– начал рассказывать Тимофей Спиридонович.
С его слов выходило, что у всех нормальных домов есть корни, которые спускаются глубоко под землю. Там они сплетаются в единую живую сущность. Домовые ухаживают за ней, а она дает им силы и позволяет перемещаться по корням.
–Скоро сам всё увидишь! Красотища такая!– повторял Тимофей Спиридонович во время спуска, который продлился несколько часов.
Но вот он закончился, и Николас оказался в странном месте. Это был просторный зал, весь сплетенный из зеленоватых побегов, коричневых корней и каких-то белых нитей. Мягкий зеленоватый свет шел снизу от пола. Тимофей Спиридонович радостно запрыгал по этому покрытию и указал дорогу:
–Туда.
Ник пошел следом за домовым, и его едва не сбила с ног стайка крохотных избушек. Маленькие домики пробежали по залу, перебирая множеством подвижных корешков.
Минут через десять Тимофей Спиридонович оказался возле массивной колонны с табличкой «Москва».
–Эй!– закричал домовой куда-то вверх.– Мы ищем чародея Гримгора и его несносную дочурку Оливию!
Потом Тимофей Спиридонович приложил ухо к колонне и стал слушать. А через пару минут объявил:
–Порядок! Лезем наверх!
Николас неожиданно понял, что совершенно не хочет уходить из этого странного места. Что могло делать его таким уютным? Уже поднимаясь вверх по колонне, мальчик понял: всё дело в аромате. Корневище домов всего мира пахло свежим печеньем, миндалем, корицей и яблоками.
Подъем оказался труднее спуска. И не только потому, что лезть нужно было вверх. Московская колонна постоянно ветвилась, и Тимофею Спиридоновичу приходилось вступать в переговоры с домовыми наверху.
–Эй, Якиманка, колдун Гримгор и его дочурка у вас квартируют?– кричал домовой.
Получив отрицательный ответ, Тимофей Спиридонович лез дальше, а Ник следом за ним. Однажды разговор получился совсем неприятным.
–Эй там, на Рогожской Заставе! Ищем квартиранта – заморского колдуна Гримгора с дочерью малолетней!– как обычно, прокричал домовой, а выслушав ответ, сорвался на визг: – А сам иди-ка в Индию да обратно с избушкой на горбу!
Тимофей Спиридонович обхватил корень ногами и потер ладошки, предвкушая смачную перебранку. Но, выслушав ответ, скуксился и заговорил совсем по-другому:
–Что, и вправду сносят? Это ж зодческий шедевр! Семнадцатый век! Да чтоб им пусто было! Чтоб у них в печке дымоход скривился! Чтоб им мыться каждый день приходилось!
Домовой нахмурился и полез выше. Минут через пять Николас решил как-то поддержать Тимофея Спиридоновича.
–Что, очень красивый дом сломали? Дворец или церковь?– спросил мальчик.
–Какое там!– воскликнул домовой.– Так себе, избушку-гнилушку – три окна, полторы комнаты!
–Почему тогда…– Ник задумался, как бы поделикатней спросить о причинах столь безудержной грусти и отчаянной злобы.
Тимофей Спиридонович стал объяснять сам, без лишних расспросов. С его слов выходило, что старые дома сносить нельзя. Нужно ремонтировать, в крайнем случае, перестраивать.
–Сам понимаешь, в древней развалюхе домовой не подарок. Там, на Рогожской, вообще лютый дед хозяйничал – Велеслав Ольгердович! Он теперь вниз спустится и всех донимать начнет. А как построят на месте избушки палаты, старый домовой вернется. И прежние порядки наводить начнет. Уж он-то им задаст!
Тимофей Спиридонович блаженно улыбнулся, представляя, как Велеслав Ольгердович оторвется на жильцах будущих палат.
–У него пятно есть любимое, специальное для ловли мошек. Делает из меда или варенья всегда на одном месте,– усмехнулся домовой.– Уж сколько квартирантам с ним возни достанется!
Дальше поднимались спокойно и в тишине. Тимофей Спиридонович отыскал Сокольнический столб, который вскоре начал ветвиться на мелкие корешки. По одному такому путешественники и забрались в подвал дома на Рыбинской улице. Темнота там была кромешная. Домовой хлопнул в ладоши, и между ними появилась горящая спичка. Тогда Николас увидел огромную кошку с кисточками на ушах. Зверюга зевнула, демонстрируя острые клыки. Ник попятился. Тимофей Спиридонович смело подошел к кошке и погладил ее шершавый розовый носик:
–Хорошая Рысь, злющая! Уважаю!
23Жертвы и разрушения
Вообще-то Муся не хотела сидеть в подвале. Ей тоскливо было бросать хозяйку в беде. Порядочная рысь должна рвать, душить и царапать, а не сидеть в подвале. Но с Муромской разве поспоришь – прогнала несчастную Мусю в подвал.
Это было после того, как в окно влез плющ и всех спеленал. Пока егеря из охранного поднимались по лестнице, выбирали позиции, прислушивались к странным звукам, в разбитое окно залетела Изольда Мортенсен. Выглядела она неважно, но всё-таки не такой старой, как в прошлый раз. Смерть облокотилась о подоконник и закурила. Плющ под ее ногами стремительно пожелтел.
–Я знаю, кто ты! Пришла забрать меня?– выкрикнула Дарья, отплевываясь от забравшихся в рот горьких листьев.
–Тебя?– удивилась Изольда Мортенсен.– Ну-ка, позволь взглянуть.
