– К графу требовалось обращаться напрямую?
– Ну конечно нет…
– Простите, что спрашиваю: Бутович говорила вам, что… – Тут Пушкин запнулся, чтобы не оскорбить неверным словом девичью невинность, которую только что спас. – Что именно граф получил от нее желаемое?
– Конечно нет! – возмутилась барышня. – Разве о таком говорят! Да если бы я знала наверняка, упала бы отцу в ноги, чтобы не выдавал за графа. Какой позор: стать женой любовника твоей соученицы…
– Делаем вывод: нет подтверждения, что Бутович лишил невинности граф Урсегов.
Астра глянула на него как мать на неразумного карапуза.
– Какой вы смешной, Алексей Сергеевич… И охота вам копаться в этой грязи… Что за мерзкая полицейская служба…
Пушкин не стал оправдывать службу в сыскной полиции. Есть служба, которую не выбирают. Есть служба, которая выбирает.
– Хорошо, оставим малоприятную тему, – сказал он. – Зачем вы морочили голову молодым людям, называясь именами ваших знакомых по пансиону?
Вопрос заставил Астру высунуть голову из теплого кокона.
– И об этом знаете? Ну и ну… От тоски и печали вздумала проверить свои женские чары на молодых людях… Разве это преступление?
– Почему использовали имена Лабзовой и Маклаковой?
– В гостиной маменька с Василисой сидели над конторской книгой, обсуждали фамилии: кому сколько выплачивать, вспомнила про этих глупышек… Пошла на прогулку, назвалась одной из них… На другой день опыт повторила… Потом стало скучно… Ну и довольно, допрос – так утомительно.
– Позвольте последний вопрос.
Из одеяла высунулся пальчик и строго погрозил.
– Последний, господин полицейский…
– Вы знали, что Бутович сегодня выходит замуж?
Она молча уставилась на ковер, на котором виднелись следы шампанского.
– Знать ее не желаю…
– Свадьбы не будет, – сказал Пушкин. – Вчера она была отравлена здесь, в этой примерочной. Умерла в мучениях, у меня на руках.
Астра резко повернула к нему лицо.
– Вы шутите? Хотя нет… Полицейские не умеют шутить… Марина погибла? Она же должна была выйти за приятеля графа, нам тетушка, мадам Капустина, рассказывала, что устроила свадьбу… Какой ужас…
– Знакомы с ее дочерью?
– Какой дочерью? – Барышня явно не поняла вопроса.
Пушкин пояснил, о ком спрашивает. Астра не смогла скрыть удивления:
– У тетушки дочь имеется? Ну и ну… Вот это сюрприз… И подумать не могла… Но вам-то все известно… Ладно, заговорились мы… Платье готово? – крикнула она.
– Готово! – ответили за дверью.
Астра слезла с дивана, укутанная одеялом.
– Не говорите маменьке, Алексей Сергеевич, – попросила она.
Пушкин дал слово молчать обо всем, что здесь произошло.
– Вы хороший… Добрый… Честный… Гая права… Влюбилась в вас, как кошка, места себе не находит… Жаль, что вы старик и я вас не люблю…
– Я тоже вас не люблю, мадемуазель Бабанова. Между нами пропасть лет.
– Вот и объяснились! – Астра подмигнула ему. – Еду в баню… По традиции нашей семьи невесту перед свадьбой полагается выпарить. Знаете, кто будет меня мыть? Ваша родственница, баронесса. Стала моей дружкой. Как мило… Ну, пора…
И одеяло, скрывавшее нижнее белье, соскользнуло с ее плеч.
Пушкин целомудренно отвернулся.
Подвинув почтовый конверт, будто совал взятку, портье Сандалов кивком указал на холл. Агата обернулась. Закинув голову на спинку кресла, дремал граф Урсегов, отвалив челюсть и похрапывая.
– Уже часа два как дожидается, – многозначительно пояснил Сандалов.
Агата взглянула на конверт. Кроме надписи «Баронессе фон Шталь» других не имелось. Клапан плотно заклеен.
– От него?
– Никак нет-с, принес мальчишка-посыльный…
Она могла проскользнуть в номер, переодеть платье для визита в баню и последующего ужина. И скрытно, по черной лестнице покинуть гостиницу. Граф ничего бы не узнал. Безмятежно и проспал бы до вечера. Но разве можно упустить добычу, которая сама шла в руки? Добычу такую легкую, что сама просилась в капкан. Опустив конверт в сумочку, Агата вошла в холл.
Модный пиджак графа распахнулся так свободно, что хватило бы одного движения, чтобы бумажник исчез из внутреннего кармана. Возможно, в нем прячутся изобличающие улики. Руки помнят, холл почти пуст, только нагнуться – и готово… Шальную мысль Агата отогнала. Такой подарок Пушкин не примет, а, пожалуй, упечет за решетку. И не придется погулять на его свадьбе. Какая жалость, право слово…
Расправив юбку, она села в кресло напротив и легонько похлопала.
– Мой милый граф…
Урсегов вздрогнул, ошалело мотнул головой, заметил прекрасную баронессу и, запутавшись в ногах, вскочил, чуть не свалившись. Еле ухватился за спинку кресла.
– О, мадам! Наконец-то! – воскликнул он и припал к ручке, которую ему милостиво подали.
– Отдыхаете после позднего завтрака? – спросила Агата, с некоторым усилием вырывая ладонь, покрытую поцелуями.
