См.: Новый Сатирикон, 1916, № 34. С. 7. Рис. В. Лебедева
Какие у них мозги
См.: Сатирикон, 1908, № 19. С. 7. Рис. Миссъ
Мы прямо зависим от простоты или сложности мышления первых лиц. Чем проще, тем хуже. Чем больше завихрений, тем больше нам хочется всё бросить — и покинуть край родной. Середина, умеренная середина, золотая середина — такая редкость. Рациональность — редко выводит наверх, как ракета.
Правда, нет никаких замеров. Никто не скажет, умнее правители в среднем или нет. Рациональнее — или всё наоборот. Мудрые — в порядке исключения или всё же естественный отбор основан и на уме, и на мудрости, и на рациональности.
Но, кажется, что нет.
Нет такого безумства, которое бы не совершили первые, правители, высочайшие, наимудрейшие — с древнейших времен до самого последнего времени.
Нет такой жестокости, которая бы не случилась.
Поэтому, когда встречаешься с умом, жаждой развития, любовью к собственному народу, пониманием того, как всё устроено, непредубежденностью, честностью и, страшно сказать, гуманизмом — нужно низко поклониться.
Спасибо вам, если вы есть. И способны удержать в руках человеческую машину, такую буйную.
А вы есть?
Только примеры экономического чуда, вспышек расцвета, возрождения народов доказывают, что вы — есть.
Император и вороны
См.: Новый Сатирикон, 1914, № 19. С. 3. Рис. А. Р.
Нельзя читать чужие дневники. Но здесь приходится — для книги.
1897 год. 17 января. «Удалось наконец убить ворону из монтекристо!».
20 января. «Во время прогулки убил отлично — ворону».
27 января. «Затем отправился с монтекристо и убил ворону».
1 февраля. «Гулял затем и убил ворону».
8 февраля. «Утром гулял и покушался на жизнь ворон».
23 февраля. «Убил двух ворон».
10 марта. «Гулял еще и убил двух ворон».
11 марта. «Убил еще две вороны».
16 марта. «Убил три вороны».
19-го марта. «Убил еще три вороны».
23 марта. «Убил только одну ворону».
24 марта. «Изредка палил по воронам и ухлопал одну».
29 марта. «Работал в снегу и убил 2 вороны (всего 37)».
1 апреля. «Убил 2 вороны (40) и кошку».
29 апреля. «Гулял и убил ворону (46)».
4 мая. «Сегодня удалось дойти до 50 убитых в парке ворон — из монтекристо исключительно».
Это «Дневники Николая II»[140].
Идет время, погода — разная, он гуляет по парку, и ему очень хорошо.
Никому не давайте читать своих дневников.
Пусть их лучше просто не будет.
Во всяком случае, если вы имели в виду что-то другое, или изменились времена и нравы и то, что было принятым когда-то, скорее оттолкнет, чем привлечет, или даже то, что вы делали, может быть объяснено особым состоянием аффекта или нервами, или даже заботой о ближнем своем, лучше свои тетрадки — сжечь.
Да гори они синим пламенем!
Их перетолкуют сто раз.
Вы — свой или чужой?
Форма — судьбоносна.
Если Вершитель Всего — любитель гимнастерок, вы их нацепите по утрам.
Но это значит, что вся страна будет — гимнастерка. Или тужурка, или форменный сюртук, или, на худой конец, пиджак с красным значком и рожей на лацкане.
Есть система «свой — чужой».
Вы должны распознать свой пиджак, свою сорочку, свои часы, свои ботинки, а также синий галстук и запонки — и решить, что «это свой, йес».
Ботинки, ботинки, тонкий взор — конечно, на ботинки. Первый взор сразу скажет — кто это.
У дам, конечно, свой кринолин. И «она тоже должна быть йес» во всех своих изысканных подробностях.
Цитируем Петра: указ от 16 января 1705 г. «О бритии бород и усов всякаго чина, кроме попов и дьяконов, взятии пошлины с тех, которые сего исполнить не захотят, и о выдаче заплатившим пошлину знаков»[141].
А знаки эти, между прочим, носить на себе.
Дело было важное — навеки испепелить неровности, а значит тягу к сейсмике и возмущениям на лице — то есть к усам, бороде и бакенбардам.
