Линда ему помахала.
Долго стоять на месте было невмоготу. Ноги отваливались от холода; еще немного, и мне пришлось бы сунуть их под мышки Линде. Так что для меня она больше не относилась к разряду клуш: не мог же я прятать ноги под мышками у клуши. Но вообще-то я нуждался в Линде еще по одной причине. Прадедушки Каса для меня одного было слишком много.
– Мне надо тебе кое-что сообщить, – сказал я.
Линда меня выслушала. Сначала она мне не поверила. Потом захотела всё рассказать маме.
– Ты этого не сделаешь, – сказал я. – Это секрет.
Мы прогулялись еще немного по свежему снегу.
– Тебе и не придется говорить маме. Потому что я его остановлю. Я за ним присмотрю.
– Ты?
– Ну и ты.
Можно ведь присматривать за кем-то, когда у тебя месячные? Или тогда у девочек может вытечь слишком много крови? В «Большом справочнике выживальщика» упоминалось свертывание крови, но только в связи с ранами и порезами в джунглях. Месячные же Линды не имели к этому никакого отношения.
– У тебя всё еще болит живот? – спросил я на всякий случай. – У тебя всё еще…
Оттолкнув меня, Линда ускорила шаг. Я не мог ее догнать, так как у меня сильно болели пальцы ног.
– Ты ведь не расскажешь? – крикнул я.
– Не знаю! – крикнула она в ответ.
«Не знаю» означало «нет».
Вернувшись домой, я не мог шевелить ни пальцами, ни ступнями, так что Линде пришлось меня разувать. Мама рассердилась. Усадив меня в коричневое кресло, она закутала мои ноги в одеяло.
– Говорила тебе взять с собой еще одни ботинки! – сказала она. – А варежки почему не положил? А шапку? За всем я должна следить?
Из комнаты для мальчиков она принесла мой справочник и велела не вставать с кресла.
К тому времени прадедушка Кас уже облачился в клетчатые пижамные штаны и белую рубашку и собрался идти спать, но мама с бабушкой его задержали.
– Где твой паспорт? – спросила мама.
– Где-то лежит, – сказал прадедушка Кас.
– Где-то. Где-то. Нам от этого не легче, – вздохнула бабушка.
Линда присела на подлокотник моего кресла.
Я показал ей правила трех. Потом пролистал пару страниц, добравшись до главы «Холодные регионы».
– Прадедушка Кас должен это прочитать, – прошептала Линда.
– Как раз наоборот, – прошептал я в ответ.
– А по-моему, должен, на всякий случай.
– Прадедушка Кас не может читать. У него плохое зрение.
– Хватит шушукаться, – сказала бабушка.
– Тёмной ночью в тишине
Кто-то шепчет в ухо мне, – запела мама.
Линда закрыла уши руками.
– А что шепчет, не слыхать,
Мог бы громче прошептать.
В дверном проеме появился прадедушка Кас.
– Я тоже так могу, – сказал он маме и начал, стараясь перепеть песню про шепот:
– А вот первый мой куплет:
Я беру горшок конфет,
Ставлю я его на стол.
Съел конфету и ушел.
Он пел фальшиво и немного хрипло.
– Это мой второй куплет:
Я беру горшок конфет,
Ставлю я его за стол.
Съел вторую и ушел.
Вот и третий мой куплет:
Я беру горшок конфет,
Ставлю я его под стол.
Третью съел, потом ушел.
Линда сообразила раньше меня.
– И четвертый мой куплет! – вступила она. —
Я беру горшок конфет,
Ставлю около стола.
Ем четвертую! Ушла!
– Ну хватит, – сказала мама.
Но тут я тоже к ним присоединился.
– А вот пятый мой куплет:
Я беру горшок конфет!
– Довольно, – сказала бабушка.
– Ставлю на соседний стол!
Съел конфету! И ушел!
– Прекратите! – крикнула мама.
Но мы только начали распеваться.
– А теперь шестой куплет!..
К восьмому куплету бабушка рассердилась. На десятом куплете мама вышла из комнаты, а на двенадцатом за ней последовала бабушка.
– Надеюсь, теперь они образумятся, – сказал прадедушка Кас. Он тяжело дышал, будто только что вернулся с пробежки.
6
На следующее утро мама потащила меня в магазин покупать новые ботинки, а бабушка собралась в супермаркет.
– Я останусь с прадедушкой Касом, – заявила Линда.
Прадедушка Кас, похоже, удивился.
– Как здорово вы нам помогаете, – обрадовалась мама. – Молодцы!
Поле покрывал толстый слой снега, так что сначала нужно было расчистить дорожку. Покончив с разгребанием снега, я так мечтал согреться, что мне уже было всё равно, куда идти.
Тротуары утопали в гигантских сугробах. На дорогах было скользко. Мама с бабушкой двигались черепашьим шагом.
– Не робей, – посоветовала мама бабушке. – Чем больше ты будешь бояться упасть, тем скорее поскользнешься.
– Следи лучше за собой, – ответила бабушка.
На углу стоял магазин, в котором продавались одежда и обувь. Мне пришлось померить всего одну пару – других ботинок моего размера не было. Полувысокие кожаные ботинки, изнутри утепленные плюшем, с крючками для шнурков. На кассе мама заметила коробку с ледоступами – противоскользящими накладками на подошвы – и купила по паре таких всем, включая прадедушку Каса. Бабушка порылась в корзине с вязаными шапками и варежками.
