Сергей КолбасьевПравила совместного плаваниярассказ
1
— Это сплошное безобразие, — сказал помощник командира Клест.
Ельцов, вахтенный командир и, заведующий кают-компанейским столом, промолчал, В таких случаях отвечать не приходится.
— Просто черт знает что, — продолжал Клест — вообще говоря, человек сдержанный, но в это утро доведенный до пределов своего терпения. — Постыдная халатность!
Обычай требует, чтобы заведующим кают-компанией выбирали младшего из судовых командиров. Ельцов в свое время подчинился обычаю и теперь нес неизбежные, по его мнению, последствия.
Усилием воли Клест сдержался и встал из-за стола:
— Ни шпрот, ни чайных стаканов, а с нами в поход идет командир дивизии. Превосходно! По возвращении с моря посидите на корабле, приведете дела в порядок.
Что означало: в Ленинград не поедете.
— Есть, — отвечал как всегда невозмутимый Ельцов.
Разговор этот, подобно многим другим, происходил в каюте помощника командира.
В штурманской каюте в то же самое время флагманский штурман Василевский беседовал с судовым штурманом Елисеевым. Василевский будто, нечаянно задавал вопросы, Елисеев отвечал впопад, но сидел на койке, красный и даже чуть вспотевший.
Не меньше волновался и ученик-радист Семилякин, который обыскивал радиорубку и нигде не мог найти вольтметра на восемьсот вольт. Он твердо помнил, что вчера сам положил его на место — в правый ящик стола, но старшина радист Козловский не хотел этому верить и, как впоследствии выяснилось, был прав.
Еще хуже обстояли дела в правой машине. Чертов турбовоздушный насос, из-за которого было столько мучений во всю кампанию, на последнем походе окончательно отказал.
За время стоянки его целиком перебрали и сейчас должны были дать пары и опробовать. А до съемки оставалось всего полчаса. Что, если опять какая-нибудь дрянь получится?
Старший механик Иван Кузьмич Овчинников вытер лицо стрижкой, выплюнул попавшую в рот нитку и приказал:
— Давайте!
Но труднее всего было самому командиру эскадренного миноносца «Бауман» Павлу Павловичу Рыбину. Флот под флагом наркома должен был идти через всю Балтику вплоть до шведских берегов и по дороге проводить всяческие учебно-боевые операции. А обстоятельства складывались неблагоприятно.
С утра было занятие с судовыми командирами — старая игра, в которой разложенные по кают-компанейскому столу спички, изображавшие миноносцы, перестраивались во всевозможные походные ордера. Артиллерист Цветков отвечал неуверенно. Что, если напутает на вахте?
Еще на занятии с внезапной яростью заболели зубы. Было трудно думать и почти невозможно говорить.
Барограф с ночи круто загнул свою кривую вниз, и с моря задул свежий норд-вест. Беспокоил турбовоздушный насос, и, как назло, по разным неладным причинам к походу на корабле осталось только двое рулевых.
Потом пришла нефтеналивная баржа «Наташа». Отдала якорь через якорный канат «Баумана» и заодно ободрала ему чуть не половину свежеокрашенного левого борта.
И тут же боцман каким-то непонятным образом ухитрился растянуть себе ногу и теперь еще ковылял по палубе.
Боцман! Нужнейший человек на съемке!
В каюту один за другим приходили люди, — все с неотложными делами. И никак не удавалось дописать письмо жене.
Оно лежало запрятанным под деловыми бумагами на столе. Закончить и отослать его было совершенно необходимо, но физически невозможно.
И вовсе не помогали зубные капли, которые дал лекпом. Они только оставляли металлический привкус во рту.
Почти всё вышесказанное было отлично известно сидевшему в кают-компании «Баумана» командиру дивизии эсминцев Семену Александровичу Плетневу. Известно ему было и то, что морская служба вообще сопряжена с рядом мелких неприятностей, которые, однако, никакого влияния на выполнение боевых заданий не имеют.
Кроме того, он вполне справедливо считал «Баумана» одним из лучших своих кораблей, а потому не беспокоился и пил чай с печеньем.
И с ним пили чай: комиссар корабля Василий Лунин, прибывшие на поход два шефа-комсомольца, два кинооператора и я, исполнявший обязанности флаг-связиста.
2
В одиннадцать часов двадцать минут сыграли большой сбор. Выстроили команду на полубаке и по борту и скомандовали: «Вольно!»
День был как сумерки. Сквозь мелкий дождь слева, со стороны моря, смутно виднелись громоздкие силуэты линкоров. Поближе, в тусклой воде, лежали подводные лодки.
Флот четырьмя колоннами — заградители, тральщики, учебный отряд и все корабли дивизии эсминцев — стоял на якорях и ожидал прибытия наркома.
А над флотом шли почти черные рваные тучи и шквалами летела холодная водяная пыль. И.ветер, налетая, гудел в оснастке наверху, и море шипело, закипая белой пеной.
— Красивая погода, — негромко сказал комиссар Лунин.
Командир корабля Рыбин мотнул головой. А потом приложил руку к ноющим зубам.