У дела был продолжатель — Первый, Николай. «Его величество изволил повелеть: не допускать никаких странностей в усах и бакенбардах, наблюдая, чтобы первые были ниже рта, а последние, ежели не сведены с усами, то также не ниже рта, выбривая их на щеках против оного»[142].
Нет, так народ не удержать. «Альманах современных русских государственных деятелей» 1897 г., портреты. Все члены царствующей фамилии — сильный пол, конечно — на них усы и у большинства — борода[143].
И еще — статистика. Из нескольких сотен «государственных деятелей», поименованных в «Альманахе…», 90 % обладают роскошными усами, а 85 % — бородой, иногда раздвоенной (зачем — неизвестно), и только 5 % — бриты и наги. И у многих усы и бакенбарды «ниже рта».
Форма, форма — она задает тон. Куда форма — туда и мы. Петр I: «А ежели кто учнет Русским каким платьем и сапогами торговать, или как Русское платье и бороды носить, и за такое их преступление учинено им будет жестокое наказание и сосланы будут на каторгу, а имение их движимое и недвижимое будут на Великого Государя без всякой пощады»[144]. А какое нужно? Немецкое.
Мыслительная деятельность начальника дает нам форму. Павел I? Запрет носить круглые шляпы и отложные воротники[145]. Высылки и избиения — за ношение. Запрещение медвежьих шуб. 1799 г.: запрет дамам носить через плечо разноцветные ленты; запрет широких больших буклей; запрет бакенбард; запрет немецких кафтанов; запрет «синих женских сюртуков с кроеным воротником и белой юбкой» и т. п.[146] Запрещение фраков и жилетов. И высочайшее повеление: «не увертывать шею безмерно платками, галстуками, или косынками, а повязывать оныя приличным образом без излишней толстоты»[147].
Кто следующий? Конечно, Николай, номер Первый.
Прямое повеление дамам и девицам, которые «позволяют себе изменять <…> головные уборы, кои делают прозрачные или из цветов, что совершенно противно высочайше утвержденным рисункам… Наистрожайше запрещается отступать от утвержденной формы национального костюма, который не должен подлежать перемене иностранных мод…»[148]. Под расписку, между прочим.
А с кем столкнулся?
Конечно, с Пушкиным. Он был допущен в узкий круг, ради жены, желанной при дворе. Николай I — Бенкендорфу: «Вы могли бы сказать Пушкину, что неприлично ему одному быть во фраке, когда мы все были в мундирах <…> впоследствии, в подобных случаях пусть так не делает»[149]. И шляпы его были тоже не те.
Форма. Форма. Форма. Высочайше установленная форма. Только так и не иначе. Всем — всем — всем.
Максима: «Только те, кто упакован в форму, могут быть упорядоченными».
И быть допущенными.
Вышестоящий глаз должен отдыхать на них и не видеть различий.
А дальше? Конечно, Сталин — шесть кителей, брюк — 10, шинели — 4, фуражки — 4 и больше ничего (по описи имущества).
Скромность. Казарменное общество? Так надо — гимнастерка, китель, шинель и старенькие сапоги. Влюбленная обслуга. Живу для всех.
О, да, это образец Камраде Команданте. Исходник для диктаторов помельче, а также форма бытия — для их бомонда.
Мао Цзэдун, Фидель Кастро с соратниками, Хо Ши Мин, Ким Ир Сен и его потомки, Чавес, безумный Пол Пот.
Год 1936. «В Берлине <…> с нашей делегацией произошел курьезный случай. В СССР тогда одевались просто. Я, например, ходил в гимнастерке, армейских сапогах и носил фуражку военного образца. Перед отъездом мне сшили костюм и ботинки на европейский манер. Товарищам, которые ехали со мной, в Москве тоже сшили костюмы в ателье. Когда мы вышли на берлинском вокзале, то заметили, что все немцы с удивлением смотрят на нас. Подумываю: что такое? Оборачиваюсь и вижу, что все мы в одинаковых шляпах, ботинках и костюмах, одного цвета и фасона»[150].
Мы должны смеяться?
Когда вы оглянетесь, то увидите — да, костюмы и ботинки одного фасона. И шляпы одинаковые. По большому счету, конечно. Галстуки — темные, ни-ни. Типовые фигура и лицо.
Свои — чужие.
