Охотничий клуб, который посещал Уоллес, показался мне на редкость обшарпанным. Вход был оформлен низеньким портиком и хрупкими белыми колоннами, и это делало все здание похожим на жалкое подобие тех роскошных особняков, которых так много в наших южных штатах. Сосновые полы в помещениях были неровными, ковры потрепанными, а эстампы с картин Одюбона[132] висели криво, словно пережив отголоски далекого землетрясения. Но Уоллес чувствовал себя в этом неухоженном доме на редкость спокойно и свободно – как и в своем старом, пострадавшем от моли свитере.
За миниатюрной стойкой, возле которой возвышался величественный выставочный шкаф для трофеев, сидел очень аккуратный служитель в рубашке поло и узких брюках.
– Добрый день, мистер Уолкотт, – сказал он. – Внизу для вас уже все приготовлено. Мы выложили «ремингтон», «кольт» и «люгер», но вчера была получена одна автоматическая винтовка Браунинга, и мне показалось, что вам, наверно, и на нее взглянуть захочется.
– Это просто замечательно, Джон! Спасибо.
Уоллес повел меня вниз, в подвал, где было несколько узких коридоров, отделенных друг от друга белыми стенами, обшитыми вагонкой. В конце каждого такого коридора были навалены тюки сена, а к ним прикреплен бумажный лист с мишенью. Сидевший за маленьким столиком молодой человек заряжал лежавшее перед ним оружие.
– Отлично, Тони. Спасибо. Я сам… все сделаю. А с вами мы увидимся… у пруда с форелью.
– Да, сэр, мистер Уолкотт.
Я все еще держалась на почтительном расстоянии от оружия. Уоллес оглянулся на меня и улыбнулся.
– Может быть, ты все-таки… чуть ближе подойдешь?
Тони уже выложил все оружие дулом в одну сторону. Особенно красив был револьвер – из полированного серебра с костяной рукоятью; он был похож на декоративный, такие демонстративно носят на бедре, желая пофорсить. Остальное оружие было в основном серого цвета и выглядело отнюдь не декоративным. Уоллес указал мне на ту винтовку, что была поменьше, и пояснил:
– Это… «ремингтон», восьмая модель. Хорошая целевая винтовка. А это… «кольт» 45-го калибра. Ну а «люгер»… немецкий офицерский пистолет… мой отец его… с войны привез.
– А это что?
Я взяла в руки самую большую винтовку. Она оказалась такой тяжелой, что у меня заломило запястья.
– Это «браунинг». Автоматическая винтовка. Именно такой… пользовались… Бонни и Клайд.
– Правда?
– Из такой же их и убили.
Я осторожно положила винтовку.
– Ну что, начнем, пожалуй, с «ремингтона»? – предложил он.
– Да, сэр, мистер Уолкотт.
Мы вошли в один из отсеков. Уоллес открыл затвор и зарядил винтовку. Затем подробно объяснил мне, где что: затворный механизм, досылатель, ствол, дульный срез; целик и мушка. Лицо у меня, наверное, стало совсем растерянным, и он тут же сказал:
– Это просто на слух кажется… более сложным, чем на самом деле. А вообще-то «ремингтон» состоит всего из четырнадцати частей.
– Ну, знаешь, у сбивалки для яиц всего четыре части, а я все равно не могу понять, как она работает!
– Ну, хорошо, – улыбнулся он, – тогда просто смотри, что буду делать я. Кладешь приклад на плечо… примерно так же… как скрипку. Придерживаешь ствол левой рукой вот здесь. Свободно, не сжимая. Просто… держишь ружье в равновесии. Ставишь ноги на ширину плеч. Прицеливаешься. Вдыхаешь. Выдыхаешь.
Ба-бах!
Я так и подскочила. Возможно, даже заорала. И Уоллес сразу начал извиняться:
– Прости. Я не хотел… тебя пугать.
– Я думала, ты все еще продолжаешь объяснять.
Он рассмеялся:
– Нет, с объяснениями… покончено, – и вручил мне винтовку.
Внезапно коридор стал гораздо длиннее, чем раньше, и мишень удалялась от меня прямо-таки на глазах; я чувствовала себя Алисой в Зазеркалье – когда она что-то там съела или выпила и в результате сильно уменьшилась. Я вскинула винтовку на плечо, словно тушку лосося или арбуз. Уоллес тут же подошел ближе и попытался объяснить словами, как следует держать ружье, но безуспешно.
– Извини, – сказал он. – Наверное, это все равно что пытаться на словах научить кого-то… завязывать галстук. Всегда лучше получается, если… Можно мне?
– Да, пожалуйста!
Он задрал рукава свитера, встал позади меня и свою правую руку вытянул вдоль моей правой руки, а левую – вдоль левой, своим дыханием касаясь моего уха. Дыхание было ровным, ритмичным. Затем тихим голосом, словно на том конце стрельбища паслась живая дичь, он объяснил мне, в какой последовательности нужно действовать, и прибавил что-то ободряющее. Мы вместе уравновесили приклад на плече. Вместе прицелились. Вместе вдохнули и выдохнули. И когда мы нажали на спусковой крючок, я почувствовала, как его плечо помогает моему плечу справиться с отдачей.
Уоллес позволил мне выстрелить пятнадцать раз, и мы перешли к «кольту». Затем к «люгеру». Затем по очереди постреляли из «браунинга», и уж я задала тем ублюдкам, что застрелили Клайда Барроу. Пусть-ка теперь хорошенько подумают!
