— Еще что-нибудь, милорд?
— Да, я хочу есть. Я не ел уже много дней.
— На самом деле, милорд, я только вчера напоил вас бульоном. Но с радостью принесу вам сыра и хлеба.
— Я имел в виду пищу поосновательнее.
— Боюсь, больше у нас ничего нет, милорд. Разве только вы согласитесь подождать до вечера. Кажется, сегодня на ужин у нас будут дичь и свежие овощи.
Тавис был голоден как волк. Приходилось довольствоваться хлебом и сыром.
— Ладно, — сказал он, отворачиваясь от мужчины. — Неси, что есть.
— Слушаюсь, милорд.
Священнослужитель удалился, тихо прикрыв за собой дверь, а Тавис остался стоять у окна, погруженный в мрачные раздумья. Его нарядили в балахон послушника и кормили из рук вон плохо. Он уехал бы немедленно, будь у него лошадь. Но сейчас, когда стражники Андреаса рыскали по городу, а он еще толком не выздоровел, Тавис с таким же успехом мог вернуться прямо в кентнгернскую темницу и избавить их от необходимости разыскивать беглеца. Ему оставалось лишь ждать Гринсу. Когда (и если) кирси вернется, они уедут отсюда вместе и займутся восстановлением Тависа в законных правах.
Перед мысленным взором мальчика возникло лицо отца, и он потряс головой, словно пытаясь прогнать его образ. Знал ли Яван, где сейчас находится его сын? Или он думал, что Тавис погиб? Да и был ли он сам жив, коли на то пошло?
Стук в дверь возвестил о возвращении Осмина.
— Ваша еда, милорд, — сказал мужчина, торопливо входя в комнату и ставя деревянное блюдо с сыром и черным хлебом на столик у кровати. — Сейчас я принесу вам воды.
Это было уже слишком.
— Неужели у вас нет хотя бы вина? — спросил Тавис, даже не стараясь скрыть своего раздражения.
Осмин остановился и изумленно уставился на него.
— Конечно есть, милорд. Но в этот день и в эту ночь мы его не подаем. Вы сможете выпить вина завтра.
Внезапно до него дошло, где он находился и что за день был сегодня. Все же Тавис не удержался и спросил:
— А какой сегодня день?
— Последний день убывания лун, милорд. Сегодня Черная Ночь.
Их взгляды на мгновение встретились, потом Тавис отвел глаза.
— Я вернусь с водой через минуту, милорд, — тихо сказал мужчина, снова направляясь к двери.
Мгновение спустя Тавис снова остался один; он медленно пошел к кровати, внезапно расхотев есть. Он знал, что сейчас месяц Элинеды, и напряг память, пытаясь вспомнить, что говорилось в легендах о Черной Ночи этого месяца. Что-то насчет посевов, кажется. Если посеянные семена не взойдут к сегодняшней ночи, весь урожай погибнет. Точно. Впрочем, это не имело значения. Здесь, в храме Лукавца, все Черные Ночи походили одна на другую. Сегодня, в святилище, Тавису предстояло встретиться со своим мертвецом. Ему предстояло встретиться с Бриенной.
Молодой лорд был уверен, что не убивал девушку. Он узнал вкус ее губ и аромат нежной кожи. Он обещал оберегать ее честь и решил жениться на ней. В ту ночь он уж точно не помышлял об убийстве. Бриенну убил кто-то другой. Так он сказал Андреасу и прелату и претерпел за это страшные страдания. Конечно, он не сомневался в своей невиновности.
Вот только дверь была заперта, и по пробуждении он обнаружил свой кинжал в груди Бриенны. Его воспоминания о той ночи по-прежнему оставались смутными и бессвязными. Он помнил, как девушка заснула. Ему казалось, что вскоре он тоже заснул. Но он не мог быть в этом уверен. Не мог, поскольку очень много тогда выпил. Не мог после своего нападения на Ксавера.
Впрочем, этой ночью все должно было выясниться. Этой ночью ему предстояло снова встретиться с Бриенной, на счастье или на беду. И все узнать. Эта мысль не принесла утешения — напротив, ужаснула. Тавис задрожал, у него подкосились ноги, и он едва не упал.
Он еще не успел дойти до постели, когда дверь вновь отворилась. Опять Осмин, со своей водой.
Однако, повернувшись, Тавис увидел не священнослужителя, а Мериел в черном одеянии.
Он вздрогнул и отшатнулся, но тут же опомнился.
— Мать настоятельница. — Он старался говорить твердым голосом, но без особого успеха.
Мериел посмотрела на него оценивающим взглядом.
— Мне доложили, что вы проснулись и требуете еды… Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете.
— Вполне, благодарю вас.
Мериел взглянула на блюдо на столике.
— Наша пища вам не по вкусу?
— Нет, просто мне… я не так голоден, как мне показалось.
— Возможно, вам нужно еще поспать.
Тавис кивнул, опуская взгляд.
— Возможно.
— Гринса велел передать вам, что он вернется завтра утром.
— Священнослужитель сказал мне. Вы не знаете, куда он уехал?
— Нет. Думаю, это не имеет значения. Он просто не хотел оставаться в храме сегодня ночью. Он не желает встречаться со своим мертвецом.
При этих словах Тавис поднял глаза; женщина пристально смотрела на него своими почти черными глазами, еле заметно улыбаясь.
— Наверное, вы тоже хотите уехать, — сказала она.
