Но, скорее всего, вариантов «получше» у них не осталось. Бедная-несчастная Служба в одночасье осталась без союзников и без героя, генерирующего потрясающие, хитрые планы. Неудивительно, что они пристально следили за передвижениями Церкви и Картеля: так, наверное, и вышли на оттиски. Ну ничего. Захотели — получат.
Внизу оказывается небольшой коридор с высокими потолками и парой старых скрипучих железных дверей. Идти отсюда некуда, и Рид ухмыляется, поднимая пистолет.
— Скажи мне, скажи мне, малыш, — в пустом железном коридоре эхо его голоса проникает в каждый угол, — почему ты бросил меня…
Сам себя загнал, мальчик.
— Мыслями витаю в облаках… — Первая пара дверей: на той, что слева, — ржавый висячий замок, та, что справа, завалена коробками. — Ничего не обременяет меня… Мне стоит быть мудрее…
Рид останавливается между следующими дверями.
— …И осознать, что у меня…
Слева — покореженная, будто бы в нее что-то с силой врезалось посередине, — заперта. Справа — прикрыта.
— …Без тебя одной проблемой меньше.
За ней раздается шорох.
И он расстреливает дверь в упор.
Рид распахивает дверь, уже почти входит, но вовремя отпрыгивает в сторону: в него летит ржавое ведро. Господи, кто же так гостей встречает?
— Ну вообще-то я просто поболтать…
Ведро со звоном врезается в дверь, Рид навскидку палит Кирихаре в ботинки, в два шага преодолевает расстояние между ними и бьет его с ноги в живот. И добавляет:
— Но ладно, давай займемся зарядкой.
Кирихара отлетает в стойку с пустыми коробками и банками с краской. Стойка опасно шатается, но не падает. Рид дает ему время собрать себя с пола и прихорошиться, а сам мажет взглядом по комнате. Пыль, пыль, пыль; углы — коммуналки для пауков; щербатый бетонный пол; стеллажи на просвет — прятаться особо негде. Они здесь одни.
Кирихара делает тупой, совершенно бессмысленный выпад вперед. Ему столькому еще нужно научиться; жаль, что он не успеет, потому что такими темпами скоро сдохнет.
Рид вспоминает их романтичное последнее расставание и исправляется: ладно, не то чтобы жаль.
— А дела-то у тебя как, Кирихара? — наигранно весело спрашивает он и правой рукой заряжает ему в челюсть. — Спишь спокойно?
«Заряжает» громко сказано: Рид ударяет в полсилы, но Кирихара хрипит, будто бы его машина переехала, не меньше. Рид не намеревался драться с ним всерьез: так, попугать страшными глазами да звуком его собственных сломанных костей. Но Кирихаре, видимо, очень срочно нужно в Вальхаллу, потому что он пытается ударить его в солнечное сплетение. Рид бьет его стволом по пальцам и фыркает — уже без веселых ноток:
— Руки-то не распускай.
Кирихара растирает кровь с разбитых губ по лицу, смотрит загнанно и зло. Ну ты первый начал, чего обижаешься?
Когда Кирихара пытается подняться, Рид ногой толкает его обратно на пол. Тот не сопротивляется и на дуло не смотрит — только на Рида. Страшно, удовлетворенно понимает тот, ему страшно. Перепуганный и в крови, Кирихара совсем не похож на себя в глаженых штанишках, закутанного в парчу снобизма. Рид смотрит на него — на этот перепуганный взгляд — и с мрачной радостью думает: ну хоть сейчас ты настоящий.
— Да ладно тебе, чего ты так боишься? — Он присаживается перед ним на корточки. — Я не сделаю тебе больно.
Кирихара старается выглядеть так, будто проводит тут время с Ридом из чистой вежливости, но попытка заранее обречена на фиаско. Окровавленная рожа и то, как он распластался на пыльном полу, светскости этому рауту не придают.
Однако, даже в крови и перепуганный, Кирихара все равно за словом в карман не лезет:
— Звучите, — он шумно сглатывает, — как психопат.
Рид снисходительно хмыкает: о, этот парень еще не видел его психопатичную сторону. Много чести.
— А не надо меня кидать, и я не буду вести себя как психопат.
Саквояж он скидывает с плеча на пол как бы между прочим (но звук от звякнувших внутри металлических пластин получается хороший, звонкий) и вплотную приставляет пистолет к костлявой груди Кирихары. Риду хотелось бы, чтобы пацан бросил взгляд на скрижали, скосил глаза, да хотя бы моргнул в их сторону — давай, вот же они, смотри, вы ж за этим тут, — но Кирихара не смотрит. Едва дыша, чтобы дуло не впивалось в ребра, он затравленно глядит на Рида.
Не смотри на меня, хочется вздохнуть. Смотри на оттиски.
Или извинись, покайся в том, что был плохим мальчиком, пообещай больше никогда-никогда, а потом смотри на оттиски.
— Ну что, никаких начальников, которые бы тебя спасли? — прощупывает почву Рид, стараясь не отвлекаться на желание получить сатисфакцию.
У него не так много времени: нужно успеть развести Кирихару на сделку века, прежде чем его американские друзья лишат Картель не только будущего главы, но и других конечностей — не говоря уже о Церкви. Чем быстрее они уйдут, тем лучше. И так уж и быть, во имя церковного блага Рид готов пожертвовать эти чудесные оттиски дорогим агентам, не благодарите.