Было уже часа четыре, когда мы, прогуливаясь по прорубленной в сосновом лесу просеке, вышли на поляну на берегу озера. И к нам тут же решительным шагом подошла молодая женщина примерно моего возраста. Она была в брюках и сапожках для верховой езды, а ее светлые рыжеватые волосы были убраны за уши заколками. На сгибе руки у нее висело ружье с открытым затвором.
– Ну, здравствуй, Соколиный Глаз[133], – сказала она с многозначительной улыбкой. – Я ведь не помешала вашему свиданию, нет?
Уоллес слегка покраснел, а девушка протянула мне руку и представилась:
– Битси Хоутон. – Казалось, этим она скорее подтверждает факт своего существования, а не объясняет, как ее зовут.
– Кейти Контент, – сказала я, невольно подобравшись и выпрямив спину.
– А что… Джек тоже здесь? – спросил Уоллес, неловко чмокнув Битси в щеку.
– Нет. Он в городе. А я приехала просто покататься, а потом решила, что неплохо бы выбить парочку мишеней. Надо же как-то форму поддерживать. Все-таки не все такие прирожденные стрелки, как ты.
Уоллес снова покраснел, но Битси этого, похоже, даже не заметила и снова повернулась ко мне:
– А вы, похоже, только начинаете?
– Неужели это так заметно?
– Ну, еще бы. Но я уверена, что под руководством этого старого индейца у вас все отлично получится. Да и денек сегодня для стрельбы отменный. В общем, я пошла. Приятно было с вами познакомиться, Кейт. Надеюсь, мы еще увидимся у нашего Уолли.
Она насмешливо подмигнула Уоллесу и удалилась.
– Ничего себе! – только и сказала я.
– Да уж, – сказал Уоллес, глядя Битси вслед.
– Она что, твоя старая приятельница?
– Мы с ее братом… с детства дружим. А она… ну, она вечно болталась где-то поблизости.
– Но больше, наверное, не болтается?
– Да нет, – усмехнулся Уоллес. – Больше не болтается… и уже довольно давно.
Озеро было небольшим, раза в два меньше стандартного городского квартала, зато его со всех сторон окружали деревья. Пятна зеленых водорослей, видневшиеся на поверхности воды, были похожи на очертания континентов, как бы плавающих в Мировом океане. Мы миновали маленький причал с привязанной к нему гребной шлюпкой и пошли дальше по тропинке к небольшому деревянному помосту, почти незаметному среди деревьев. Там нас уже поджидал Тони, который приветствовал нас и, обменявшись несколькими словами с Уоллесом, исчез в лесу. На скамье рядом лежало какое-то новое ружье в полотняном чехле.
– Это дробовик, – сказал Уоллес. – Охотничье ружье. У него заряд больше. Ты и сама сейчас… отлично это почувствуешь.
Ствол ружья был украшен прихотливой гравировкой и похож на серебряное ювелирное изделие Викторианской эпохи. А приклад выглядел столь же утонченно, как ножка кресла чиппендейл. Уоллес взял дробовик и стал объяснять мне, откуда прилетит глиняный «голубь» и как нужно внимательно следить за ним в прицел, чтобы сделать выстрел в соответствии с траекторией его полета, но как бы чуточку его опережая. Затем, вскинув ружье на плечо, он крикнул:
– Давай!
Из кустов тут же вылетел «голубь» и словно завис на мгновение в полете над поверхностью пруда.
БУМ!
В воду дождем посыпались осколки разлетевшегося вдребезги «голубя» – точно последние искры того фейерверка в Вайлэвей.
В первых трех «голубей» я попасть, конечно же, не сумела, но потом как-то приладилась и из последовавших шести разбила четыре.
В тире звук «ремингтона» казался каким-то более сдержанным, сдавленным, стиснутым со всех сторон стенами коридора; казалось, он проникает тебе прямо под кожу – примерно так же на меня действует, когда кто-то ест с ножа и случайно заденет лезвие зубами. Но здесь, на озере, дробовик звучал в полную силу. Он гулко бухал, точно корабельная пушка, и эхо выстрела не смолкало еще очень долго, словно придавая форму окружающему воздуху или, точнее, открывая в нем скрытую архитектуру того, что существовало там всегда – над водной гладью как бы взмывали ввысь своды невидимого собора, о существовании которого было хорошо известно воробьям и стрекозам, но человеческий глаз узреть этого не мог.
В сравнении с винтовкой дробовик казался продолжением стрелка. Когда пуля «ремингтона» поражала сердце мишени на дальнем конце стрельбища, то возникший звук казался абсолютно не зависящим от твоего пальца, нажавшего на спусковой крючок. Но когда после твоего выстрела глиняный «голубь» разлетался вдребезги, это была, безусловно, твоих рук работа. Стоя на помосте и следя за мишенью, я вдруг словно обретала могущество Горгоны – способность уничтожить материальный предмет на расстоянии, всего лишь встретившись с ним взглядом. И это чувство не исчезало вместе со звуком выстрела. Некоторое время оно еще длилось, пронизывая все мое существо, обостряя все прочие ощущения и добавляя необходимую толику самообладания моей манере держаться или же, наоборот, чуточку бахвальства. Так или иначе, но примерно с минуту после выстрела я чувствовала себя немного похожей на Битси Хоутон.