Зайдя в канцелярию, Лелюхин нашел строгую даму, затянутую в серое платье, которая восседала за письменным столом. Строжайше спросила, по какому делу он явился в дамское учебное заведение. Василий Яковлевич не стал грозить расследованием сыскной полицией, а любезнейшим образом сообщил: направлен с секретным поручением от начальства разузнать, какой из женских пансионов лучший, чтобы наградить под Рождество.
Узнав такую фантастическую новость, мадам Прам Альма Юрьевна, секретарь хозяйки пансиона, стала хлопотать вокруг гостя. И выложила ему все возможные сведения. Расписав, какие замечательные педагоги, профессора университета и классные дамы у них преподают, сколько стоит обучение для приходящих и живущих в пансионе. А также сведения, которые интересовали Василия Яковлевича. И не только сведения. У некоторых дам если рот открывается, то захлопнуть его почти невозможно. Пока не выльется все, до капли. Таким полезным ртом обладала мадам Прам.
Выйдя из пансиона, слегка утомленный потоком слов, Лелюхин отправился на Сретенку, в Печатников переулок. Родители мадемуазель Маклаковой пребывали в глубоком горе, но полицейского приняли ласково. Рассказали все в мельчайших подробностях. Василий Яковлевич привык иметь дело с горем, но и его тронули переживания. Так что вынужден был заглянуть в ближайший трактир и подкрепиться духом. После чего добрался до 2-го участка Мясницкой части. Родители мадемуазель Лабзовой заставили Лелюхина сесть за стол и не отпускали, пока не излили душу. Задание оказалось не из легких.
Немного успокоившись, Василий Яковлевич быстро обошел несостоявшихся женихов, показывая нарисованный портрет. На чем его миссию можно было считать оконченной. Карманные часы показывали половину третьего. Любой чиновник полиции на его месте посчитал бы, что задание выполнено с избытком. Однако привычка доводить дело до конца, даже если об этом не просят, подталкивала сделать еще кое-что.
Василий Яковлевич пешком отправился в Ваганьковский переулок, благо находился поблизости. Зайдя в редакцию «Московского листка», он не стал донимать расспросами конторщика Иванова, и без того взмыленного и злющего по причине толпы народа, а тихонько отправился к столам с подшивками.
Он долго копался в газетной пыли, чихая и утирая слезящиеся глаза. Когда же поиски были завершены чрезвычайно успешно, Лелюхин вышел на свежий воздух, особенно чистый после редакционного ада. Вот теперь он точно заслужил неплохой обед. Раздобытые сведения стоили тарелки борща. И даже намного больше. Пушкин будет обязан наградить за усердие. А именно: объяснить, как работает его хитрейшая система, которую Василий Яковлевич никак не мог понять. Как ни старался.
Гая сидела у окна и глядела на Тверскую. Мимо торопились пешеходы, бабы с корзинами, гремели телеги, бежали пролетки, где-то свистел городовой. Жизнь текла мимо, и не было ей никакого дела до мук и горестей девушки. Жизнь так много повидала девичьих слез, что не отличала их от дождя. Да и то вряд ли… Сколько их было, сколько будет, кто сосчитает…
Скрипнула дверь. Гая обернулась и вскочила. Так ловко, что смахнула с подоконника горшок с зеленью. Горшок рассыпался глиняными осколками, а щеки Гаи полыхнули пунцовым цветом.
– Простите, – пробормотала она, пряча глаза и проклиная неуклюжесть.
– Прощения надо просить мне, – ответил Пушкин, подходя и отдавая поклон. – Но не могу этого сделать. Пройдут считаные часы, когда вы в этом убедитесь…
Гая не знала, куда деть руки, где стоять – среди осколков или отойти.
– Что вы… Я ни о чем таком не думала… Воля маменьки – закон… Мы все в ее воле, – проговорила она, понемногу поднимая взгляд и все еще не решаясь смотреть прямо на него. – Так и должно быть…
– Гая Федоровна, обстоятельства вынуждают меня задать вам несколько вопросов. Вы позволите?
Она быстро закивала и тут же сообразила, что стоит в земле и глине, смутилась и, наконец, предложила сесть в кресла, которые находились в Зеленой гостиной.
– Неужели я могу чем-то вам помочь? – Гая чуть искоса смотрела на мужчину, который теперь так сильно нравился ей, как нравится недостижимое. О чем и мечтать уже нельзя.
– Вам знакома некая Марина Бутович? – спросил Пушкин, старательно не замечая печальных и добрых глаз.
– Да, учились с ней в пансионе…
– Что можете сказать о ней?
Гая пожала плечами:
– Мы не были подругами… Я почти ее не знаю…
– Что случилось между ней и Астрой Федоровной?
В лице ее случилась перемена: чуть сузились веки, чуть сжались губы. Как будто Гая испугалась. Или ей неприятен разговор.
– Для чего вам? – тихо проговорила она. – Это детские глупости… Незачем вспоминать…
– Вчера утром мадемуазель Бутович погибла, – ответил Пушкин, глядя прямо на барышню. – Она была отравлена в салоне мадам Вейриоль…
Гая Федоровна как будто собиралась с мыслями.