— Может быть, ваш Капитан Америка спрыгнет ради тебя с крыши? — фыркает он. — Не небоскреб, конечно, но тоже ничего.
— Вам не кажется, что вы реагируете чересчур остро?
Дуло упирается Кирихаре в щеку, заставляя его отвернуть голову, которая не может держать язык за зубами. Черт, ему нравилось это в пацане. Правда, нравилось.
Рид смеется:
— О, заткнись! — И взводит курок. — За кого ты меня принимаешь? Никакого «остро». Если было бы остро, я бы швырял тебя по этому подвалу, пока в тебе целых костей бы не осталось. А так, — он пожимает плечами, — мы с тобой просто болтаем.
Этот треп явно действует Кирихаре на нервы: его взгляд замирает где-то в дальнем углу помещения. Он прекрасно осознает, чем все это может закончиться. Чем все это могло бы закончиться, если бы Рид стрелял в каждого, кто его бессовестно кидает. Рид почти злорадствует.
В дни, проведенные в Хамайма-Тауэр, он представлял, как разбивает и это заносчивое личико, и эти идиотские строгие очки. Во время знаменитой поездки от ворот башни и обратно был уверен, что перестреляет всю Службу, как увидит. В тот момент в нем говорило горе, а когда оно рассеялось, Риду в принципе стало плевать. Его много кто подставлял, одним америкашкой больше, одним меньше, но…
— Это бессмысленно, — с неуместной надменностью говорит Кирихара, — мы не давали друг другу никаких обещаний.
…Но когда это озвучивает Кирихара, неожиданно хочется с силой дать ему в зубы пистолетом.
Пацан нервничает, ему страшно, так страшно, что голос скачет, как тачка с плохой подвеской на кочках, — и тем не менее вот все еще несет херню. Даже злиться на него толком не получается… хотя нет, ладно, получается, но Рид всегда был скорым и на влюбленность, и на злость, так что…
…Может быть, именно поэтому, вместо того чтобы всучить придурку оттиски и погнать отсюда, он не может сдержаться и говорит:
— Да ну? Ты согласился на мою помощь. Там, сидя за столом, смотря мне в глаза, когда я тебе на блюдце план подавал. Согласился на свое спасение, когда я ради тебя с крыши прыгал. Знаешь, что такое соглашение, сопляк?
— Я. Вам. Ничего. Не обещал.
Рид не знает, что происходит у него в башке: тот даже с пушкой у подбородка так старательно держит лицо, будто не может позволить себе его потерять. Слишком гордый?
Слишком гордый, да. Еще неделю назад Риду это тоже нравилось. Сейчас это начинает бесить. Если пистолет у виска не может согнать с тебя эту напускную мину, то что, блять, сможет?
— Мы бы все равно потом сцепились за оттиски, — Кирихара сквозь страх выговаривает каждое слово. — Мы бы все равно потом друг друга поубивали. Не понимаю… ваших претензий.
— Милый, ты сам себе придумал мои претензии, — раздраженно насмехается Рид. — Об этом можешь не переживать. Ты всего лишь кинул меня подыхать, все мы грешны.
— Вы хотите моих извинений? — Кирихара затыкается, когда пистолет до боли вжимается в его скулу. Но потом через силу продолжает: — Они вам ничего не дадут.
Отдай ему оттиски и дай ускорительного пинка под зад, — может, тогда он заткнется и тебе перехочется его пристрелить.
— Как и моя смерть. — Кирихара пытается добавить в голос уверенности, но Рид его насквозь видит. — Давайте разойдемся. И я не скажу своим, что видел оттиски у вас.
Так, стоп, а это уже совсем не по плану.
— Покупаешь себе жизнь, наебывая своих же? — патетично ужасается Рид. — М-да уж. А ты с гнильцой. Прям противненько.
На этих словах Кирихара наконец смотрит ему в глаза. Очки у него съезжают набекрень, подбородок в крови, а на самом дне зрачков плещется океан противоречий. Рид это чувствует — в Кирихаре борются смешанные эмоции, но когда он открывает рот, то упрямо говорит:
— Я не собираюсь умирать из-за работы.
Ну-ну, думает Рид. Ну-ну.
Почему-то этот финт ушами действительно, действительно его злит. Будто бы у Кирихары наконец-то получилось его надуть — сейчас, а не там, в Хамайма-Тауэр. Как будто он купил Рида на умную, язвительную, интересную обертку — а внутри ничего не оказалось.
— Мне неважно, чего вы от меня ожидали, — звучит это с вызовом. И правда, ядовито думает Рид: мои ожидания, мои проблемы. — Я делаю… то, ради чего я здесь.
Стоит ему нажать на курок, и мозги Кирихары вылетят из головы, как праздничное конфетти.
Чтобы не сорваться и не натворить дел, Рид от греха подальше поднимается на ноги.
— Ну так ведь ты здесь ради этого. — Он с силой пинает саквояж. — Но шкура-то дороже, да?
А как же американские свободные ценности, приятель? А? А как же товарищество? Никто из твоих так легко от оттисков бы не отказался. А как же долг?
— Можете оставить себе, — цедит Кирихара. — Просто…
Рид качает головой и обрывает его, с презрением бросая:
— Ты крыса.
И почему-то именно тогда Кирихару и прорывает. Отбросив натужную официозность, он выпаливает с ответной злостью: