Я мигом нырнул под одеяло.
– Спишь? – спросил прадедушка Кас.
Я медленно и глубоко задышал. Для пущей убедительности даже разок храпнул.
Прадедушка Кас поступал так, как ему хотелось, думал я. И якобы не мог с этим ничего поделать. Свободный человек остается свободным человеком, сказал он нам в музее. Я думал о селедочном поцелуе, об Инге Уннур, о мамушке. И о бабушке. Когда прадедушка Кас уходил в море, он бросал мамушку с бабушкой одних. А бабушка тогда была маленькая. Теперь прадедушка Кас снова хотел бросить бабушку. И маму. И Линду. И меня. Я не совсем понимал, почему прадедушка Кас прежде так стремился быть свободным. Но самое странное было то, что я понимал, почему он хотел быть свободным сейчас. Немножко понимал. Нет, больше, чем немножко.
Я не мог представить себе, что когда-нибудь мне будет девяносто и что я превращусь в такого вот дряхлого, ссохшегося старика с морщинами, пятнами и вставными зубами, которые буду класть на ночь в стакан рядом с кроватью. Это всё равно что думать о Вселенной. О чем-то, что не умещается в твоем мозгу, как бы ты ни старался.
Кто знает, возможно, я захотел бы тогда того же, что прадедушка Кас. Умереть по-своему. Мне было сложно вообразить, как бы я себя чувствовал в девяносто лет, но, вполне вероятно, я бы тоже захотел в горы. Да. Если всё равно пришлось бы умирать, то я бы ушел в горы.
Я понимал прадедушку Каса, я понимал бабушку с мамой. Но прадедушку Каса я понимал больше.
– Ты еще не спишь? – спросил я.
– Засыпаю, – сказал прадедушка Кас.
– Я хочу знать, какие планы.
– Спать.
– Нет, я не об этом. Я хочу знать, что я должен делать, когда ты соберешься в горы. Чем я могу помочь. Я должен знать это сейчас.
– О господи, – вздохнул прадедушка Кас. – Не кричи так. У стен есть уши.
Он шепелявил так тихо, что его слова почти растворялись в завывании бури.
– К тому времени тебе нужно будет собрать для меня кое-какие вещи. Мне больше не под силу залезать на чердак.
– Окей, – сказал я. Дал понять, что я его услышал. А то вдруг он, без зубов, решит присесть ко мне на коричневый диван.
– И еще кое-что. Ты должен будешь сказать, что я сплю, когда придет время. Что я в комнате для мальчиков.
– Окей.
– Рад, что ты готов помочь.
– Я не говорил, что готов.
– Ты произнес «окей».
– Чтобы сказать, что тебя услышал.
– Понятно, – ответил прадедушка Кас.
Потом какое-то время я слушал ветер, к которому уже начал привыкать. Под его завывание я уснул.
Когда мы пробудились на следующее утро, буря по-прежнему свирепствовала.
– Сегодня останемся дома, – распорядилась бабушка, строго на нас посмотрев. – Мы все.
– Весьма разумно, – заметил прадедушка Кас.
– Еды у нас достаточно, – сказала мама.
– Буря может продлиться несколько дней, – предупредил прадедушка Кас.
– Серьезно? – испугалась бабушка. – Очень не хотелось бы.
– Я пошутил, – сказал прадедушка Кас.
– А-а, – успокоилась бабушка. – В любом случае я не собираюсь целыми днями сидеть взаперти. В четверг нас пригласила к себе Сванна. Там соберутся рукодельницы. Будет кофе с пирожными.
– Надеюсь, мне с вами идти не придется, – сказал прадедушка Кас.
– Ты останешься дома, – решила бабушка.
– Я тоже, – сказала Линда. – И Тван.
– Но, если надо, могу связать что-нибудь, – сказал прадедушка Кас. Он принес свою старую шапку из коридора. – Две лицевые, две изнаночные, делов-то!
День тянулся бесконечно долго. Я хотел поговорить с Линдой, но не мог. В каждой комнате кто-то сидел или в любой момент мог зайти. К тому же у стен тоже были уши.
В «Большом справочнике выживальщика» я нашел главу о травмах и перевозке пострадавших на дикой природе. Я прочел несколько строк.
– Хватит уже, – сказала бабушка. – Всё время читаешь про всякие кошмары.
Прадедушка Кас достал шашки. Мы с Линдой сыграли партию. Стоило мне на секунду потерять бдительность, как Линда одним ходом съела пять моих шашек.
Мама приготовила ведро мыльной воды, чтобы помыть шкафчики на кухне прадедушки Каса. Прадедушка Кас удалился в комнату для мальчиков. Бабушка подметала прихожую и комнату для девочек. Потом принялась мыть окна. Внутри, потому что снаружи ее бы сдуло.
– В доме нужно немного прибраться, – объяснила мама. – Не можем же мы увезти прадедушку и оставить здесь бардак.
Она забралась на табуретку, чтобы освободить верхнюю полку кухонного шкафчика.
– Поможете?
Мы с Линдой складывали на стол вещи из шкафчика, которые протягивала нам мама. Пачка макарон, крышка от банки, коробка спичек, стеклянное блюдо.
– Боже, какая вонь, – поморщилась мама.
Она достала с полки полиэтиленовый пакет. По кухне разнесся всепроникающий запах рыбы.
Линда зажала нос, не осмеливаясь взять пакет у мамы. Я тоже не решался.