— Вы думаете, что это я убил ее.
— Я вас едва знаю. Я не могу сказать, вы убили девушку или нет. Я просто служу Байану. В свое время судить вас будет он.
— Нет. — Тавис потряс головой. — Вы не договариваете. Я же вижу, как вы смотрите на меня. Я же слышу, что вы говорите мне. Вы уже все решили насчет меня.
На лице Мериел впервые отразилось сомнение.
— Я думаю, что вы способны на подобное убийство. И я чувствую, что вы боитесь сегодняшней ночи. Вот и все.
Тавис содрогнулся. Мнение настоятельницы подтверждало его собственные опасения.
— Как же мне не бояться? — спросил он, надеясь, что Мериел не умеет читать мысли. — Гринса сбежал из храма, однако вы ни в чем не вините его.
Настоятельница пожала плечами — телодвижение, которое выглядело странным для женщины столь внушительного вида.
— Думаю, я понимаю ваш страх. Встречаться со своими мертвецами всегда нелегко, независимо от обстоятельств. Гринсу же я знаю очень давно, и я понимаю его горе. Много лет назад он потерял жену, мою племянницу, при… весьма прискорбных обстоятельствах. Полагаю, он боится встречи с ней.
Тавис не знал толком, что сказать.
— Мне очень жаль, — наконец проговорил он, сознавая, насколько неловко это прозвучало.
Мериел странно улыбнулась и снова пристально посмотрела на него.
— Вы странный мальчик, — сказала она. — Вы можете быть грубым, каким были с Осмином минуту назад. Но вы можете быть и добрым, хотя испытываете неловкость при этом. На мой взгляд, хорошо, что вы никогда не станете королем.
Тавис растерянно моргнул, не веря своим ушам.
— Конечно, я стану королем. После моего отца я следующий законный наследник престола.
Настоятельница снова пожала плечами, хотя на сей раз жест выражал не сомнение. Она снисходительно уступала мальчику.
— Вероятно, я ошиблась. Прошу прощения, милорд.
Он услышал иронические нотки в голосе женщины и уже открыл рот, чтобы потребовать извинений, но что-то остановило его. Возможно, дело было всего-навсего в том, что она являлась настоятельницей храма Байана, где они находились; а возможно, в том, что она, похоже, уже знала Тависа лучше, чем он сам знал себя. Так или иначе, он промолчал. Он кивнул, хотя сам не понимал почему.
— Сейчас Осмин принесет вам воды. — Мериел повернулась, собираясь удалиться. — Приходите в святилище на закате. Я буду ждать вас там.
— Хорошо, мать настоятельница, — сказал Тавис, словно послушный ребенок.
Она направилась к двери, но на полпути остановилась. Дождь усилился, хотя теперь гром грохотал где-то совсем далеко и шум ветра почти полностью заглушал его раскаты.
— Если вы невиновны, как утверждаете, — сказала Мериел, — вам нечего бояться призрака Бриенны. Возможно, вам будет больно увидеть девушку, но она не причинит вам вреда. Если вы невиновны.
Тавис кивнул и проводил настоятельницу взглядом. «Я невиновен, — хотел он крикнуть ей вслед. — Мне нечего бояться». Но слова застряли в горле, и она все равно не поверила бы. Она видела, как сильно он напуган.
Оставшиеся до заката часы показались Тавису вечностью. Он пытался уснуть, но после двух дней сна мог только лежать в постели, уставившись в затянутое сеткой дождя окно и слушая раскаты грома, подобные грохоту океанских волн, набегающих на берег. В конце концов мальчик съел принесенные Осмином хлеб и сыр — без аппетита, но убедив себя в том, что надо поесть. Он спрашивал себя, доведется ли ему еще когда-нибудь проголодаться.
Когда наконец прозвонили закатные колокола, Тавис буквально выпрыгнул из постели и торопливо вышел из комнаты под дождь, в сгущавшиеся сумерки. Сердце бешено колотилось у него в груди, он дрожал всем телом. Он с трудом подавил мгновенное желание убежать, покинуть храм и улицы Кентигерна, наводненные доблестными солдатами Андреаса. Однако сначала он должен был пройти это испытание, если хотел доказать, что Мериел ошибается, и восстановиться в правах на престол. Более того, ему самому было необходимо все узнать. Тавис очень хотел верить в свою невиновность, но понимал, что будет сомневаться до конца жизни, если не встретится с девушкой. В каком-то смысле бог предлагал ему ценный дар: возможность обрести покой тем или иным образом. Было бы глупо отказываться от него.
Перед самым святилищем Тавис замедлил шаг, вновь охваченный дурными предчувствиями. Он ожидал увидеть священнослужителей у дверей храма, но там никого не было. Мальчик медленно вошел в здание и увидел, что внутри тоже нет ни души, хотя на стенах зала и на алтаре горели свечи. Он неуверенно двинулся к огромному витражу с изображением Байана; мягкое шлепанье босых ног по каменному полу отдалось тихим эхом под сводами святилища.
— Я не знала, придете ли вы, — раздался голос из-за алтаря. — Я думала, может, вы боитесь.
— Я боюсь, — признался Тавис, выходя в центральный проход между скамьями. — Но я хотел доказать вам, что не убивал.
— Вам не нужно ничего доказывать мне.
Тавис застыл на месте. Голос принадлежал не Мериел. Он был слишком высоким, слишком молодым. И казался далеким, даже когда Тавис приблизился к алтарю.