прятаться и, если они его пропустят и уйдут выше, попасть на лестницу. Если удастся, то это все еще семьдесят этажей вниз, зато шансов выбраться куда больше, чем сейчас.
Глаза постепенно привыкают, хотя света все еще нет. Такое чувство, будто время тянется как резиновое, — кажется, что проходит минут десять, прежде чем он добирается до восточного коридора. Технические помещения идут по периметру всего этажа — связанные между собой узкие проходы с редкими дверьми. Войти туда незамеченным можно только с одного слепого места, но никакого преимущества, кроме доступа к заполненному охраной пункту безопасности Картеля, это не даст: все выходы из коридора на этаж просматриваются камерами с обзором в триста шестьдесят градусов.
— Пропали с камер, — говорит голос Арройо. — Идут к тебе.
Попадаться на камеры ему нельзя. Все выходы отсюда — или в глубь этажа, или в тупики.
Не штаб-квартира, а мышеловка.
Едва успев подумать об этом, Кирихара слышит — на этот раз действительно слышит — голоса и громкое шипение чьей-то рации. Взгляд мечется от двери к двери, но в конце концов он прикидывает расстояние до выхода и проскальзывает за тележку с моющими средствами, садясь на корточки и прижимаясь к ней боком.
«Эллиот», — выдыхает Николас ему в наушник, но глухой голос Арройо на том его обрывает.
Голоса, говорящие на смеси индонезийского и английского, становятся отчетливее, вместе с ними слышны шаги. Кирихара прислушивается, стараясь дышать как можно тише.
— …Что, до сих пор палят? Уже минут десять, черт.
— Это сумасшедший ублюдок Боргес, — хмыкает собеседник в ответ. — Что ты хотел? И я знаю, что нам никто не скажет, но уверен, что оттиски Гринберга у босса. Сам посуди, на хера тогда Диего Боргесу прорываться в здание? Поэтому Сайто и отрубил весь свет…
— Кахья, ты чего тащишься? — голоса наконец поднимаются в коридор. Трое, определяет Кирихара, значит, еще трое у другой лестницы.
— Да нет тут никого, — бурчит голос на индонезийском, и Кирихара, который проходил только краткий курс малайского, с трудом разбирает слова. — Чего мы…
— Я тоже согласен, — отвечают ему на английском. Голоса медленно движутся в его сторону. — Сколько там человек в этой шарашке — трое, четверо? Херня какая-то, как они планируют это провернуть?
Кто-то притормаживает совсем рядом. Нет… прямо около поворота.
— Пошли!
— Сейчас, дай я уж и сюда загляну проверю, раз мы такие ответственные рабо…
«Если тебя заметят, — вспоминает Кирихара, — не тормози, бей первым».
Бей первым.
Слова крутятся в голове, как мантра.
Шаги все ближе, и Кирихара сжимает в руке маршрутизатор, собираясь не терять времени и вырубить хотя бы одного, когда он высунется. Может быть, тогда у него будет шанс.
— На северную сторону! — внезапно взрывается звуками рация, чужой грубый голос потрескивает. — Быстро, сюда! Кажется, мы нашли его!
— Черт!
— Давай, не тормози!
И ботинок, который уже почти выглянул из-за тележки, исчезает. Охранники не уходят — они бегут.
Бегут в противоположную от Кирихары сторону.
Проходит несколько секунд, и Кирихара понимает, что все это время практически не дышал. Он так сильно втягивает воздух, что легким становится больно, и долго выдыхает через нос.
Пронесло. Господи.
Он все еще жив.
Он переводит дух и, слушая стучащее в ушах сердце, собирается вставать…
— И чего ты сидишь? Ждешь, когда они вернутся? Бегом! — налетает на него фигура и хватает за предплечье.
И они бегут.
Глава 10
То, что это Рид, Кирихара понимает на второй секунде — следующей после той, когда он хочет от неожиданности заехать ему маршрутизатором в нос, но его руку перехватывают и тянут наверх.
Адреналин все еще гуляет в крови: Кирихара несется за Ридом — сумасшедшим! безумным! чокнутым! — и чувствует что-то невероятное, похожее на восхищение. Ноги едва не соскальзывают со ступеней, ему кажется, что они так шумят, что их вот-вот обнаружат.
Лестничный пролет заканчивается, и вот они уже что есть мочи несутся по этажу — вокруг залитые темнотой стеклянные стены офисов, диваны и кадки с фикусами. Все летит перед глазами смазанной лентой, пока Рид не останавливается и не заталкивает его в легко поддавшиеся — почему? как? — стеклянные двери. Потом несется дальше, чуть не сбивая стулья, и Кирихара бежит за ним сквозь двери и повороты, пока за очередной они наконец не останавливаются.
Перед ними панорамные окна, выходящие на соседний небоскреб, — дальше бежать некуда.
Схватившись за ближайшую столешницу, Кирихара пытается отдышаться. Он уже отвык от забегов и сейчас тяжело, часто дышит. Рид глубоко втягивает воздух носом, но не задыхается.
Удивительно не это.
Удивительно то, что Эйдан Рид живой.
— Вы, — хрипло говорит Кирихара, — не похожи на тело, упавшее с семидесятого этажа. Пора… поразительно.
— Боялся, что я оставлю тебя вдовцом? — хмыкает Рид.
