикали воробьи. Салли протянула руку, и один из них вмиг подлетел и уселся у нее на ладони.
– Привет, – сказала она, радуясь теплу крошечного птичьего тельца.
– Удивительно, – сказала Джет, многозначительно глядя на Френни.
Еще одна Оуэнс, к которой птицы слетаются сами.
– С ней так всегда, – гордо сказала Джиллиан. – Ей даже не нужно свистеть.
– Правда? – спросила Френни. – Выходит, она одаренная девочка.
Крыльцо так густо заросло плющом, что дверь в дом была почти и не видна. В саду, уже подготовленном к зиме, некоторые кусты были закрыты рогожей и поэтому напоминали чудовищ. Ветви глицинии оплели стойки крыльца, как пальцы гоблинов. Сам дом был высоким и как будто слегка покосившимся, с зеленоватыми стеклами в окнах, а забор вокруг дома напоминал свернувшуюся в кольцо змею. Джиллиан не любила змей, и вьющиеся растения, и деревья, похожие на чудовищ, но тетя Джет взяла ее за руку и сказала:
– На завтрак я приготовила кое-что вкусное.
– Макароны? Это мамино любимое печенье. На ее день рождения ей всегда присылают большую коробку. Из Парижа.
Джет с Френни многозначительно переглянулись.
– Правда? – спросила Джет. – Ну, сегодня у нас шоколадный торт. Самый вкусный на свете, сейчас ты сама убедишься. А в холодильнике есть «Доктор Пеппер», если захотите пить.
Они вошли в дом, держась за руки, словно знали друг друга всю жизнь.
Салли и тетя Фрэнсис остались стоять на крыльце.
– Ты одна тут живешь? – спросила Салли.
– Конечно, нет. Мы с тетей Джет живем вдвоем.
– Ты не замужем?
– Была когда-то.
Салли уставилась на тетю во все глаза.
– Извини, – пробормотала она.
Вопрос о Хейлине слегка выбил Френни из колеи. Хейлин сразу нашел бы с девчонками общий язык. Он умел обращаться с детьми. Если бы у них у самих были дети, то сейчас Френни была бы уже бабушкой. Она была бы другой: мягче, нежнее. Ее не пугали бы дети.
– Мне очень жалко твоих родителей, – сказала Френни. – Я познакомилась с твоей мамой, когда она была совсем маленькой. У меня до сих пор сохранился рисунок, который она рисовала у нас в гостях. Висит в гостиной, сейчас увидишь.
Салли смотрела на тетю Фрэнсис и ждала, что она скажет дальше.
– Я дружила с твоей бабушкой. И с твоим дедушкой. Я по нему очень скучаю, – призналась Френни и только потом поняла, что сказала лишнее.
– У нас нету дедушки, – сказала Салли, забыв о данной себе клятве никому ничего не рассказывать.
– Конечно, у вас есть дедушка. Но он уехал во Францию, где живет долго и счастливо. – Френни внимательнее присмотрелась к Салли. – Ты на него очень похожа. В этом смысле тебе повезло.
– Если у нас был бы дедушка, то у него было бы имя.
Салли была упрямой и не боялась перечить взрослым. Она стояла, задрав подбородок, словно готовясь к тому, что сейчас Френни скажет ей что-то ужасное. Френни вдруг стало не по себе. Она почувствовала что-то такое, чего никогда прежде не чувствовала. Чужую боль потери.
– У него есть имя, – сказала Френни, и Салли с удивлением поняла, что ее тетя вовсе не злая. Просто очень печальная. – Винсент.
– Красивое имя. Мне нравится, – сказала Салли.
– Да, это очень хорошее имя, – сказала Френни.