По мнению одного религиозного писателя двадцатого века, человечество нуждается в инвалидах для того, чтобы помнить о хрупкости своего здоровья, о жизненной мощи и немощи.
Мать прославившегося в девятнадцатом столетии Чарлза Страттона по прозвищу Генерал Том Там объясняла его карликовость своим несказанным горем — во время ее беременности умерла собака, любимица семьи. Мы же с Лейлой не занимались подобным самообманом, не искали причин нормальному в ту пору развитию нашего ребенка. Впрочем, наука и не могла предложить убедительного объяснения, так, общие слова: генная инженерия иногда дает сбои, скачки генов приводят к непредсказуемым результатам, хромосомные мутации выходят из-под контроля. В общем, всякие бывают неожиданности. Природа всегда защищает свои права.
Как только от меня ушла Лейла, я приобрел домик в горах. Помнится, в ту нелегкую пору я был малость не в себе. С политикой уже порвал, а шоу-бизнесом еще не занялся; к чему руки приложить, не ведал. Обзавелся дневником, чтобы записывать в него мысли о самоубийстве, но особого желания перейти от слов к делу не припоминаю. Прошло какое-то время, я запер дверь на ключ и больше в тот дом не возвращался. А через несколько лет оформил дарственную на Лейлу, и они с маленьким Этаном бывали там наездами. Лейла даже сказала как-то, в редком приступе деликатности, что сыну нашему на даче очень нравится, он с упоением ловит бабочек и собирает полевые цветы. И вообще ведет себя спокойнее на свежем горном воздухе, а по ночам крепко спит.
Этим же самым теперь занимались и близняшки — спали как убитые на заднем сиденье «лексуса». Мы с Джейн по-прежнему не разговаривали, но она разок положила ладонь мне на затылок. Как же я мечтал об этом, как же мне этого не хватало — ей-богу, десять лет жизни отдал бы взамен. Но в прикосновении не было ни сексуальности, ни романтики. Просто добрый материнский жест.
Едва над горами встало солнце, мы подъехали к даче. Если Группа действует четко по своему графику, то сенсация выпорхнула из клетки час назад. Джейн приоткрыла дверцу «лексуса» и сразу покрылась гусиной кожей — в салон хлынул холодный утренний воздух.
— Внесу детей в дом, — такими были ее первые слова после нескольких часов молчания. — Надо им хорошенько выспаться. Дверь заперта?
— Вот ключ.
Простой, будничный разговор. А кругом в эти минуты стремительно меняется человеческая раса.
В доме оказалось не теплее, чем снаружи. Я завел генератор, чтобы не возиться с камином, а Джейн, тяжеловато дыша, перенесла девочек одну за другой в спальню. Дача моя, вернее бывшая моя, невелика, но по комфорту вполне на уровне — я не фанат примитивизма и аскетичности. В кухне всегда есть вода из скважины, санузел соединен с подземным септиком. Мебель, подобранную под мои габариты, Лейла заменила на обычную. На диван я забрался с трудом, сразу заболели ноги.
Из спальни вышла Джейн, затворила за собой дверь, уселась напротив меня в плетеное кресло и тихо сказала:
— Зря не дал мне машину вести.
Я промолчал.
— Тут есть радио?
— Было… Только спутниковое — в горах другое не ловится.
— Где приемник?
— Не знаю. Давно здесь не живу.
Она ушла в кухню, и я услышал открывающиеся дверцы. Лейла обновила и кухонную мебель, однако насчет полок не позаботилась. Джейн пришлось действовать на корточках. Все обыскав, она сообщила:
— Приемника нет, зато еды и посуды полно. Тут кто-то бывает?
И опять я не ответил.
— Ну, Барри, какие планы?
Я посмотрел на нее. Никакой косметики, волосы причесаны незатейливо, из одежды — джинсы и зеленый, под цвет глаз, свитер. Еще никогда она не казалась мне такой красивой.
— План у меня был один — сбежать, пока не нагрянула взбешенная толпа с вопросом: какого, собственно, черта? Ну не любит народ, когда его в мозг насилуют. И у кого же спрашивать, как не у тебя? Ты — натуральная мишень.
— Понятно, — устало улыбнулась Джейн. — Да, всяк на мне злость сорвать норовит, сколько себя помню. Но чтобы целой толпой набрасываться… с чего ты взял?
— Зависть. Ты же баловень судьбы: имеешь все, о чем они только мечтать могут.
Я подразумевал красоту, талант, успех и богатство. И свое сердце.
— Да ладно, — фыркнула она. — Конченная карьера, четыре неудачных брака и морщины такие, что даже ботокс не берет. Милый мой Барри, что-то ты неважно выглядишь. Устал. Ложись-ка на диван, а я тебе молочка подогрею.
— Кончай мамашу из себя корчить!
Мой рык ее сначала испугал, затем рассердил. Но уже через секунду на лице отразилось сочувствие. Сочувствие — это хуже всего.
— Я хотела только…
— Ты сама тут ни при чем, дело в генной дряни, которой тебя инфицировали.
Эти слова заставили Джейн крепко задуматься. Моя ночная собеседница зря считает ее глупой.
— Думаю, ты не прав, — сказала Джейн наконец. — Я так поступала и до того, как все это началось. Вижу: ты устал и расстроен, вот и хочется создать тебе мало-мальский уют.
