ромычать, но губы тоже перестали слушаться.
— Вы хотели поговорить, Ивидель? Вот и сейчас и поговорим, — со злостью пообещал учитель и понес меня куда-то на руках.
А я даже не могла повернуть голову и
посмотреть куда. Но что еще важнее, я не могла повернуть голову и посмотреть, продолжается ли погоня.
И мы снова оказались в его кабинете среди, со стен которого на меня смотрели не фотографии и не портреты, на меня смотрели наградные листы в вычурных рамках. Мы оказались среди хаоса бумаг и книг.
— Онемение сейчас пройдет, — сказал магистр, опуская меня на стул. — Сперва вы почувствуете легкое покалывание.
Я уже его почувствовала, но продолжала с укором смотреть на учителя. Правда, ему мои укоры были абсолютно безразличны. Покалывание растекалось по позвоночнику, и я поняла, что могу двигать головой, могу открыть рот и…
— Эта магия запрещена! Жрицы узнают… — Хотела выкрикнуть ему это в лицо, хотела увидеть, как он испугается или разозлится. Но вместо крика вышел едва слышный шепот, а вместо того, чтобы испугаться, магистр грустно улыбнулся.
— Это не магия, Ивидель. Я всего лишь нажал одну из точек на вашем теле. Наподобие той, что есть у вас на локте, и когда вы им ударяетесь, немеет вся рука… Так вот, теперь представьте, что вы ударились позвоночником. Меня этому научил один целитель с Верхних островов. — Я смогла, наконец, поднять руку и уцепиться за спинку стула. Магистр выпрямился. — Но приятно знать, что вы настолько чтите заветы богинь, что готовы сдать меня жрицам. Хвалю!
Из его уст это «хвалю» прозвучало горько.
Только вот сейчас мне не было дела до его чувств, мне и своих хватало с головой.
— Рассказывайте, — приказал Йен Виттерн, садясь за стол. — Не то, почему вы бросились на помощь к барону Оуэну, об этом и сам уже догадался, рассказывайте остальное, а то, что этого «остального» много, я даже не сомневаюсь.
— Вы не дали мне помочь ему! — я попыталась встать на дрожащие ноги.
— Я не дал вам угробить вас обоих. Думаете, маги будут просто так смотреть, как вы проверяете пределы своей силы? Отнюдь. Сейчас они его просто ловят, но если поймут, что взять живым пришельца с Тиэры невозможно, они его убьют. И очень быстро. Вы едва не превратили игру «в догонялки» в настоящий бой. Ничего не изменилось, ему все еще некуда деться с острова, поэтому маги и осторожничают. — Он налил в стеклянный бокал воды и поставил на стол передо мной.
Словно в насмешку, я тут же ощутила сухость во рту. А еще негодование, но какое-то беспомощное, потому что возможно, только возможно, он был прав.
— Благодарю, — смогла прошептать я, слова казались шершавыми и царапающими горло.
— Не благодарите, а рассказывайте. Рассказывайте, если хотите чтобы я помог вам. А возможно, и ему.
Вот это «ему» и решило дело. А еще то, что я ужасно устала быть одна, знать все одна и решать все одна. Очень боялась ошибиться, и этот страх стал моим постоянным спутником. А сейчас мне предлагали переложить часть этой ноши на чужие плечи.
Я отпила воды и стала рассказывать. Сперва тихо, а потом все громче и громче, словно боясь, что меня не услышат. Учитель не прерывал, не задавал вопросов, лишь все больше и больше хмурился. Я рассказала ему все. Почти. Рассказала о Первом форте, о князе, о библиотечной башне, о происхождении Академикума, о дурацком слухе, о том, что кто-то стоял на пороге моей комнаты, но так и не решился постучать, о следах на снегу, о взгляде в спину… Умолчала лишь о том, что произошло между мной и Крисом в развалинах первой башни. Это принадлежало только мне. И Оуэну.
— И если вы сейчас мне скажете, что это снова ваша операция, то я просто не знаю, что сделаю, — пообещала я, сжимая кулаки. Кончики пальцев еще покалывало, но я уже могла двигаться.
— Если это и операция, то не наша, — задумчиво проговорил магистр и встал. — Значит, нужно выяснить чья. — И с этими словами Йен Виттерн направился к двери.
Я вскочила, пошатнулась. Учитель обернулась.
— А вам лучше остаться здесь.
— Но вы сказали нужно узнать…
— Но я не говорил, что узнавать, чтобы то ни было, мы будем вместе, это во-первых. А во-вторых, вы, Ивидель, не выйдите из этого кабинета, пока я не вернусь. — И видя, что я уже готова возразить, пригрозил: — Не заставляйте меня надевать на вас кандалы, леди Астер.
— Но…
— Вы до сих пор ничего не поняли, Ивидель? — спросил он с таким участием, что мне почти стало больно.
Так маменька интересовалась в сиротском приюте, все ли у них хорошо, не нужно ли чего? У них никогда не было все хорошо, эти дети остались без родителей. И им всегда что-нибудь нужно, потому что-то дети вырастали из одежды, ломали игрушки, их нужно было учить читать, нужно… Много всего нужно. И маменька и директриса приюта — обе это знали. И в тоне графини Астер это знание слышалось совершенно отчетливо. Знание и снисходительная жалость к несчастным. Так же сейчас смотрел на меня Йен Виттерн.
— Такие вопросы решают не там, — он кивнул на окно, за которым все еще слышался перестук капели. — Их решают совсем в других местах. В тиши кабинетов и будуаров, за завтраком или за ужином, при личной встрече или обсуждая кого-то нужного или ненужного за глаза. Вы понимаете? — он склонился к моему лицу, а я не знала, что ему ответить. — Все будет так, как решит князь, и не иначе. Даже если вы положите в бою весь орден Серых псов, это ничего не изменит. Оуэн не сможет бегать вечно.