Еще одна максима: «Подобное рождает ухудшенных подобных. Не сочетаясь с бесподобным, садятся в лужу, оставляя смешную память и чувство недоумения: что это было?».
Это тоже закон начальствующего бытия.
Ваш ненаглядный «изм»
См.: Зритель, 1905, № 4. С. 8
В него вас заставят поверить.
«Измы» — естественная потребность первых лиц. Как только становится непогрешимым тело — сразу же возвышается и дух. Труды Муссолини — многочисленны. В его собрании сочинений могли быть несколько десятков томов.
Сталинизм, маоизм, учение чучхе (Северная Корея), Муссолини с его Римом — всё это Оруэлл («1984») и Замятин («Мы»).
Но есть ведь и кое-что еще.
Бесконечная толпа вождей. Не меньше сотни «измов»! Вы хотите знать, как обустроить Африканский континент? За этим — к Муаммару Каддафи, его «третьей всемирной теории» и Джамахирии, «народоправству». По образцу Великой Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии, попросту говоря — Ливии. И есть, где об этом прочитать — «Зеленая книга» Каддафи с программой счастья («The Green Book») (1975–1981 гг.)[151]. «Я, простой бедуин, который ездил на осле и босым пас коз, проживший жизнь среди таких же простых людей, вручаю вам свою маленькую, состоящую из трех частей Зеленую книгу, схожую со знаменем Иисуса, скрижалями Моисея, и краткой проповедью того, кто ехал на верблюде». И еще — «Мое видение» («My Vision»), 2005.
Как сделать Аргентину благоуханной? Нет проблем, это знали Хуан и Эвита Перон (третий путь, «перонизм» конца 1940-х — начала 1950-х годов). Мечта, начавшаяся, между тем, военным переворотом. И книги, речи — «Перонистская доктрина»![152] Как всем раздать всё? Как сделать рай в стране, всё в ней переворотив? За этим — к Уго Чавесу и его апостолам («социализм XXI века», «чавизм», «боливарианизм»). Живейшая демонстрация того, как превратить жизнь в ад. Благими намерениями…
Собрать в одну горсть всю Индонезию? Сжать ее в кулак? Есть ответ — Сухарто и его «Новый порядок» 1960-х — 1970-х годов (New Order). Много железа и переломанных душ. Еще и взлет экономики, пока не пришел год 1997-й, азиатский кризис, и не сломал всё. Как выгнать всех белых? Легко! Пожалуйста, Роберт Мугабе, Зимбабве («мугабеизм», Mugabeism). Нужно уметь за 30 лет превратить успешную Родезию, кормилицу, в инфляционное и зависимое от импорта еды государство. Переустроить арабский мир? Это, конечно, насеризм (Nasserism), арабский социализм, Гамаль Абдель Насер, Египет. И его книги: «Философия революции», 1955 г. (The Philosophy of the Revolution)[153], «Вперед к свободе», 1959 г. (Towards Freedom). Мобутизм? Милости просим — единственно верное духовное течение. Смесь Бога, нации и Мобуту, диктатора Заира / Демократической Республики Конго. 32 года на своем посту!
Где измы — там небеса. Франсуа Дювалье, Папа Док, Гаити. В дювальеризме — «избранник Христа». Кто еще? Воплощение нации. Культа вуду. Властитель тонтон-макутов. Молитва «Отче наш» была переписана: «Папа Док! Вечно сущий в национальном дворце! Да святится имя твое в нынешнем и последующем поколениях! Да будет воля твоя и в Порт-о-Пренсе, как во всех провинциях. Дай нам обновленную республику Гаити на сей день, и не оставляй антипатриотическим захватчикам, ежедневно попирающим страну, долгов их. Да введи их во искушение под тяжестью их грехов и не избави их от лукавого»[154].
Как всё это варить? Берется национализм (мы — уникальные, мы очень-очень, мы угнетены). Подсыпать авторитарной крошки («только я», мобилизация, сильный центр, порядок, единый, братья, фронт). Дальше, конечно, нужен нож — есть Самый Главный Враг (другие «измы», народцы и кривые страны, которые испорчены и хотят нас съесть, или гнетут). Добавим соус с перцем (мы — ключ всего, ментальность — зашибись, история — пять звезд, конструкция — жизнеутверждающая, герои — в глубь веков, а мы — это те же они). Затем солить на раны: все повара, рулившие до нас — такое фу-у-у! Дальше — побольше местного колорита! И, конечно, долой коррупцию! Впереди — спокойствие, порядок и чистота! А вот теперь есть всё, чтобы стране цвести! Пышно цвести! Я обещаю, что вы будете жить гораздо лучше! Больше! Выше! Величественнее! Чище! Согласны? Тогда — на абордаж!
Всё это, конечно, в самой разной смеси и пропорции. То сахарку побольше, то горечи, то специй, от которых слезки. Но — рецепты универсальны: мы — лучше, враг — хуже, нам — вместе, мы — нечто, я — больше, вы — арбайтен, их бин — знаю кому.
Стоп — стоп — стоп! «Измы» — разные. Среди теорий и переворотов были крупные личности. Да, на темнейшей стороне. Да, виновны в насилии. Да, двойственны — и зло, и благо — но рост, развитие.
Франсиско Франко, Испания («франкизм», Francoism). Ужасы гражданской войны — и первое испанское экономическое чудо в конце 1950-х — 1960-х годах. Что будет, когда уйдет? Он, кажется, понимал, что случится — и по смыслу того, что делал, готовил будущую либерализацию.
Иосип Броз Тито, Югославия. Нож в спину «восточному блоку» — «титоизм» (titoism)! Были репрессии? Были. Но еще и попытки изменить сталинский социализм (конкуренция и самоуправление на предприятиях). Его похороны стали беспрецедентными по числу желающих там свидеться стран (более 120). Две сотни с лишком президентов, принцев, премьер-министров и министров иностранных дел.
Антониу Салазар, Португалия — с его охранительным «Новым государством» и «Корпоративной республикой». Материнство, скука, консерватизм, стабилизация, иерархии. Власть технократов и профессуры. Ручное управление. Вечно объявляемые благие намерения. И снова книги — «Как поднять государство», «Как вновь утвердить государство»[155]. Как? Постное общество, вечно зажатое, чуда роста благосостояния не случится, но даст почву для будущего превращения Португалии, уже демократической, в развитое государство.
Есть еще и те, за кем числится реальное экономическое чудо. Да — авторитаризм, да — есть то, от чего воротит, но — очень удачные макроэкономические проекты. Ли Куан Ю, Сингапур. Выстроенная им модель Сингапура как международного финансового центра. Все зачитываются «Сингапурской историей»[156]. Как хороша Маша!
Пак Чон Хи — почти сказочное преобразование беднейшей, полностью зависимой от США Южной Кореи в развитое государство. Через военный переворот в начале, через диктатуру. И снова — своя философия, чучхесон («сам себе хозяин»), изъясниться в книге. Читайте Пак Чон Хи — «Дорога нашей нации. Идеология социальной реконструкции» (1969–1970), «Возрожденная Корея: модель для развития» (1979) и др.[157]
Кто еще? Махатхир Мохамад (Малайзия) с его особенной философией. Раскройте «Малайскую дилемму» (The Malay Dilemma, 1970 г.) и «Путь вперед» (The Way Forward, 1998 г.) и др.[158] А тот, кто забыл об Ататюрке — тому и «глаз вон»! Кемализм, официальная философия модернизированной Турции! Осуществленный способ успешно собрать осколки Османской империи.
Никогда не забыть Людвига Эрхарда с его ясной, вслух выраженной любовью к собственному народу. Социальная рыночная экономика, ордолиберализм. И, конечно, классическая, читанная — перечитанная его книга «Благосостояние для всех»[159].
Вы можете изощряться в любом «изме». Провозглашать всё, что угодно, но если не будет обширного, настоящего доступа к деньгам (инвестициям) и технологиям из западного мира (так было до сих пор) или в будущем из Азии, то вы — обречены, как бы ни кричали о самобытности, об особенности, о чем-то таком, что только вам известно.
И рано или поздно ваше всевластие закончится. Обычно лет через 20–30.
Только не еще один «изм» в России! Только не еще одна теория, которая будет нас брать измором! Не нужно дуста, не надо санобработки наших мозгов! Не нужно основополагающих статей! Особенно — когда санкции и перекрывают доступ к деньгам и технологиям!
