Расписание на вторник ничем не отличалось от понедельника, каждый из нас также принимал у себя трёх практикантов. У меня сначала была мысль устроить ротацию, чтобы лично познакомиться со всеми, но потом я решил так не делать, чтобы ни у них, ни у нас не было каши в голове.
Жеребин уже довольно уверенно действовал в различных ситуациях, будь то обычная простуда, осложнённая очаговой пневмонией, артрит или новообразование, со всеми пациентами он справился довольно легко и в моей коррекции почти не нуждался за исключением пары моментов. Я для себя уже утвердился, что буду переманивать его в наше учреждение, но пока не озвучивал.
Мой зам тоже потихоньку осваивал технику, уже более уверенно фокусировал поток магической энергии, редко перебарщивал с мощностью потока, потом и вовсе перестал, так что вполне справится, учитывая насколько у него прокачано ядро. Уверен, что он устоял тогда перед соблазном носить серебряный амулет для усиления, ему своего запаса вполне хватало, а учитывая, что он ещё и занимал начальственную должность, то и с пациентами скорее всего работал далеко не на износ.
Пижон с бородкой уже на втором практическом занятии показывал незаурядные результаты. Боюсь через неделю непонятно будет кто кого из нас учит. В роли преподавателя он был бы идеален, но его кандидатуру я не рассматривал от слова совсем. Сильный талантливый маг очень нужен онкоцентру и роль заведующего отделения для него будет идеальной. Он и сложные случаи сможет на себя взять и молодое поколение обучить, по всем параметрам — самое то.
Шапошников привёз мне смету ближе к обеду, и я решил не тянуть резину, поехал сразу к Обухову. На худой конец умну пару бутербродов с чаем и буду работать дальше.
— Ох и шустрые вы, господа! — буркнул Степан Митрофанович, когда я ровно в полдень входил в его кабинет, но по его глазам я понял, что такая оперативность решения вопросов ему нравится. Но внезапно его выражение лица резко изменилось. — Да вы там охренели вообще!
Это он дошёл до места, где обозначена полная сумма, необходимая для покупки оборудования. Я вытянулся по струнке и сидел тихо на своём любимом стуле. А какие ко мне претензии в принципе? Я в этом мало что понимаю в отличие от Лизы, которая и составляла список.
— Кто это писал вообще? — спросил Степан Митрофанович, тряся Лизиным листком.
— Елизавета Курляндская, — пожал я плечами. — Там что-то не так? Она запросила ракетоноситель для вывода лаборатории на орбиту?
— Чего? — Обухов так вылупил на меня глаза, словно у меня вместо носа вырос хобот.
— Неудачная шутка, — произнёс я извиняющимся тоном. — Не обращайте внимания.
— Начнём с того, что она не Курляндская, а Преображенская, — сказал Обухов, немного успокоившись. — От отца ей такая фамилия досталась, у Курляндского дочь была с бывшей женой. Ладно, раз это она составляла, значит знает о чём речь, Готхард её скорее всего научил. Ох и охренеют в управе, когда это увидят.
— Я думаю, раз такое оборудование упомянуто, значит оно того стоит, — сказал я. — А учитывая, что препараты там будут производиться эксклюзивные, то это очень быстро окупится.
— Да, ты прав, — нахмурившись кивнул Обухов. — Это весомый аргумент. Я тут хотел тебя ещё одним моментом порадовать, хотя, скорее не тебя, а Курляндского.
— Ну начните с меня, а я ему передам, — предложил я. — Вы ведь как две горы, никогда вместе не сойдётесь.
— Хорошо подмечено. Передай ему, что он может существенно поправить своё материальное положение, — сказал Обухов и обернулся ко мне. Московские фармкомпании заинтересовались новыми препаратами и результатами их испытаний и хотят приобрести права на их изготовление и распространение. А там, Саша, такие объёмы, что Готхард деньги будет по дому в тачке возить.
— Я предполагал такой вариант, — хмыкнул я. — Даже ляпнул вчера Курляндскому, что его финансы скоро будут петь вовсе не романсы.
— Ага, будут нашёптывать ему на ушко: «Готхард, построй наконец свою фармацевтическую фабрику», — захохотал Обухов. — Думаю за год или два он накопит достаточно. У Елизаветы Преображенской будет хорошее приданное, если учесть ещё доставшиеся от отца дворец в Москве и имение под Одинцово.
— Ого, — только и смог сказать я, покачав головой. — Если у внучки такое состояние после смерти родителей, то почему Готхард Вильгельмович до сих пор жил в такой разрухе?
— Так он же из дома не выходит лет двадцать не меньше, — хмыкнул Степан Митрофанович. — А внучкино наследство он и пальцем не тронул. Думаешь она ему не предлагала отремонтировать его дворец? Скорее всего не один раз. Но он непоколебим, всё, что её, целиком и полностью достанется ей до последней копейки. И содержит он её за свой счёт, девочке не позволяет потратить ни рубля родительских денег.
— Благородно, — кивнул я. — По первому впечатлению от знакомства с Курляндским ни за что бы не подумал, что он такой заботливый дедушка. Я сначала вообще подумал, что Лиза его служанка, в которую он влюблён.