— Но… но… — Я не знала, что сказать и ухватилась за первую мысль, что пришла в голову. — Но князь применяет запретную магию!
— Предлагаете послать к нему жрицу? Он же ее бедняжку повесит на первом же верстовом столбе, и нас с вами за компанию. Тогда уж мы точно не сможем ему ничего доказать.
— Но богини же запретили…
— Хотите обратиться в вышестоящую инстанцию? Отлично. Но с богинями договаривайтесь без меня. — Он снова жалостливо улыбнулся, как маменька одной из сироток, что подарила ей вышитый гобелен, который не подходил ни к одной гостиной, который казался везде неуместным, совсем, как тон учителя.
— Милорд, — в отчаянии прошептала я. — Но что же нам делать?
— Вам — ждать. А я пойду пока выясню, поймали ли Оуэна. И если поймали, попробую с ним поговорить, а потом с князем. Но если по возвращению, я не застану вас на этом самом месте, — магистр указал пальцем в пол, — если вы опять броситесь геройствовать, то на мою помощь больше можете не рассчитывать. Это ясно, Астер? — голос мужчины стал жестким.
— Да.
— Вот и отлично, — он снова улыбнулся, и изуродованная половина его лица скривилась.
Дверь захлопнулась, и я осталась в кабинете магистра одна. В кабинете, где со всем сторон на меня смотрели не лица родовитых предков, а похвальные листы, грамоты, приказ о награждении и жаловании какие-то привилегии… Они давили сильнее, чем взгляды пращуров.
Отчего-то вспомнились слова магистра: «об этом и сам уже догадался». А кто еще кроме него догадался? Кто из тех, кто был сегодня у разрушенной библиотечной башни, видел, как я бросилась за «тиэрским бароном»? Сколько еще таких догадавшихся?
Я прижала руки к горячим щекам. А ведь это важно, и дело не в репутации. Не только в репутации, которая скоро начнет трещать по швам, как старое платье. Как сказал Крис: «Ножик у горла той, на которую боишься даже смотреть — самый лучший способ заставить открыть рот того, кто не хочет говорить…» А если ножик приставят не к моему, а к его горлу? На что я готова, чтобы отвести беду от Криса? Ответ прост и ужасен — на все. И проверять если ли у этого «все» дно мне совершенно не хотелось.
Магистра не было долго. Очень долго, мне показалось целую вечность. Но сколько точно я не знала, от этого вечность становилась еще длиннее. Я даже успела пожалеть об оставленном в комнате разбитом брегете, успела обругать учителя за медлительность, солнечный свет, что заглядывал сквозь стекла, за яркость. Успела даже зажать уши ладонями, чтобы не слышать крики с улицы, которые, как нарочно, провоцировали открыть эту дверь и выбежать…
Крики?
Я подскочила к окну, пытаясь что-то разглядеть, но как назло напротив кабинета магистра росло дерево, невзрачное с короткими топорщащимися ветками, а еще дальше начинались высокие корпуса Посвящения жриц. Я вытянула шею, но так толком ничего и не увидела и со злостью стукнула ладонью по подоконнику. Кисть тут же отозвалась болью. Грохнул выстрел метателя. Тяжело грохнул. Свинцовый заряд. Я вздрогнула, словно стреляли в меня. Снова раздались крики. На краткий миг я поддалась панике и бросилась к двери. Почему-то казалось, что там сейчас происходит что-то важное и что-то ужасное одновременно. Всегда что-то важное происходит без тебя.
Стреляли Криса, я была в этом уверена. Он там, а я здесь…
«Вы едва не превратили игру «в догонялки» в настоящий бой», — вспомнила я слова магистра и остановилась. Поняла, что держусь за ручку двери, готовая распахнуть ее и выскочить в коридор. Поняла, заставила себя разжать пальцы и вернулась к окну, как раз в тот момент, когда с правого края показался шар отчаливающего дирижабля.
— Значит, он все же сделал это, — прошептала я. — Смог уговорить князя.
Несмотря на очевидное, верилось с трудом. Я пока не понимала хорошо это или плохо…
Снова раздались выстрелы. Сразу три, словно канонада из пушек в честь спуска нового воздушного судна. Вернее взлета. Такие же громкие и такие же пугающие.
А потом шар накренился. Я до боли закусила губу. Девы!
Раздался отвратительный скрежет. С таким звуком паровой мобиль задевает кирпичную стену. С таким звуком сминается кабина, с таким звуком лопается и осыпается на мостовую стекло. И пусть, он слышался отдаленно, но воображение художника уже вовсю рисовало картины произошедшей катастрофы, совсем, как Эрнестале десять лет назад.
Шар накренился, задевая дерево, снова раздались крики, снова выстрелил метатель. Воздушное судно вздрогнуло, словно что-то ударило по шару, его повело вправо на шпили Отречения, который издалека выглядели такими острыми. И теперь уже закричала я. Но тут шар выровнялся и стал медленно подниматься над островом. Я видела обрывок каната, который болтался у корпуса пассажирской корзины, словно крысиный хвост. И этот хвост тлел, как фитиль пушечного ядра. Дверь в салон отсутствовала, и я даже не хотелаузнавать по какой причине. Лишь победно вскинула руку, когда дирижабль поднялся над верхушками шпилей, когда очередной свинцовый снаряд метателя пролетел мимо, когда воздушное судноразвернулось и скрылось в густых облаках.