Они стоят близко, и Кирихара чувствует: он ледяной. От него веет холодом, разве что пар не идет. Кирихара опускает взгляд между ними и видит на своей рубашке темные следы. А потом переводит взгляд на руки Рида. В тусклом свете высотки напротив он видит его ладони — сплошь разодранная кожа и кровь. Тот ловит его взгляд, крутит ладонями и ухмыляется с видом «да ничего особенного»:
— Чуть не проехал нужный этаж.
И демонстративно вытирает об себя, даже не поморщившись.
Кирихара чувствует облегчение. И вздыхает:
— Давайте сделаем вид, что я отвернулся.
— Точно?
— Точно.
И Рид начинает трясти ободранными в кровь ладонями, подпрыгивая на месте, то шипя, то тоненьким голосом приговаривая: «Ай, черт, сссу-у-ука, как же больно, черт тебя дери, ауч, ай-яй-яй, больно-больно-больно-больно!» Кирихара машинально оглядывается на дверь: их все еще ищут и рано или поздно могут найти.
— Не запаривайся раньше времени, — не переставая шипеть, говорит ему Рид. — Мы в кабинете главного какой-то классной конторы, у них директорская дверь на пароле. Я попросил вашего чудика-гения держать ее открытой еще два часа тому назад, на всякий случай. Видишь, какой я предусмотрительный?
— Если вы так хорошо ориентируетесь, зачем полдня торчали на крыше?
— Не закатывай глаза. — Рид закатывает их сам и прислоняется к тому же столу. — Ну и заварушка, да? — почти улыбается он. — Не привык к таким, поди?
Кирихара не хочет улыбаться ему в ответ, не хочет это комментировать и не хочет больше участвовать ни в каких заварушках — ни Секретной службы (офисная работа, говорили они!), ни Эйдана Рида (у него выполнимые планы, говорили они!).
— Как вы… — пытается спросить Кирихара, но не может закончить правильно. Додумались до такого? Решились? Смогли это сделать? Так быстро сориентировались? Спасли меня?
Рид понимает правильно. Что удивляет Кирихару больше всего, в его ответе нет ни капли бахвальства: он говорит так, будто каждый день проворачивает подобное.
— Спрыгнул, прострелил стекло и покатился внутрь. В смысле ворвался, как Черный Плащ, неудержимо и опасно. А потом накинул свой плащ на голову, — он дергает рубашку, — чтобы камеры меня не прищучили. Понял, по какому коридору они бегут на шум, и полетел к тебе на крыльях любви по параллельному. Кстати, пока ты прятался, я слышал, что Лопес взорвал сейф.
— Слышали, в смысле так громко рвануло?
— Слышал, в смысле он случайно — хотя я думаю, специально, это же Лопес — включил общую, когда взрывал.
Рид ухмыляется, Кирихара не может ничего с собой поделать и ухмыляется в ответ.
— Обсценной лексики ему досталось много?
— Ой, угадай. Кстати, нам тоже сейчас достанется. Я отключился после взрыва — моим перепонкам нужна была передышка. Так что нас сейчас или поносят, или хоронят. — Ну, Кирихара слышал, как Арройо в другом ухе подключался пару раз, пока они бежали, и спрашивал у Николаса их маршрут, но Эйдану Риду об этом знать неоткуда. Тот дурачится: — На счет три?
Кирихара включает, не дожидаясь «раз».
«…Лючите меня уже! — раздается окрик Салима. — Вы, два придурка, вы живы?!»
Когда Кирихара успел докатиться до того, что человек в два раза меньше него бесстрашно называет его придурком?
— Салим, сахарочек, ты плакал?
«От горя, что ты не упал, — огрызается тот, но в голосе слышится облегчение. Кирихара бросает взгляд на Рида: тот почти нормально улыбается, слушая, как начальник на него орет. — Если завтра я найду у себя хоть один седой волос — оттащу тебя обратно на башню и столкну, ты меня понял?!»
«Что у вас там?» — по-деловому спрашивает Арройо.
— Мы собираемся уходить вниз, — отвечает Рид. — А где эти неудачники, которые не могут меня поймать?
«Вы сейчас на шестьдесят восьмом, они еще не сходили с семидесятого, — сообщает Николас. — Я скажу, если камеры их засекут. Но лучше вам поторопиться».
— Почему святой отец не знал, что вы живы? — быстро интересуется Кирихара, на секунду прикрывая микрофон ладонью.
Риду этот жест как будто доставляет какое-то удовольствие: он с охотой прикрывает свой и шепчет заговорщически:
— Ну, я отключился перед тем, как спрыгнуть.
Значит, одновременно с Кирихарой.
Он продолжает смотреть на него, и это на самом деле больше похоже на отходняк, чем на томный взгляд (и слава богу). Он убирает руку с микрофона и просто… смотрит.
— Что? — непонимающе щурится Рид, удивленный, видимо, таким откровенным вниманием.
Кирихара моргает, прогоняя наваждение.
— Ваша прическа, — он поправляет очки, — теперь еще хуже, чем обычно.
«Прекращайте кокетничать и уходите!» — ворчит Салим.
— Я не кокетничаю, я резюмирую ущерб, — парирует Кирихара. А между ним и Ридом меньше метра, и они все еще смотрят друг на друга.
А потом в эфире появляется Лопес, и тон его не предвещает ничего хорошего.
«У меня плохие новости», — он произносит это так мрачно, что даже Риду становится не по себе.