крикнуть напоследок, но его быстро затыкают.
Они остаются в номере одни.
Кирихара растерянно оглядывается, пытаясь осознать, что: а) его опять не убили и б) это ненормально. Все, что здесь происходит, — это ненормально. И конечно же, в) за ущерб в номере уже определенно придется платить.
— Ты меня спас, — внезапно раздается сзади.
Ну зачем ты открыл рот? Избавься уже от этой ужасающей привычки.
Кирихара очень не хочет поворачиваться к Риду лицом, но что-то внутри него твердит, что иначе он проиграет. Приходится развернуться на пятках, выпрямив плечи и поглядев на Рида сверху вниз.
Этот самый Эйдан Рид лучится самодовольством, как радиационным фоном:
— Я знал, что хоть немного тебе понравился!
Этот парень его бесит так, что Кирихара еле сдерживается, чтобы не заскрипеть зубами. Но вместо этого он вежливо улыбается и задумчивым тоном отвечает:
— Может, я просто хотел убить вас собственноручно?
— Ну, тоже ничего, — Рид одобрительно кивает, выпятив нижнюю губу. — Попахивает артхаусной любовной драмой.
Да с него все как с гуся вода! Кирихара чувствует, как собственное тщательно генерируемое остроумие разбивается волнами о камни его паяснической харизмы.
И это тоже его бесит.
— Трагедией, — вежливо поправляет Кирихара. — Если по ходу действия кто-то из главных героев погибает, это называется трагедией.
Рид ухмыляется:
— Так я все-таки один из главных героев?
Да что ты с ним будешь делать.
— Тот, что мертвый, — напоминает Кирихара.
— Прекратите флиртовать, — внезапно закатывает глаза Арройо, и Кирихара вспоминает о четырех других присутствующих в комнате. — Нам нужно…
И в этот момент раздается стук в дверь.
— Обслуживание номеров! — доносится сиплый мужской голос.
— Ну нет, — качает головой Арройо, смотря на дверь сумасшедшим взглядом. — Это… это уже даже не смешно.
— Это перестало быть смешно три раза тому назад, — замечает Кирихара, в спешке хватая новый магазин с кровати.
Это будет одним из главных правил в Джакарте: никогда не жди от обслуживания номеров ничего хорошего.
— Ну, ребята, приятно было пообщаться, — неожиданно вздыхает Рид, а Боргес хмыкает за его спиной. Все на них оборачиваются. — Это, похоже, за нами.
И он встает, разминая руки. На которых нет наручников.
Сукин ты сын, думает Кирихара, без промедления направляя на него пушку, но тут раздается грохот и в номер вваливаются очередные индонезийские граждане, которым что-то от них нужно.
Кирихара машинально разворачивается в сторону двери.
И даже успевает понять, насколько большую ошибку совершил, прежде чем чувствует, как ему заламывают руку и прижимают к себе со спины, уперев его же пистолет ему под подбородок.
— Какой же ты тощий, — неодобрительно щелкает языком Рид, сильнее стискивая его запястье, когда Кирихара пытается вырваться. Он ниже, но сильнее. Выкрученные суставы обжигает болью, а самолюбие — чужим выдохом на ухо: — В следующий раз приеду с конфетами.
Кирихара до боли стискивает зубы.
В комнате резко становится шумно, тесно и громко. Боргес с той же легкостью, которая намекала (кричала, вопила, тыкала пальцем) на то, что они тут изображали беспомощных пленников то ли из чистого желания поглумиться, то ли из желания подслушать побольше информации, освобождается от наручников и с ужасающей легкостью швыряет Эйса через кровать. Арройо отстреливается из-за угла, а перед Кирихарой вырастает низкорослый парень в церковной сутане и с двумя «Береттами» в руках.
— Ты дебил? — спрашивает псевдосвященник (а на самом деле наркоторговец; это безумный, безумный город с безумными, безумными людьми).
Салим Супарманпутра — память услужливо подсовывает ему вырезки из профайлов. Один из основных винтиков в механизме Шишидо Эчизена: тщательно взращенный цепной пес. Выглядит он куда младше своих тридцати двух — с его круглым маленьким лицом и миниатюрным телосложением, — но его досье говорит о том, что людям, обманывающимся его внешностью, очень не везет в дальнейшем.
Но то, как он обращается к Эйдану Риду, Кирихаре импонирует.
— Да что я опять сделал-то? — оскорбляется тот. — Не трогай, — капризно добавляет, когда Салим наводит оба дула Кирихаре в живот. — Зандли, ты тоже прекрати палить по ним! — Это уже той чернокожей женщине, что пытается изрешетить инспектора Арройо. — Это американцы, правительственные агенты. Тронем их — выйдет боком!
— Американцы? — Салим подозрительно щурится на Кирихару и Эйса с Николасом, которых Боргес держит практически за шкирку. — Не похо… Андрей! Твою мать, Андрей, положи автомат немедленно!
Все присутствующие оборачиваются на парня в коридоре, который под шумок попытался поднять «Хеклер унд Кох». Молодой, почти подросток, тоже в сутане и ростом, наверное, с Кирихару — то есть непомерно высокий, особенно по сравнению с остальными. А еще у него такое разочарованное лицо, что Кирихара не может не добавить себе под нос:
— А то папочка будет ругаться…
— Мамочка, — хмыкает Рид (все еще ему на ухо, и Кирихаре — серьезно, Кирихаре некомфортно). — Папочка тут вообще-то я.