– Дедушка! – крикнула мама. – Что это?
Прадедушка Кас заглянул на кухню.
– Сушеная рыба. Забыл напрочь про нее!
Пришла бабушка с тряпкой в руках.
– Тухлая рыба, – заключила она. – Выброси.
– Тухлая? – удивился прадедушка Кас. – С чего ты взяла? Сушеная рыба хранится годами.
Он выхватил пакет из маминых рук, достал масло и уселся за стол.
– Не знаю, насколько это разумно, – засомневалась мама.
Прадедушка Кас разорвал пакет, вынул из него полоску сушеной рыбы, натер ее маслом и положил в рот.
– Невероятно, – сказала бабушка.
– Хочешь попробовать? – Прадедушка Кас протянул бабушке кусочек.
Бабушка замотала головой.
– А вы?
– Нет, – хором ответили мама и Линда.
Прадедушка Кас посмотрел на меня.
– Ты тоже будешь вести себя как ребенок?
Я взял кусок рыбы. Он был сухой как бумага и на вкус был как бумага, даже с маслом. Но во рту постепенно размяк и уже стал чем-то напоминать рыбу.
– Можно еще? – попросил я.
Мы с прадедушкой Касом уплетали рыбу с маслом.
– Теперь масло можно выбросить, – сказала бабушка.
Буря немного ослабила хватку, но ветер по-прежнему дул так сильно, что лучше было не вылезать из дома. После ужина все мы были усталые и недовольные.
– Давайте пораньше ляжем спать, – предложила бабушка.
– Опять пораньше? – возмутился я.
Но бабушка была права, лучше было отправиться в кровать, чем путаться друг у друга под ногами.
– Надо договориться, как мы будем мыться, – сказала мама. – Потому что душа нам сегодня не видать как своих ушей. Сделаем так: девочки пойдут в комнату для девочек, и тогда мальчики смогут по одному ополоснуться на кухне. А пока мальчики будут укладываться, помоются девочки.
Раздав полотенца и мочалки, мама с бабушкой и Линдой отправилась в комнату для девочек. Они смеялись.
– Потщательнее, пожалуйста! – крикнула мама.
– Ты иди первым, – сказал прадедушка Кас и зашаркал к себе в комнату.
Я остался на кухне. Мама, конечно, слушала, открывал ли я кран и как долго текла вода, хотя и не имела к этому абсолютно никакого отношения.
Я разделся до трусов. Повернул кран и помыл лицо. В доме внезапно стало как-то необычно тихо. Как будто я оказался в телепрограмме со скрытой камерой. Совсем один. Стоит мне сбросить трусы, подумал я, как двери вдруг распахнутся. И появятся все – бабушка, мама, Линда, прадедушка Кас и съемочная команда. Люди в праздничных колпаках и с язычками-свистульками. Та-дам!
Но ничего такого не произошло. Я в два счета помылся с головы до пят. Поскольку я забыл захватить чистую одежду, то в одних трусах помчался в комнату для мальчиков. На кухне меня сменил прадедушка Кас. Ему потребовалось больше времени, чем мне. Но ненамного.
– Мы всё! – крикнули мы девочкам.
Я раскрыл «Большой справочник выживальщика».
– Вот глава о личной гигиене, – сказал я. – Ежедневная забота о себе позволяет дольше оставаться здоровым – как физически, так и умственно. И это очень важно. А знаешь, что мыло можно сделать даже из березовых листьев и золы?
– Вздор, – сказал прадедушка Кас. – В море я был грязным как черт, но и умным тоже как черт. На физическое здоровье тем более не жаловался. Знаешь, что опасно? Чрезмерная… как ты ее назвал? Чрезмерная личная гигиена. Человеку нужен защитный слой.
На следующей странице размещалась информация про трости.
– Всегда носите с собой трость, – прочел я. – На нее можно опираться.
– Неужели? – сказал прадедушка Кас.
– Трость можно также использовать как шест для измерения глубины воды. А при необходимости и в качестве оружия или для рыбной ловли.
Прадедушка Кас зевнул.
– Пора гасить свет.
– Подожди. – Я приоткрыл дверь в коридор.
– Чрезмерная личная гигиена опасна, – крикнул я. – Человеку нужен защитный слой. Понятно?
Линда завизжала.
– Оп алали, хлоп алали, – запела мама. —
Уп-лило, глуп-лило,
Оп алали, хлоп алали,
Уп – глуп – глуп!
– Эту песню она поет, когда репертуар окончательно исчерпан, – сказал я прадедушке Касу. – Спокойной ночи.
Я принял горизонтальное положение. Прадедушка Кас выключил свет, почмокал губами, и через мгновение что-то звякнуло в стакане рядом с его кроватью.
9
Все поднялись ни свет ни заря, потому что выспались. Мы с Линдой торопились на улицу. Когда Линда открыла входную дверь, в прихожую обрушился пласт снега. Прямо перед домом выросла целая горка. Вьюга намела снежные холмы и долины, а один из таких холмов прислонился к входной двери.
Я очистил крыльцо от снега, а Линда подмела прихожую.
Солнце еще не взошло. Было сумрачно, в небе едва занималась оранжевая заря. Мы пересекли поле и стали гулять по улицам. Мимо проезжали машины. Прямо посреди дороги какая-то женщина толкала вперед коляску – тротуары были завалены снегом.
– Ты когда-нибудь думаешь о смерти? – спросила Линда.
– Почти никогда, – ответил я.