М-да… Похоже, все гораздо запущеннее, чем казалось раньше.
В самом деле, как можно отличить, у кого поступки естественные, а у кого они вызваны рецепторами окситорина? Гены против свободы воли — очень старый спор. Который сегодня готов перейти в жаркую стадию…
— Все-таки принесу тебе теплого молока, — решила Джейн.
Но я уснул, не дождавшись ее возвращения из кухни.
А когда проснулся, у кровати стояла Белинда и смотрела на меня в упор.
— Хочу домой.
Я принял сидячую позу, спросонья плохо соображая. Все болело.
— Где Джейн?
— Они с Бриджит на прогулку свою дурацкую пошли. А меня оставили. Отвези!
— Сейчас не могу. Потерпи.
— Домой хочу!
Господи, больно-то как! Я слез с дивана и поплелся в кухню. На столе ждала и пахла кофеварка, вот только близок локоть, да не укусишь. До чего же неприятно, что Белинда глаз с меня не сводит! Скрипя зубами от злости, я сходил к камину за стульчиком для ног, залез, налил себе кофейку. Какой-то участок мозга отстраненно констатировал: родительских позывов в отношении Белинды не наблюдается. По крайней мере, когда у нее дела обстоят получше, чем у меня.
Напиток оказался отменным. К хорошему кофе Лейла всегда была неравнодушна. Я глотнул и спросил:
— Ну, и долго они уже гуляют?
— Не знаю.
Наверняка же знает, паршивка, но решила не говорить.
— Правда не знаю, перестань думать, что я врунья.
Как же ей это удается?
Я читал кое-что о синдроме Арлена.
Подсознательные процессы в недобром маленьком мозгу Белинды сверхвосприимчивы к шести видам невербальных сигналов. Это — мимика и жесты, вплоть до едва заметных; ритм движения; использование личного пространства; детали внешнего облика, такие как одежда и прическа; наконец, так называемый параязык, то есть тона и модуляции голоса, смысловая наполненность речи, акценты и интонации. Все в совокупности позволяет ей читать мои эмоции с такой же легкостью, как диктор читает текст телесуфлера. Правда, чужие мысли для эмпатов все-таки закрыты — об этом я, общаясь с юной особой, как-то успел запамятовать. Пришлось напомнить себе, а заодно углядеть рациональное зерно в старинном обычае привязывать ведьм к столбу и обкладывать хворостом.
— Ненавидишь меня, ну и плевать, — сказала она.
— Ой, Белинда, при чем тут ненависть, — вздохнул я беспомощно. От нее ничего не скроешь.
— И я тебя терпеть не могу!
Я взял чашку и вышел. Слава богу, Лейла не убрала стоявшую перед домом низкую скамейку. С нее открывалась просто головокружительная панорама с горами и долами, прямо-таки нетронутый рай. Помнится, девять месяцев кряду я любовался этой картинкой — и чуть не спятил с горя и тоски. Рай, из которого ты изгнан, больше не рай. Вокруг скамьи как будто витали призраки того горя и той тоски, но черта с два они снова меня заполучат.
Вскоре на грунтовой дорожке появились запыхавшиеся Джейн и Бриджит. Девочка несла букет лютиков и маргариток.
— Здравствуй, Барри, — невесело поприветствовала она, и я заметил слезы.
Я сразу одернул себя, отогнал слабое желание утешить ребенка, погладить его по головке и пообещать, что бо-бо скоро пройдет.
А-а, черт бы вас всех побрал! Оставьте же меня наконец в покое!..
Джейн села рядом на скамью.
— Бриджит, иди, поставь цветы в воду.
Когда близняшка скрылась в доме, я сказал:
— Надо бы узнать, что в Лос-Анджелесе делается. Внизу, на краю равнины Данхилл, есть библиотека. Если убрать волосы, надеть солнечные очки… Впрочем, не мне же тебя учить актерскому мастерству. Сможешь туда пробраться незамеченной и войти в Линк? Я бы сам съездил, но ты же понимаешь…
Джейн побаивалась высоты. Взглянув на горную дорогу с крутыми спусками и кое-где без ограждений, она вздохнула:
— Смогу.
— Но не задерживайся и ни с кем не разговаривай. Ни слова! У тебя запоминающийся голос.
— Только для тех, кто его слышал больше десяти лет назад и в картинах поприличнее, чем последняя. Так я поехала? — И она снова посмотрела на дорогу.
Прежде чем я успел ответить, девчонки подняли шум. Через секунду они выскочили из дома, и Джейн встала.
— Белинда, не смей! — выкрикнула Бриджит.
— Если сейчас же не отвезешь нас домой, я всем скажу, что ты меня трогал за одно место, и тебя за решетку посадят! Навсегда! Да-да-да!
— Нет, юная леди, вы так не поступите, — произнесла Джейн. — Вы сейчас же пойдете со мной.
Белинда опешила: верно, от Фриды никогда не слышала такого сурового тона. Я отметил для себя, что родительские инстинкты как будто не отрицают дисциплину. Девочка без звука последовала за Джейн в дом.
Может быть, дочки слишком запугали Фриду, поэтому она себе не позволяет строгости? Или дело в ее высокомерии? Или она чувствует себя виноватой? Или боится, пожурив, услышать в ответ нечто убийственное? Легко было вообразить подобную сценку, очень уж непростые это детишки, с их совсем не детской психикой и жутковатой проницательностью.