И она деловито плюхнула первый блин на сковородку, над которой немедленно поднялся фонтан жирных брызг, раздалось шкварчанье и пошел характерный чад. После этого подруги поняли, что делать им тут больше нечего. И попытались тихо улизнуть. Впрочем, сделать это было легче легкого. Так как, высказав подругам, что у нее накопилось на душе, мать Галины снова принялась активно печь блины. Но не успели девушки выйти из квартиры, как следом за ними раздался торопливый топоток молодых ног.
— Подождите! — остановил их чей-то голос.
Девушки обернулись и увидели, что их догоняет младшая сестра Галины — Наташа.
— Вы от того, что мама вам про Голиафа говорила, не отмахивайтесь, — торопливо произнесла она. — Уж я-то наверняка знаю, что он с Галькой спал. И мало того, что спал. Но еще и почти заставлял ее помимо этого что-то делать. Поэтому он матери денег и передал, чтобы она язык не распускала.
— Семен Голиафович дал вам денег? — изумилась Леся.
Сестра Галины задумчиво кивнула:
— И я думаю, что Галину через его делишки и убили.
— А что за делишки такие? — сгорая от любопытства, спросила Кира.
Да уж темные делишки, — мрачно произнесла Наташа. — Галина уже и не хотела в этом участвовать. А он ее уволить грозился. Да еще по такой статье, чтобы ее потом нигде и ни на одну приличную работу не взяли. Вот какой гад!
— В самом деле гад! — согласилась с ней Леся, еще толком не зная, верить или не верить девушке. — А чего он конкретно добивался от Галины? Что она должна была делать?
— Опыты он какие-то проводил, — понизив голос, произнесла Наташа. — И Галину заставлял ради этого трахаться с разными противными старикашками из числа тех, кто у них в санатории останавливался. Сестра говорила, что одному из них вообще под восемьдесят было. Песок из него сыпался. Весь в морщинах, а туда же. Секс ему с молоденькой подавай.
— Фу-у! — поморщилась Кира. — Это же притон какой-то получается.
— Вот вам и фу, — вздохнула Наташа. — А потом у Галины Толик появился. Она его очень любила. И Семену Голиафовичу так прямо и заявила, что с его похотливыми старикашками больше спать не будет. Если ему так надо, то пусть нанимает проститутку, ей платит. А у нее любовь образовалась.
— И он что? В смысле, Семен Голиафович?
— Вроде бы согласился, — пожала плечами Наташа. — Только через несколько недель после этого Галину и убили. Вот так-то.
Но в это время раздался голос ее матери, призывающий дочь обратно. И Наташа, не прибавив больше ни слова к своему рассказу, умчалась домой.
— И что ты насчет всего этого думаешь? — спросила Кира у подруги.
Леся промолчала, не желая говорить, что теперь, после слов матери и сестры Галины, главврач их санатория представляется ей каким-то жутким монстром. И больше всего на свете Лесе сейчас хотелось махнуть рукой на всю эту историю и просто вернуться назад, домой в Питер, попросту плюнув на не использованную еще ими до конца санаторную путевку. Нет, в таких невыносимых условиях постоянных тайн она поправлять здоровье решительно отказывалась. Тут не только последнее можно было растерять, но и с жизнью, чего доброго, расстаться.
— Поехали к жене Голиафа, как ребята и предлагали, — решила Кира, видя, что из подруги не вытащишь ни слова. — Хорошо, что она тоже в Луге проживает. Просто не представляю, что бы мы делали, если бы она жила в Питере.
В отличие от нее Леся, напротив, четко себе представляла, что бы она стала делать, окажись в родном Питере. Забралась бы в свою родную квартирку, забилась бы на диван и накрылась с головой теплым пледом из овечьей шерстки, отгородившись таким образом от всего мира, полного злых врачей, маньяков и чересчур деятельных подруг.
Но делать было нечего, мечты остались мечтами. А девушки в сопровождении притихших Олега с Димой отправились с визитом к жене Голиафа. Она жила в симпатичном бело-розовом коттедже, окруженном со всех сторон садом. Ажурные, но крепкие ворота были заперты. По саду носилась огромная кавказская овчарка, один вид которой отбивал всякую охоту проникать на охраняемую ею территорию.
— Кто там? — раздался хрипловатый женский голос, когда Леся надавила на кнопку переговорного устройства, вмонтированного в калитку.
Подруги переглянулись — что-то в голосе их насторожило. Была в нем какая-то замороженная сонливость. Да и гласные женщина тянула как-то чересчур уж протяжно. Однако, услышав, что к ней приехали от Семена Голиафовича, женщина больше ничего уточнять не стала. А просто щелкнула пультом, отворяя калитку. Овчарка тут же оживилась. И, оскалив зубы, подскочила к воротам. При этом слюна буквально капала у нее с клыков. Шерсть на загривке встала дыбом. И вообще, весь ее внешний вид был далек от дружелюбия.
Ни слова не говоря, Леся захлопнула калитку перед носом злобного монстра в собачьей шкуре и во второй раз нажала на кнопку переговорного устройства.
— Что еще? — поинтересовался тот же голос.
— У вас тут собака, — сказала Леся. — Она нас не пускает! Уберите ее!