— Ты двоюродный дядя, которого терпеть все не могут, — тычет в него пистолетом Салим, и, постойте-ка, Кирихаре нравится этот парень. Примерно так же, как Сурья, и это уже закономерность, указывающая, что Кирихаре нравятся все люди, оскорбляющие Эйдана Рида.
— Красивым людям всегда достается много ненависти.
— У красивых людей нет вот этого на голове.
— Ты меня достал, — делится с миром Рид, отступая к стене назад (то ли поближе к выходу, то ли подальше от Салима) и таща за собой Кирихару. Тот то и дело утыкается в него спиной и молится, чтобы придурок не устроил ему открытый перелом руки. — Меня и мое вот это. Мы обиделись, отвали.
— В вашем случае обижаться нужно только на генетику, — едко комментирует Кирихара, мстя за остановленный в руке кровоток. Руку ниже локтя он не чувствует совсем.
Холодное дуло ствола Рида сильнее прижимается к подбородку, заставляя задрать голову выше.
— Поосторожнее на поворотах, умник. Вот не будь ты таким смазливым, давно тебя бы пристрелил.
Кирихара через силу хмыкает. Он чувствует, что, захоти Эйдан Рид его прикончить, уже давно бы выстрелил, так что, подавив нервозность, вызванную нежелательным контактом (и с пистолетом, и с самим Ридом), комментирует:
— Не пристрелили бы. Вам нравится, что я умник.
— И мне нравится, что он умник, — одобрительно кивает Салим. — Так что, не стреляем их?
Сердце у Кирихары предательски пропускает удар. Он внезапно и очень глупо надеется, что это не было заметно — особенно для долбаного Эйдана Рида.
— Нет, — с интонацией «да ну на хрен» отвечает долбаный Эйдан Рид. — Хочешь, чтобы сюда явился какой-нибудь спецназ, а не эти белые воротнички? Ты же знаешь, американцы терпеть не могут, когда мрут свои. Доставим старику еще проблем — нас понизят до алтарников. Хочешь быть одного ранга с Андреем?
— А чем плох мой ранг? — растерянно спрашивает та каланча.
В руках у него бельгийский «Файв-Севен» из арсенала Секретной службы. Посмотрите на него, все свободное оружие в комнате перелапал. Салим смотрит на него таким взглядом, что тот тут же откладывает пистолет на стол, принимаясь крутить в руках четки с крестиком.
— Сплюнь. — Он снова поворачивается к Риду. — Оттиски?
Но тот мрачнеет:
— У Картеля.
Подчиненная Боргеса, Зандли как там ее, закидывает автомат на плечо:
— Что, опять увели? Да вы шутите!
— Что еще за круговорот оттисков в природе? — мрачнеет Салим. — Это уже ни в какие ворота! Как так вышло?
— Тут сегодня половина Джакарты побывала, — ухмыляется Рид. Кирихара не видит его лица, но сомнений не остается: голос Рида хорошо отражает каждый оттенок его зубастых, ироничных настроений. — В тачке расскажу.
— Хорошо, — кивает Салим и делает знак тому пацану, Андрею. — Поехали тогда.
— А мы можем забрать его с собой? — с надеждой напоследок спрашивает Рид и, подозревает Кирихара, имеет в виду его.
— Нет, — отрезает Кирихара.
— Нет, — поддерживает Арройо, несмотря на то, что его уже вынудили поднять руки и сдаться, и на то, что он явно не входит в электорат этого голосования.
— Нет, — говорит Салим голосом «положи там, где взял». — Даже не думай.
— Судя по всему, он вообще никогда не думает, — не сдерживает себя Кирихара, и его тут же дергают за руку вверх.
Остается только зашипеть от боли и зажмуриться: такое чувство, что сустав на самом деле трещит. Сегодня ему явно пистолет больше этой рукой не держать.
— А вы всегда, — он упрямо не собирается боли дать себя остановить (выкуси), — применяете физическую силу, когда не знаете, что ответить?
И, пока говорит, удивляется сам себе: почему он-то заткнуться не может? Хамить человеку, который в любой момент может всадить тебе пулю в голову, — такое он всегда считал прерогативой суицидников и идиотов.
— Я передумал забирать тебя с собой, — сообщает ему Рид. — Ты гадкий мальчишка.
— А я уже начал думать, что это ваш любимый тип.
— Господи, да ты со мной заигрываешь!
Кирихара категорически не согласен с тем, что это заигрывания (или у Эйдана Рида в жизни был только очень печальный опыт), но ему срочно нужно выкрутиться из ситуации:
— Заигрывания с человеком, который держит у твоего горла пистолет, — способ самосохранения.
— Мне нравится идея, — одобряет Рид. — Я прямо изо всех своих душевных сил сдерживаюсь, чтобы не нажать на курок. Как насчет минета в качестве способа самосохра…
— Заткнитесь на хрен оба, — обрывает их Салим, успевший покопаться за это время в телефоне. — Наши говорят, что к Хамайма-Тауэр только что подъехал кортеж из пяти машин. Пошли отсюда.
Он ставит их всех к стене — где-то они это уже проходили, ах да, — и Риду приходится отпустить Кирихару, правда, напоследок он хлопает его по заднице. Почти вывихнутая рука мелко подрагивает, сведенная судорогой, но он держится, пока Церковь не скрывается в коридоре.