— Не ты один так думал, — хмыкнул Обухов, — а все, кто не знает эту печальную историю.
— А что это за история? — мне стало любопытно. — Слышал, что её родители погибли, но больше ничего.
— Так, Склифосовский, иди работай! — сменил вдруг тон Обухов. — И мне не мешай! Когда по смете будет результат, я тебе сообщу.
— Хорошо, спасибо, не мешаю, — сказал я, вышел из кабинета, помахал на прощание Дмитрию Евгеньевичу и через минуту был на улице.
Погода в Питере очень переменчивая, когда ехал к Обухову было тихо, а сейчас подул ветер и мелкие снежинки впивались в лицо, заставляя поднять воротник пальто. Пятьдесят метров до машины я шёл, отвернувшись в сторону, уворачиваясь от маленьких белых злыдней.
Скрывшись от внезапно налетевшей непогоды в кабине микроавтобуса, я думал о Лизе. Сколько ещё тайн в ней скрывается? Я сначала хотел попробовать свести их с Юдиным, но за сегодняшний день появилась куча сомнений. Хоть ничего плохого о ней сказать не могу, но всё равно как-то неспокойно, что-то здесь не так. Возможно она совсем не тот человек, каким кажется. Поживём — увидим.
Пациента с посттромботической болезнью я решил оставить на десерт, предупредив об этом Виктора Сергеевича. Мы уложили мужчину на стол, и дядя Витя начал сканировать вены.
— С такой патологией мне давно сталкиваться не приходилось, — покачал он головой, убирая руку. — Аристократия приходит обычно сразу, как только нога отекла или в ближайшие дни. С отдалёнными последствиями дела не имел.
— То есть поймать и растворить тромбы вы сможете? — спросил я, уже начиная строить в голове нотную партию для игры в четыре руки.
— Давай лучше оставим его до завтра, здесь не горит, а сегодня я покопаюсь в своей библиотеке, ответил дядя Витя.
— Меня с собой возьмёте? — подмигнул я ему.
— Захотел навестить старика в его берлоге? — улыбнулся он. — Ну поехали, покатаешь заодно, а то мне ещё надо весеннее пальто из чистки забрать, с тобой быстрее будет.
Кроме ателье одежды, которое в этом мире традиционно занималось и устранением пятен и загрязнений, которые в нашем мире удаляют химическим путём, мы заехали и в любимую пекарню Виктора Сергеевича, за его любимыми булочками.
Наконец-то я снова оказался в легендарной библиотеке своего первого учителя в этом мире. Теперь я смотрел на корешки книг не как не понимающий ничего ребёнок, а с высоты приобретённого опыта. И глядя на них я понимал, что мой опыт не на такой уж и высоте.
Виктор Сергеевич пробежался глазами по полкам, вытащил несколько книг и сел за стол, я придвинул стоявший в углу стул и уселся рядом с ним. Он бережно открывал старые книги, просматривал содержание и откладывал в сторону, пока наконец не нашёл то, что нужно. Я тоже вперил взгляд в пожелтевшие страницы. На моём лице появилась торжествующая улыбка, когда я понял, что моё предположение оказалось верным. Значит завтра так и сделаем.
Когда решение проблемы было найдено, мы отправились пить зелёный чай. Виктор Сергеевич по такому поводу даже достал из своих закромов уникальный бельгийский шоколад со стола короля. У меня появился шанс узнать, чем так восторгался Курляндский, аж до поросячьего визга.
На следующий день, завершив работу с практикантами, мы с Виктором Сергеевичем принялись за пациента с застарелым тромбозом. Как я уже и предполагал сам, и по прочитанной вчера книге, это должна быть игра в четыре руки. Я так подозреваю, что знают о такой тактике далеко не все, а из тех, кто знает, вряд ли пользуются, если нет напарника.
Суть метода в том, что один лекарь контролирует глубокие вены конечности в верхней трети бедра и паховой области, чтобы вовремя ловить свежие тромбы, что неизбежно при работе внутри сосуда. А второй тем временем занимается восстановлением просвета вен. Вторым лекарем в этот раз был я. Хоть я и уверен, что дядя Витя справится, раз пообещал, всё равно было волнительно, всё-таки в таком масштабе в сосуды лезу первый раз.
Дядя Витя занял свой ответственный пост и положил руки на верхнюю треть бедра и пах, где проходит наружная подвздошная вена. Я просканировал ещё раз все стенозированные участки и решил начать воздействие сверху вниз. Почему так? Да потому что если начать снизу, стенозы расположенные выше превратятся в окклюзию, то есть закроются полностью.
Действо непривычное и требовало высокой концентрации. Катя ввела мужчину в глубокий операционный сон, и я начал. Как я и ожидал, расщепление застарелых тромбов давалось нелегко и за счёт локального повышения температуры начали появляться свежие тромбы, которые успешно ловил и растворял дядя Витя. Я медленно продвигался вниз, освобождая просвет поверхностной бедренной вены почти полностью. Выжигать больше не рисковал, чтобы не повредить сосудистую стенку. Таким образом дошёл почти до подколенной, но потом остановился, энергии в ядре осталось ровно одна треть.
— Молодец, — кивнул дядя Витя. — Вовремя остановился, это правильно. Как там у тебя успехи?