– Какой ужас, – проговорила она, качая головой. – Еще одна из наших…
– Сегодня у нее должна была быть свадьба с сотрудником газеты «Новости дня», господином Гурляндом, вам известным…
– Ах, вот оно как… Ну, тогда скрывать нечего… Впрочем, и раньше скрывать было нечего. Бутович была умной девушкой, но слишком самоуверенной. Она считала, что если ее папенька чиновник и не оставил состояния, то все обязаны быть с ней ласковы, прощать обиды и исполнять любые ее прихоти. Астра, как вы догадались, подшучивала над ней. Пока не дошло до неприятной сцены… Года два назад Бутович заявила, что выйдет замуж за аристократа и станет графиней. А моя сестра останется купчихой и еще будет ей кланяться… Только представьте, такое сказать Астре…
Пушкин представил довольно отчетливо.
– Ваша сестра заявила, что сама выйдет замуж за графа, – сказал он.
Гая тихо кивнула.
– Да, и добавила: еще посмотрят, кто кому будет кланяться… Дело дошло чуть ли не до драки… Через полгода история забылась, и тут наш папенька объявляет, что сватает Астру за графа Урсегова…
– Для Астры Федоровны такой выигрыш спора хуже поражения.
– Вы все хорошо понимаете, Алексей Сергеевич…
– Астра Федоровна знала, что Бутович выходит за Гурлянда?
– Откуда же… Наверняка нет, – ответила Гая и задумалась. – Хотя постойте, тетушка… То есть мадам Капустина могла о чем-то таком ей сказать… Она ведь Исидора сосватала…
– Значит, Марина спор проиграла окончательно. – Пушкин вынул записку, которую ему отдала мадам Бутович. – Взгляните…
Развернув листок, Гая быстро пробежала текст. Она еще по-детски шевелила губами при чтении.
– Что это? – спросила она, возвращая записку.
– Письмо вашей сестры…
– Глупость и подделка! – заявила Гая, в которой вдруг проявился отцовский характер. Порода свое обязательно возьмет. – Астра никогда бы не предложила Бутович помириться… Это невозможно. Тем более не ее почерк… Похоже, но не рука Астры.
– Вы в этом уверены?
– Как в собственном невезении, – ответила она, пряча горечь за улыбкой.
– Почему же Астра Федоровна уступила свое время примерки Бутович?
Гая наклонилась вперед.
– Сестра вообще не собиралась мерить платье невесты, – ответила она шепотом. – Но я вам ничего не говорила…
Шаловливая тайна Пушкина не обрадовала. За ней виднелись другие, совсем неозорные.
– Астра Федоровна подала объявление в «Московский листок» от имени девушки, которая желает получить уроки жизни от умудренного опытом господина…
– Я ничего об это не знаю, – слишком поспешно ответила Гая, заметно покраснев.
– В конце объявления зашифровано место встречи, – продолжил Пушкин. – Сегодня в шесть вечера в «С.М.В.»… Кого ваша сестра намерена поймать в ловушку?
Гая помотала головой:
– Не знаю, куда Астра отправится…
Пушкин не стал настаивать.
– Вам наверняка известно содержание доноса, который получила Астра Федоровна, – подошел он к самому трудному. – Когда она помчалась в салон мадам Вейриоль, кого рассчитывала застать с графом?
Зажмурившись, Гая сидела прямо, не шелохнувшись.
– Не могу ничего вам сказать…
– Не знаете или правда слишком отвратительна?
– Как вам будет угодно… На этом ваши вопросы исчерпаны, господин Пушкин? – Гая Федоровна вдруг стала похожа на сестру.
– Последний: что думаете о смерти вашего отца?
Она встрепенулась:
– А что я должна думать?
– Господин Бабанов в самом деле умер от переедания блинами?
Гая встала и расправила юбку.
– Прочтите заключение доктора, там найдете однозначный ответ… Прошу простить, у меня срочные дела.
Мадемуазель Бабанова ушла так, будто уносила с собой семейные тайны, до которых посторонние не имеют права докасаться. Тем более совать в них нос.
Любой удар, уготованный судьбой, она готова принять. Авива Капитоновна достаточно знала ветреный характер графа, чтобы догадаться, к чему следует готовиться. Если баронесса явилась нежданно, посреди дня, значит, преподнесет сюрприз. Сам граф на это не решится. Ему не хватит духу объявить об отмене свадьбы. Наверняка нашел в этой фон Шталь и равную по положению, и настолько богатую, чтобы оплатить все долги Урсегова. И вот теперь она заявит на него свои права… Пусть так, из худших положений выкручивалась…
Приказав горничной отвести баронессу в малую гостиную, мадам Бабанова оставила себе несколько мгновений, чтобы приготовиться к бою. Раз враг сам явился в ее дом.
Войдя в гостиную, она удивилась простому платью баронессы. Авива Капитоновна выразилась, как она рада и счастлива видеть гостью. Фон Шталь ответила светскими любезностями, на которые были потрачены следующие десять минут. Наконец игра в жмурки Авиве Капитоновне наскучила.
– Как провели утро? – спросила она напрямик.
– Тетушка забрала меня к себе ночевать, – ответила баронесса так просто, как принято у них, в столице. – Ее чудесная кухарка угостила нас отменным завтраком. Затем решила прогуляться по Тверской. Москва – милый город, но слишком неторопливый. У нас в Петербурге жизнь кипит, а здесь будто спят на ходу… И вот с прогулки решила заглянуть к вам. Надеюсь, не помешала?