В супермаркет я уже шел во всём новом – плюшевых ботинках с ледоступами, коричневых варежках и шапке с серо-коричневым узором. Бабушка и мама плелись на своих ледоступах позади. Мама купила себе новую серую шапку, а бабушка – белую. Линде тоже купили шапку. А заодно и прадедушке Касу, чтобы никого не обидеть.
– Зимние вещи вяжут здесь из овечьей шерсти, – сказала мама. – Они гораздо теплее, чем вся эта синтетика в наших магазинах.
– Но и стоят они целое состояние, – заметила бабушка. – А нам вообще-то следует экономить.
– Имеем же мы право хоть немного себя порадовать, – сказала мама. – И побаловать.
В супермаркете мы купили хлеб, шоколадную пасту, гамбургеры и салат. Когда мы вернулись домой с продуктами, Линда сидела с прадедушкой Касом за кухонным столом. Мамиными маникюрными ножницами она стригла ему ногти. Стол был усыпан желтыми ошметками ногтей.
– Готово, – сказала Линда, погладив руки прадедушки Каса. – Можно Твану показать рубцы от гнойничков?
Прадедушка Кас закатал рукав.
– Смотри, – сказала Линда.
Запястье прадедушки Каса окольцовывал браслет из шрамов, пятен и рубцов. В джакузи я его не заметил, поскольку старался вообще не смотреть на всякое такое.
– Гнойнички возникали из-за того, – объяснил прадедушка Кас, – что рукава дождевика натирали кожу. Если боль нестерпимая, берешь нож и втыкаешь его в гнойник. Чтобы выпустить гной.
– Гадость, да? – радовалась Линда.
– Тогда я еще ходил на треску, – вспоминал прадедушка Кас. – Еще до сельди.
– А если на руке была рана, – рассказывала Линда, – ее зашивали иголкой с ниткой, предварительно прокипятив их в кастрюле. Без наркоза.
– Так оно и было, – подтвердил прадедушка Кас. – Приходилось справляться самостоятельно.
– А знаете, что помогало, когда кожа трескалась на руках? – спросила Линда.
– Что же? – заинтересовалась бабушка.
– Чаячий жир!
– Пописать на руки тоже помогало, – добавил прадедушка Кас. – Но когда дул ветер, это было не так-то просто.
Стоило мне на час оставить Линду с прадедушкой, как она умудрилась выудить у него уйму дурацких сведений. А теперь взахлеб делилась ими с нами.
Дом прадедушки Каса был маленький. Когда кто-то говорил, волей-неволей приходилось слушать. А если ты хотел поговорить с кем-то наедине – тогда шептать или выходить на улицу.
Мы с Линдой стояли за домом, чтобы нас не было видно из окна. Стены припорошило снегом, а с карниза свешивались сосульки. В новых ботинках никакие сугробы меня больше не пугали.
– Будем читать прадедушке Касу вслух из твоего справочника, – предложила Линда. – Каждый день по чуть-чуть, на всякий случай. По принципу шлема для мопедиста, от которого чаще всего никакого проку, но ты обязан его носить. И вспомнишь о нем, только когда свалишься с мопеда или попадешь в аварию.
Я рассмеялся, представив себе, как прадедушка Кас в шлеме поверх шапки взбирается на тарахтящем мопеде на вершину горы-зомби.
– Прочтем прадедушке Касу всё о выживании – на всякий пожарный, – сказала Линда, посмотрев на меня, чтобы убедиться в грандиозности своей идеи. – И пока мы будем ему читать, он не сбежит.
– Потому что вынужден будет слушать.
– И будет при деле.
– Может, нам стоит читать ему самые страшные куски, – размышлял я. – Про всякие ужасные беды, которые могут стрястись в пути.
Линда, мама и бабушка собрались к Сванне принимать душ.
– Мы с прадедушкой Касом останемся дома, – объявил я.
– Хорошо, – сказала мама. – Но завтра пойдешь с нами.
Мне не пришлось особенно присматривать за прадедушкой или читать ему вслух, потому что прадедушка Кас уселся в коричневое кресло и через какое-то время захрапел.
На каникулах мама придерживалась правила: вещи со штепселями и зарядными устройствами остаются дома, за исключением наших телефонов и ее электрической зубной щетки. Но пребывание у прадедушки Каса трудно было назвать настоящими каникулами. Мне стало скучно. Одному читать не хотелось, а в доме прадедушки Каса не было никаких приборов с зарядкой и почти никаких со штепселем. Только чайник и радио.
На кухонном столе лежал блокнот. Я вырвал листок и принялся рисовать маминой шариковой ручкой. Поскольку сам я ничего придумать не мог, то перерисовал картинку из «Большого справочника выживальщика» – траншейное укрытие в холодном регионе. Канава с крышей из веток и снега. Закончив, я был уверен, что никто не догадается, что изображено на рисунке. И решил нарисовать еще один. Мне попалась фотография квинзи – огромной кучи снега с выкопанной полостью внутри. Я скопировал картинку, и поскольку ни одна живая душа не додумалась бы, что внутри этой кучи снега находится укрытие, то я написал: «Это квинзи». Впрочем, вряд ли моя надпись вносила ясность, ведь ни одна живая душа не знала, что такое квинзи.