— Погода самая военно-морская, — ответил командир дивизии Плетнев и улыбнулся. — Ему везет на такую погоду: который раз к нам приезжает — почти всегда штормуем. Хорошая проверка кораблям.
— Товарищ командир дивизии! — прокричал с мостика сигнальщик. — Эсминец под флагом наркома выходит из гавани.
— Есть! — отозвался Плетнев. — Товарищ помощник командира, действуйте.
— Кругом! — скомандовал Клест.
И обе шеренги повернулись лицом к борту. И снова наступила тишина.
Ветром корабли развернуло в строй уступа. На полубаках и вдоль всего борта стояли ровные ряды белых фуражек и черных бушлатов. Флагман уже вышел из-за форта и шел, прямой и неторопливый.
Один за другим свистели захождение «Блюхер» и «Лассаль». Напротив на подводных лодках тоже звучали свистки и командиры брали под козырек. Пора было отдавать приветствие и «Бауману».
— Разрешите? — спросил Рыбин.
— Давайте, — отвечал Плетнев.
Рыбин поднял руку к фуражке, и сразу же на мостике вахтенный командир дал длинный свисток. И такой же длинной трелью отвечал уже поравнявшийся с «Бауманом» флагман.
На крыле его мостика стояла группа людей, и один из них был нарком. Хотелось бы знать: который именно? Хотелось, чтобы он обратил внимание на то, как превосходно выглядел эсминец «Бауман».
И командир Рыбин порадовался, что нарком проходит с правого борта. Конечно, «Бауман» не виноват в том, что «Наташа» испоганила ему левый, а все-таки было бы неприятно.
Пройдя строй кораблей, флагман должен был подойти к борту линкора «Октябрь», подать сходню и высадить командование. А при сегодняшнем ветре и течении это следовало делать у левого кормового среза. И, главное, без всякого шика — с малого хода.
Командир дивизии нахмурился. Флагманом командует совсем молодой Гришка Яхонтов. Что, если забудет, как он его учил, и сгоряча чего-нибудь не сообразит?
Клест тоже был неспокоен. В это утро его одолевали мелочи, и он не успел проверить радиорубку. И всё казалось ему неладным, особенно хозяйственная часть.
Старший механик Овчинников, напротив, был настроен благодушно. Сегодня он встречал наркома двенадцатый раз, и его турбовоздушный насос работал как миленький.
И так же хорошо себя чувствовал комиссар Лунин. За всеми мелочами он видел главнейшее: отличное общее состояние корабля и веселые лица стоящих в строю.
Словом, всё происходило именно так, как должно было происходить. И наверху, на перекрытии мостика, один из кинооператоров, нагнувшись навстречу Петру, медленно вертел ручку своей камеры.
Наконец с мостика флагмана донеслись два коротких свистка.
— Отбой! — приказал Плетнев.
Рыбин опустил руку, и вахтенный командир «Баумана» ответил такими же короткими свистками. Парадная встреча закончилась.
— Командир, — сказал Плетнев, — имей в виду: снимемся минут через десять, пятнадцать. — Потер подбородок и добавил: — Распускай команду. — А потом повернулся ко мне: — Пойдем, связист, на мостик.
И мы пошли на мостик смотреть, как Гришка Яхонтов на флагмане будет подходить к борту линкора. И увидели, как он, широко развернувшись, уверенно, не спеша подошел в точности куда полагалось.
Плетнев опустил бинокль только тогда, когда на грот-мачту линкора пополз новенький, ярко-красный на сером небе флаг с синими жезлами наркома.
— Всё в порядке, связист. Сейчас нам сигнал будет.
Действительно, почти сразу же за флагом на нижнем рее развернулись наши позывные и с ними короткий сигнал.
3
Миноносец всей тяжестью падал на волну. Зарывался в пену и кренился набок. Потом, выпрямившись, снова шел вверх и снова падал. С размаху хлестали крупные брызги, и встречный ветер был невыносим.
Сравнительно спокойно было только за прикрытием у рулевого. Там мы и стояли. Клест, оставшийся на мостике за командира корабля, флагманский штурман Василевский и я.
В широких стеклах, поднимаясь и опадая, шло навстречу свинцовое, с белыми прожилками море. С правого борта на голом камне стоял маяк, и по носу сквозь дымку на горизонте поднимались две вершины гористого острова. Разговаривать не хотелось.
Наконец сквозь внезапный прорыв в тучах вспыхнуло солнце, и сразу стало легче. Василевский взглянул на шедший слева линкор «Октябрь» и сказал:
— Вот что снять надо. Где операторы?
На темно-сером фоне сверкающий свежевымытым бортом, разбрасывающий радужную пену, равнодушный к волне, огромный корабль был великолепен. Но Клест пожал плечами:
— Не выйдет. Операторы ублевались.
Он был не прав. Один оператор действительно вышел из строя. Но другого я только что сам видел в кают-компании веселым и даже пьющим чай.
— Внизу! — сказал я в переговорную трубу. — Кого-нибудь из кинооператоров просят на мостик.
Клест проявлял излишнюю на службе желчность, и его следовало пристыдить.
— Есть! — ответила труба.
Но кинооператор не явился. И вскоре потухло солнце.