— Вот еще! — неожиданно расхохоталась женщина, и подруги с удивлением поняли, что она попросту пьяна. — Хотите войти, идите! А я на вас посмотрю. Хоть какое-то развлечение будет!
— Погоди, — остановил Олег Киру, уже готовую шагнуть навстречу зубастому чудовищу.
С этими словами он засунул руку в карман брюк и вытащил оттуда небольшую коробочку. Затем направил ее в сторону злобно наблюдающей за ним собаки. И через мгновение овчарка задрожала всем телом, жалобно заскулила и отступила назад.
— Еще немного подождем, — сказал Олег, удерживая девушек. — Сейчас она должна лечь.
Внезапно в глазах овчарки отразилось изумление. Затем ее лапы стали подгибаться. Она зашаталась и в самом деле плюхнулась мохнатым, тяжело ходящим боком на траву.
— Теперь можно идти, — сказал Олег. — Она нам не опасна.
Овчарка и в самом деле выглядела жалко. Ее тяжелая голова упорно клонилась к земле. И собака из последних сил старалась не поддаваться действию неведомого излучения, направленного на нее из таинственной коробочки Олега.
— Ты что с ней сделал? — набросилась на Олега Леся.
Она уже забыла, как минуту назад боялась собачьих клыков.
— Ты ее убил?
— Вот еще! — обиделся Олег. — Что я, живодер какой-нибудь? Я же знал, что в этих местах сторожами служат собаки, вот и подготовился. Это специальное средство для борьбы с агрессивными животными. Действует практически мгновенно. И начисто лишает животное способности нанести вред человеку. Жаль, действует оно недолго. Так что вы там постарайтесь закончить разговор с этой дамочкой побыстрей. Иначе у нас возникнут трудности, как покинуть этот дом.
— А ты разве не пойдешь с нами? — удивилась Кира.
— Я должен остаться с собакой и понаблюдать за ней, — ответил ей Олег. — Во-первых, ей может стать плохо. Или она, напротив, может слишком быстро прийти в себя. Но вы не беспокойтесь, с вами пойдет Дима.
Дима согласно кивнул. И поторопил девушек. Проникнуть в дом оказалось гораздо проще. Дверь была уже открыта. И никакого стража — ни четвероного, ни двуногого — тут не наблюдалось. Супруга Семена Голиафовича оказалась именно такой, какой представляли ее себе подруги. Женщина лет пятидесяти, которая благодаря неустанной заботе о своей внешности выглядела на тридцать восемь с хвостиком, облик которой не мог подпортить даже коньяк, употребляемый ею явно в неограниченных количествах.
Во всяком случае, сейчас возле Елены Дмитриевны, как звали супругу главврача санатория, валялась пустая бутылка коньяка, а еще одна, опустошенная лишь на треть, стояла перед ней.
— А! — с некоторым удивлением произнесла женщина. — Вы все же прошли. И как же вам удалось подружиться с Цербером?
— Вполне подходящее для вашего пса имя, — кротко произнесла Кира. — Не волнуйтесь, с ним все в порядке.
Но Елена Дмитриевна уже достигла той блаженной стадии опьянения, когда перестаешь адекватно реагировать на окружающее. Да и вообще, забота о чем-то, пусть даже о любимой собаке, была ей явно совершенно чужда. Вселенная Елены Дмитриевны вращалась исключительно вокруг нее самой. Это подруги поняли спустя всего несколько минут после начала общения с женщиной.
Поэтому идея журнальной статьи про ее мужа — великого ученого и саму Елену Дмитриевну — ослепительную красавицу и его верную и постоянную спутницу на всем тернистом жизненном пути — пришлась дамочке очень по вкусу.
— Да! — высокомерно произнесла она. — К нам приходят многие. Кстати, я и сама подумываю о собственной карьере. Например, дизайнера. Вот этот дом я обставляла на свой вкус. Не правда ли, получилось великолепно?
Подруги снова не стали спорить. Им уже было совершенно ясно, что этой холеной красивой самке ужасно, просто чудовищно скучно в этом богато обставленном доме, среди многочисленных дорогих безделушек, сверкающих зеркал, шелковых ковров и прочих изысков. И ведь никто не держал ее в этой золотой клетке. Только ее собственная природная лень.
О своем муже, как и следовало ожидать, Елена Дмитриевна была весьма высокого мнения. Впрочем, она была абсолютно убеждена, что в этом мире имеется лишь одна-единственная величина, достойная истинного восхищения, уважения, любования и обожания, — это она сама.
— Вот вы в своей статье скажете, что мой муж гений, — словно невзначай произнесла она. — Верно?
Девушки и Дима не собирались с ней спорить.
— И я с вами соглашусь, — продолжала самодовольно рассуждать Елена Дмитриевна, сделав еще один щедрый глоток из бокала с золотистой жидкостью, которая маслянисто переливалась за тонким стеклом. — Я просто не могла выйти замуж за какого-нибудь неудачника. И мой муж это прекрасно понимает. И стремится соответствовать.
Друзьям на минуту стало даже жаль Семена Голиафовича. Чем бы он там ни занимался на третьем этаже своей водолечебницы, жизнь с такой чудовищной эгоисткой его отчасти оправдывает.
— Вот и большие люди заинтересовались его научными разработками, — продолжала тем временем Елена Дмитриевна. —