Лучше спокойно, практично спросить себя — без всяких «измов» — как создать такое движение к экономическому росту в своей стране, которое бы взламывало санкции. 5–6 % роста ВВП в год — это неизбежная очередь из инвесторов. Капитал не может устоять перед такой прибыльностью. А там, потихоньку в путь — снимать все заслоны, которые накопились за десяток последних лет.
Вперед, вперед, в дальний путь! Так говорит нам сто теорий, сто «измов», возникавших на обломках когда-то успешных государств.
Человек «никогда». Александр III
«…Хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастия России это необходимо, конечно этого не будет, я не допущу. Вряд ли, впрочем, я когда-нибудь убеждусь в пользе подобной меры, слишком я уверен в ее вреде. Странно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма»[160].
И точка. Представительное начало. Вред. Паршивая журналистика. Бюрократический либерализм. Не допущу.
И еще раз. И не единожды.
«…Пока я жив и Богу угодно будет, чтобы я оставался на моем тяжелом посту, на который Он сам меня поставил, не допущу я этой лжи на святой Руси, в этом будьте уверены; я слишком глубоко убежден в безобразии представительного выборного начала, чтобы когда-либо допустить его в России в том виде, как оно существует во всей Европе»[161].
Представительное начало. Ложь. Безобразие. Не допущу.
И не допустил. Последствия известны.
Всё это было в наших семьях — но только давних. Сто с лишним лет назад.
Другое, но то же, происходит с нами.
Человек счастья. Николай II
Дневник — записи для себя. Никем не подготовленные речи.
«Какое счастье я почувствовал, проснувшись утром, когда вспомнил, что живу под одной крышей с ненаглядной моей Аликс!»[162]. «Она большой ребенок… Почти не верится, что это наше дитя! Боже, что за счастье!!!»[163]. «Утро было, к счастью, свободное»[164]. «К счастью, окончил чтение толстого отчета Военного Министра!»[165]. «Погода стояла, к счастью, дивная»[166]. «Проснулись, к счастью, с чудным днем»[167]. «Принял пять докладов, к счастью, все короткие»[168]. «Мне наконец посчастливилось — убил первого своего зубра»[169]. «Удивительное счастье привезти с собой домой пять оленей в один день!»[170]. «Как я счастлив быть опять вместе с Аликс!»[171]. «В полчаса времени убил своих первых двух волков. Удивительное счастие!»[172]. «Счастливцы поехали в Крым»[173]. «Погода, к счастью, сделалась чудная»[174]. «12-я годовщина нашей счастливой супружеской жизни. Да благословит ее Господь Бог и впредь!»[175]. «Крен яхты, к счастью, уменьшался»[176]. «Благодарение Господу за счастливое и удачное плавание»[177]. «К счастью, погода выстояла к стрелковому параду. Стрелки представились отлично»[178]. «К утру, к счастью, туман рассеялся»[179]. «Открыл новый тир, сделав первый выстрел, кот., к счастью, попал»[180]. «Мне минуло 46 лет. Вот-с! К счастью, погода поправилась»[181].
И еще счастье.
«К счастью, подавляющее количество войск в Петрограде осталось верно своему долгу, и порядок снова восстановлен на улицах»[182].
Счастье, когда доклады — короткие. «Опять мерзостные телеграммы одолевали целый день!»[183].
Счастье — частное, погодное, охотничье и еще — армейское. Там тоже счастье. «Смотр закончился блестящей атакой 10 полков конницы! Погода как нельзя более благоприятствовала чудному зрелищу. У меня всегда дух подымается, когда я давно не видал войск, снова делая им смотр, всё в один раз!»[184].
Это не символ веры.
Это просто счастье.
«Сердце царя было полно любви, так сказать, коллективной любви, объектом коей была вся его обширная родина — и никто в частности»[185].
Именно этот род любви — если это любовь — дает способность и силу начинать войны, бок о бок с абстракциями: народ, родина, священный долг, преданность, единение, отчизна, ради.
«Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель»[186].
Бессмысленные мечтания о народном представительстве. О выборности. Об уступке хотя бы части власти.
А хотел сказать, как пишут, «беспочвенные мечтания», что нелегче.
Всё, что было потом — выборность, гражданские свободы (1905 г.) — поневоле.
«…Вы, братцы, конечно, должны знать, что всякое право собственности неприкосновенно, то, что принадлежит помещику, принадлежит ему, то, что принадлежит крестьянину, принадлежит ему… Иначе не может быть, и тут спора быть не может… В Моих заботах о вас Я не забуду крестьян, ваши нужды Мне дороги, и Я об них буду заботиться постоянно… Я вам помогу, но, повторяю, помните всегда, что право собственности свято и должно быть неприкосновенно»[187].
Не помог. В Его заботах.
Первая попытка «черного передела» — в 1903–1905 годах.
Разгром усадеб, «черный передел» земли — в 1917–1919 годах.
«Было отрадно видеть эту массу крестьян, в деревенских нарядах, с бесхитростным восторгом встречавших своего „царя-батюшку“ …Царь был убежден, что народ его искренне любит, а что вся крамола — наносное явление, явившееся следствием пропаганды властолюбивой интеллигенции»[188].
«Государство Российское созидалось и крепло неразрывным единением царя с народом и народа с царем. Согласие и единение царя и народа — великая нравственная сила, созидавшая Россию в течение веков…»[189].
Меня любит народ.
Единение царя и народа напрямую. Минуя бюрократию и интеллигенцию.
«Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне…»[190],
Преданность — как данность. Мне.
«…Толпа пришла на набережную и кричала „ура!“, чтобы мы показались… Трогательные проявления народных чувств и в полном порядке!»[191]. «Народу на станциях по пути была масса, такие приветливые веселые люди»[192].
Такие приветливые веселые люди.
Манифест 20 июля 1914 г. об объявлении войны: «Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом»[193].
Не укрепилось.
«Меня любят народ и армия, — сказал Государь, — и я чувствую, что среди армии я буду в полной безопасности»[194].
Нет, уже не любили.
И не в безопасности.
«Воля Господа должна быть исполнена… Я подписал мой первый приказ и добавил несколько слов трясущейся рукой… Мы только что закончили играть в домино, когда я получил <…> телеграмму, <…> что сегодня наша 11 армия <…> атаковала две германские дивизии <…> в результате были взяты в плен 150 офицеров и 7000 солдат, захвачено 30 орудий и много пулеметов. И это случилось сразу после того, как мои войска услышали о том, что я взял на себя командование. Это воистину Божья милость, и так быстро!..»[195].
Быть Верховным. Главнокомандующим. Несмотря на протесты отовсюду.
«Лавры, которых Вы доискиваетесь, обратятся скоро в шипы».
«Военное искусство нужно долго изучать».
«Не покидайте Петербурга».
«Вы будете ответственны за все Ваши поражения».
Это решение унижает Вашу неприкосновенность[196].
Так и случилось.
Неприкосновенность? Ее больше нет.
Неизвестно.
Когда Он — упертый, ложно представляющий, как устроена жизнь?
Совершенно неизвестно.
Ничто не заставит Его переменить свой символ веры.
Даже если это погребет страну.
Человек проигрыша. Керенский
Свобода ему не отдалась, как ни звал ее замуж.
См.: Новый Сатирикон, 1917, № 33. С. 12. Рис. Н. Радлова
«Никогда не писал заранее текстов выступлений и не репетировал их»[197].
Было много речей. Известно, чем закончилось. В истории: бла-бла-бла.
«Человек всегда стремится к свободе. Человек культурный — к свободе и праву: к свободе, регулируемой правом и правом обеспечиваемой… Лозунг „свобода“ должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет»[198].
Свобода и право. В этом — спасение государства.
Юристы потом еще не раз становились во главе российского государства.
Свободой, правда, не отделаешься.
Только свобода быстро превращается в несвободу. Как в 1990-е.
«Полностью освободившись от юношеского романтизма, я понял, что в России никогда не будет подлинной демократии до тех пор, пока ее народ не сделает сознательного шага к единению во имя достижения общей цели»[199].
Народ. Соединить. Сознательный шаг. К демократии.
Сознательный шаг народа — это что?
Разъярился — запись после тюрьмы.
Сидел 4 месяца в петербургских «Крестах».
15 февраля 1917 года. Все действующие лица — еще на своих местах.
«У нас, господа, есть гораздо более опасный враг, чем немецкое влияние, чем предательство и измена отдельных лиц, — это система <…> безответственного деспотизма, система средневекового представления о государстве, представления не как о современном европейском государстве, а как о вотчине, где есть господин и холопы… Корень зла — это личный режим, это сконцентрирование вокруг фигуры власти всех подонков общественности… Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно… Как можно прикрывать свое бездействие выполнением закона, когда ваш враги не прикрываются законом, а, открыто надсмехаясь над всей страной, издеваясь над нами, каждый день нарушают закон? С нарушителями закона есть только один путь — физического их устранения»[200].
Безответственный деспотизм.
Фигура власти — корень зла.
Уничтожение режима.
Физическое устранение.
«Стремление крестьян к земле имеет неудержимую силу <…> и всякий, кто будет противиться принудительному отчуждению, будет сметен с лица земли»[201].
За землю — сметут с лица земли.
Его — смели.
Земельная реформа была объявлена, но не проведена. К тому же — продразверстка.
«Никому не суждено уйти от ответственности за свои деяния и <…> за всё приходится платить. Никому не уйти от ответственности за макиавеллиевскую политику, которая учит, что политика и мораль не имеют ничего общего и что всё, что считается аморальным и преступным в жизни одного человека, не только допустимо, но даже необходимо во имя блага и мощи государства. Так было всегда, но так не должно быть в будущем. И если это будет продолжаться и впредь, тогда наружу вырвутся разрушительные силы, аккумулировавшиеся внутри бездушной механической цивилизации современного мира. Человек должен научиться жить, руководствуясь не ненавистью и жаждой мщения, а любовью и всепрощением»[202].
Но думал ли он о себе, когда писал эти строки?
А он ушел от ответственности?
Что и как воздалось ему? За что он заплатил?
Безжалостная была проба — между февралем и октябрем.
Продолжается и сейчас.
Каждый день.
Горяча. Екатерина II
См.: Новый Сатирикон, 1916, № 37. С. 2. Рис. Миссъ
Матушка Государыня.
Так звал ее Потемкин в письмах.
А как он называл ее в темной комнате — то знать никому не ведомо.
Кажется, есть смысл держать больше женщин во власти. Странам нужен материнский инстинкт.
И философский. Это как раз о Екатерине Великой.
Вот горячая скоропись из ее «Записок…»:
«Свобода, душа всего, без тебя всё мертво. Я хочу, чтобы повиновались законам, но не рабов. Я хочу общей цели делать счастливыми, но вовсе не своенравия, не чудачества и не тирании…[203]
Мир необходим этой обширной империи; мы нуждаемся в населении, а не в опустошениях; заставьте кишеть народом наши обширные пустыни, если это возможно… Мир гораздо скорее даст нам равновесие, нежели случайности войны, всегда разорительной…
Власть без доверия народа ничего не значит, тому, кто желает быть любимым и прославиться, достичь этого легко. Примите за правило ваших действий и ваших постановлений благо народа и справедливость, которая с ним неразлучна. Вы не имеете и не должны иметь других интересов. Если душа ваша благородна — вот ее цель…»[204].
Здесь, кажется, нужно подписаться под каждым словом.
И еще — императрица не видит смысла, чтобы вся жизнь была — в столицах.
Ей нужны маленькие города.
«Большая часть наших фабрик — в Москве, место, может быть, наименее благоприятное в России; там бесчисленное множество народу; рабочие становятся распущенными… С другой стороны, сотни маленьких городов приходят в разрушение! Отчего не перенести в каждый по фабрике, выбирая сообразно с местным продуктом…?»[205]
Горячие речи. С ними невозможно спорить.
Тот, кто видит, как сегодня вся жизнь, ресурсы, люди, капиталы сосредотачиваются в Москве, должен бесконечно ссылаться на императрицу.
Была права.
Благо народа, как основа основ, жизнь без войны, свобода, законопослушание, разумная децентрализация — программа дня и на сегодня.
Это срочнейшая программа.
А вот заметки: «Помощь народу при бедствиях».
«1) открыть кладовые и сокровищницы государства;
2) уменьшить таможенные сборы и налоги;
3) приостановить наряды на общественные работы;
4) снять запрещения стеснительные;
5) облегчить продажу хлеб, отменив пошлины;
8) смягчить строгость законов и закрывать глаза на те проступки, в которых нищета замешана больше, чем злой умысел»[206].
От Матушки Государыни — не кнут, а пряник.
Это, конечно, мечта.
Страна Россия, в которой больше пряника, чем кнута.