– Что вы! Про еду и думать не могу! – радостно сообщил граф, при этом усевшись на краешек кресла и подогнув ноги. – Одна мысль пожирает меня…
В таком водевиле Агата играла много раз. Роли были расписаны давно и безнадежно. Она играла главную, а все прочие мужчины играли одинаково скучно, бездарно и однообразно. Что купцы, что офицеры, что аристократы. Как будто их учили по одному учебнику: «Как соблазнять барышню, чтобы вызвать у нее отвращение».
– Что же это за мысль? – сказала она, томно сощурив глаза.
– Думаю только об одном: ну почему мы не встретились с вами раньше, баронесса?! – на полном серьезе выпалил граф. Реплику, которую до него произносил не один десяток мужчин во многих городах империи. Отличие лишь в том, что они обращались не только к баронессе, а иногда к графине, порой к княжне, однажды к принцессе, а чаще всего просто к очаровательным женщинам с разными именами.
– Значит, это судьба, ничего не изменить, – ответила Агата не задумываясь.
Тут Урсегов, как и прочие до него, хлопнул себя по лбу (вариант – рвануть галстук):
– Судьба! Но и судьбу можно изменить! Все в нашей воле…
– Чего же вы хотите от судьбы, граф?
– О, баронесса! Не хочу, а жажду, как усталый путник жаждет получить глоток воды в пустыне… Жажду принести к вашим ногам все звезды, все богатства мира, все свое исстрадавшееся сердце! Все, что у меня есть.
Агата давно заметила, что мужчины особенно щедро приносят к ее ногам то, чего у них нет. Граф не был исключением.
– О чем вы говорите? – печально сказала она. – Вы связаны неразрывными узами… Послезавтра ваша свадьба…
Урсегов решительным взмахом разорвал невидимые цепи.
– Одно ваше слово – и меня ничто не удержит! Ради вас готов отказаться от любого богатства…
«Отчего бы не отказаться, если рассчитываешь на капиталы баронессы?» – подумала Агата, лишний раз убеждаясь в мелочности всех мужчин. Ну, кроме одного…
– Вы хотите бросить вашу невесту? – с деланым ужасом спросила баронесса, сверкая глазками. – Как могла такая мысль только прийти вам в голову! Стыдитесь, граф…
В этом месте водевиля всегда происходило одно и то же: его светлость принялся мучиться и страдать, проклиная порядки, правила, традиции, свою беспечность и прочее, что проклинает мужчина, когда не может получить желаемое. Наслаждаться зрелищем Агата не могла, потому что повидала его много раз. Менялись актеры, но не постановка…
– Что же мне делать? – наконец спросил страдающий граф. – Как теперь жить? Дайте хоть крохотный лучик надежды…
Вот теперь исполнитель роли пылкого влюбленного был готов.
– Хорошо, я подумаю над вашими словами, – сказала Агата и резким жестом остановила Урсегова, который чуть не бросился к ее ногам. – Но прежде, граф, жду от вас небольшое одолжение…
– Все что угодно, баронесса! – с пафосом заявил он. – Хотите, разрушу стены Московского кремля?
Древние стены Агата пожалела, еще пригодятся. Она желала совсем другого:
– Сегодня вечером у вас мальчишник, не так ли?
– О, эти традиции, будь они неладны… Ради вас готов отменить немедленно!
– Напротив, соберите всех друзей… Мое желание таково: побывать на вашем мальчишнике так, чтобы меня никто не видел, а я видела и слышала все.
Если бы баронесса пожелала звезду с неба, граф тут же достал бы ее. Но как провести даму в мужское отделение Центральных бань? Такая задачка из разряда невыполнимых. В чем он сознался с глубокой печалью.
– Вы уверяли, что человек может противостоять воле судьбы, – напомнила Агата. – Неужели такой пустяк заставит вас отступить?
Граф беспомощно развел руками.
– Как это устроить?
– Начнем с того, что сейчас я отправлюсь в эти бани: на правах дружки буду помогать невесте господина Пушкина. Вам остается найти способ, чтобы я незаметно перешла из дамского отделения в мужское. О прочем можете не беспокоиться: замотаюсь в простыни так, что никто не разоблачит… У вас есть мысли на этот счет?
Оказывается, граф умел не только произносить пошлые признания. Он тут же состроил план, как баронесса будет видеть его друзей в бане и при этом останется невидимкой. План был простой, исполнимый. Агата благосклонно приняла. В качестве поощрения опять подала свою зацелованную ручку. Урсегов припал и не желал оторваться, пока она не отняла с усилием. Прицепился, как клещ…
– До нашей тайной встречи, мой милый граф, – сказала Агата и блеснула глазами так, что Урсегов задохнулся от близкого счастья. На которое он наивно рассчитывал.
– Какая невероятная, фантастическая, феерическая женщина! – бормотал он, следя, как волнующе извивается ее силуэт, поднимаясь по лестнице.
Войдя в номер, Агата закрылась на замок: вдруг графу не хватит выдержки? Времени собраться осталось не слишком много. Первым делом она вынула конверт, осмотрела со всех сторон и даже понюхала. Бумага пахла бумагой. Разорвав клапан, Агата вынула сложенную записку. Написано идеальным почерком чиновника:
«Баронесса! Вероятно, вы желаете узнать некоторые тайны, к которым оказались сопричастны. Готовы раскрыть их для вас, если дадите слово не сообщать в полицию. Около девяти вечера за вами будет прислан экипаж. Ждем вас там, где все началось. Обещаем гостеприимство. Отказ не принимается. Клуб веселых холостяков».