Смерть повела рукой, уничтожив парочку побегов плюща. Потом склонилась и осмотрела девушку своими холодными серыми глазами.
–Никаких признаков,– констатировала Изольда Мортенсен.– У тебя, деточка, есть в запасе еще лет двадцать, а то и все пятьдесят. Когда настанет твой час, за тобой придет твоя собственная смерть с миленьким личиком.
Дарья Муромская немного растерялась:
–Моя смерть? А вы тогда кто?
–ЯСмерть Игнатия Гримгора,– Изольда Мортенсен отбросила побег плюща с лица колдуна.
Листья пожелтели в ее руке и рассыпались в прах.
–Вы его Смерть? Но почему помогали нам сегодня утром?– спросила девушка, безуспешно пытаясь освободить от плюща правую руку и револьвер.
Изольда Мортенсен улыбнулась, подняла глаза на потолок. Муся громко и отчаянно мяукнула.
–Не бойся, киса. Я животными не занимаюсь,– Смерть щелкнула пальцами.
Побеги, сковавшие рысь, мгновенно завяли. Муся повалилась вниз, но в полете оттолкнулась от комода и грациозно приземлилась на подоконник.
–Беги в подвал! Скорей!– скомандовала Дарья.
Муся неодобрительно заурчала, но послушалась и выскочила в окно. Изольда Мортенсен посмотрела на Дарью, она не забыла заданный вопрос:
–Видишь ли…
И тут входная дверь содрогнулась от сильнейшего удара.
–Перебить смерть – плохая примета,– Изольда Мортенсен затушила сигару взглядом, пересекла комнату, два раза повернула ключ в замке, отстегнула цепочку и рванула дверь на себя.
Высокий сутулый егерь удивленно взглянул на пожилую женщину.
–Вы кто еще такая?– пробормотал он, а потом крикнул: – Палыч, тут какая-то бабка отворила! Что делать-то с ней?
–Вам бы, милейший, за здоровьем следить да курить поменьше. Чахотку-то проглядели. Так что теперь вы не жилец,– холодно заметила Изольда Мортенсен.
В ее руках вновь появилась горящая сигара. Смерть втянула ее дым, а потом выдохнула в лицо егеря. Он закашлялся, содрогаясь всем телом. Изольда Мортенсен закрыла дверь. За ней несчастный больной начал стремительно умирать от чахотки. Он упал на колени и закашлялся кровью. Евстратий Павлович поспешил убрать бойца с прохода. Даже снял свой кафтан и укутал несчастного. Хотя ему уже ничего не могло помочь.
–Это я так, в порядке исключения,– пояснила Изольда Мортенсен.– Могу забрать кого-то, чье время на исходе или вышло совсем. В этом мире я только ради Игнатия Гримгора. Семьдесят лет назад он научился меня призывать. Поначалу я постоянно пыталась его убить. Потом мы поладили. Впрочем, я не в силах пойти против своей природы. И когда час колдуна настанет, я прерву его жизнь.
На последние слова как-то странно отреагировал плющ. Он попытался обвить Изольду Мортенсен. Побеги поднялись по ее стройной фигуре, но в считаные секунды засохли и рассыпались прахом.
Тем временем на лестнице боярин Морозов решительно взял на себя руководство операцией.
–Что вы прямо как барышни из царского балета!– возмутился он.– Ломайте дверь, Железняков. Я займусь и старушкой, и девицей-егерем.
Евстратий Павлович только пожал плечами – мол, дело хозяйское. А пока служивые тащили бревно и примерялись для удара, боярин спустился на один пролет вниз и подошел к чахоточному. Егеря бил озноб, его рубаха была перепачкана в крови, а кожа сделалась белой как снег.Михаил Всеволодович подошел к больному, оглянулся, а потом начал читать заклинание на странном языке. Глаза чахоточного стали большими, полными ужаса блюдцами.
–Только не так…– прошептал он, но тут же закашлялся.
Боярин Морозов забрал его жизнь, подчинил душу и поспешил вверх по лестнице. Егеря как раз вынесли дверь, и она с жутким грохотом рухнула в прихожую.
–Иди, добей колдуна!– Морозов науськивал неупокоенную душу.– Ты погиб из-за него! Ты должен отомстить.
–Что у вас за шаманство такое?– поинтересовался Евстратий Павлович, но, поймав горящий взгляд боярина, поспешил отступить.
Морозов остановился на пороге. В квартиру он заходить не рискнул, гнал вперед подчиненную душу:
–Убей! Убей и обретешь свободу!
Жгучая воля хозяина заставила мертвого егеря лететь вперед. Своими призрачными глазами он видел пятно яркого холода на груди неподвижного колдуна. Когда он дотянулся до рукоятки крохотного кинжальчика, боль пронзила неподвижное тело Гримгора. С его уст сорвался дикий крик. В этот момент Изольда Мортенсен превратилась в дряхлую старуху. Она устремилась к колдуну, чтобы забрать его вместе с духом-убийцей. Тут в окно влетела сова. Это Оливия Гримгор решила посмотреть на события своими глазами. Плющ гораздо лучше подходил для удушения, но время шло, наглая девица никак не хотела удушаться, а папа вообще лежал неподвижно и как будто спал. Так что Оливия умерила свою кровожадность и вцепилась в несчастную, сбитую с толку сову. Облетев в этом крылатом виде комнату, девочка увидела всё. Она поняла, что творится неладное. Люди на лестничной клетке имеют недобрые намерения, а боярин Морозов и во