— Давайте лучше на этом остановимся, — сказал я, не дойдя и до средней трети бедра. Я заметил, как дядя Витя заливается потом, капля которого уже повисла у него на кончике носа. — Виктор Сергеевич, как ваше самочувствие?
— Спасибо, Саш, — глубоко вздохнув он убрал руки с голени. — Ты вовремя. С артериями намного сложнее оказалось. Там мне надо было ловить тромбы в общей бедренной вене и всё, а здесь сразу в нескольких артериях. Выматывает гораздо быстрее.
— Ну значит на сегодня всё, — подвёл я итог. — Буди его, Кать.
Когда мужчина проснулся, я объяснил ему суть его заболевания и понятным языком о проводимом лечении. На предложение некоторое время находиться в нашем госпитале круглосуточно, мужчина улыбнулся и активно закивал, ему только в радость.
— Тогда борьбу за восстановление проходимости артерий продолжим завтра, — сказал я. — Можете вернуться в палату.
— А как же со стопой? — спросил Илья. — Я думал ты сейчас будешь убирать некроз.
— А смысл? — пожал я плечами. — Мы сначала восстановим кровоток насколько это возможно, а потом уже займусь стопой, никуда она не денется.
— Ну да, логично, — почесав затылок ответил Юдин. — Может на вмешательство на стопе ты так же приведёшь его на консилиум?
— Думаю стоит, — согласился я. — Раз это такой редкий случай.
— А сможете меня завтра позвать, когда будете с артериями работать? — спросил Сальников. — Хотелось бы ещё раз посмотреть и, если позволите, хоть немного поучаствовать.
— Хорошо, Дмитрий Ефремович, я вас позову.
— Тогда давайте уж все вместе завтра соберёмся, — предложил Иван Терентьевич. — Если общими усилиями, то может мы завтра и справимся с окклюзией.
— Коллективное творчество? — хмыкнул я. — А что, неплохая идея. Всем будет полезно поучаствовать.
— Я в одиночку тромбы и фрагменты бляшек ловить не вытяну, — сказал, нахмурившись, Виктор Сергеевич.
— Значит я вас буду менять, — предложил я. — После соответствующего инструктажа.
— Ох, Саня, — покачал головой Виктор Сергеевич. — Непростое дело, я хоть какой-то опыт имею и то мне тяжело.
— Я трудностей не боюсь.
— Раз ты так настаиваешь, — испытующе посмотрел он на меня. — Ну давай попробуем.
На этом наш консилиум закончился, коллеги особо интересных пациентов подобрать за это время не смогли. Строго настрого приказал на следующий четверг подобрать хотя бы по одному необычному.
Пока мы разбирались с пациентами, с третьего этажа непрерывно доносился грохот от ломаемых стен. Оно и понятно, раньше там были подсобные помещения и жила прислуга, а теперь там будет практически фабричный цех, маленькие помещения объединяли в большие.
Немного переживал, как бы не рухнула крыша, но успокаивало то, что работали первоклассные специалисты из бригады Шапошникова, к тому же перепланировку Николай согласовывал по наброскам Елизаветы, так что опасность не угрожает. Обломки кирпича и штукатурки спускали вниз по специальному жёлобу в большой контейнер, который по мере заполнения вывозили.
Ближе к вечеру за окном стали мелькать мешки, ящики, контейнеры, связки досок, которые поднимали на третий этаж лебёдками. Сделано всё для того, чтобы не прерывать работу госпиталя на время ремонта.
После работы ко мне в кабинет заглянул Юдин с блуждающей улыбкой на лице. Сначала смотрел на меня каким-то странным взглядом, потом наконец разродился.
— Хочешь сегодня со мной поехать? — полушёпотом спросил Илья.
— Куда? — от неожиданности я утратил логическое мышление, хотя мог бы и догадаться сразу.
— Ну как это куда? — Илья вздохнул и завёл глаза к потолку. Забыл ещё языком цокнуть. — В поэтический клуб, в котором я состою. У нас сегодня спектакль и всем разрешили привести с собой приличных и проверенных друзей, ты под это техзадание подходишь.
— Спектакль? — вскинул я брови. — В поэтическом клубе? Ты точно не в театральный попал?
— Да ну тебя, — хихикнул он и махнул рукой. — Мы Уильяма нашего дорогого Шекспира будем играть «Сон в летнюю ночь».
— Ни фига себе вы замахнулись, — улыбнулся я. Это единственный спектакль, на который я ходил три раза за сезон. Значит судьба. — А поехали.
— Класс! — обрадовался Илья и исчез. Тут же его голова снова просунулась в дверь. — Я пока в комнате отдыха текст буду повторять, зайду за тобой примерно через полчаса.
— Ладно, — кивнул я. — Тогда пока с рукописью поработаю.
Юдин убежал, а я разложил перед собой фрагменты рукописи. Написать и систематизировать мне удалось не много, грохот и стук, доносившиеся с третьего этажа зверски отвлекали. Я бросил попытки что-то понять в своих записях, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Похоже я несмотря на шум задремал, так как Юдин тряс меня за плечо и заглядывал в глаза.
— Э-эй, Са-аня-а, нам пора-а!
— Во дела, — буркнул я и потянулся, чтобы проснуться окончательно. — Как это я смог отключиться?
Шум на третьем этаже так и не прекращался, но грохота ломаемых стен уже не было. Я надел пальто и шляпу, и мы с Ильёй пошли к моей машине.
— И как ты умудрился заснуть под этот оркестр барабанщиков? — хмыкнул Илья, усаживаясь рядом со мной на пассажирское сиденье.
— Сам не знаю, — ответил я. — Устал наверно.
— Сейчас взбодришься, там будет весело! — пообещал Илья.
Вид у него при этом был более чем довольный. А мне было приятно, что друг не в депресняке, а наоборот на подъёме. Значит нашёл себя. Очень хотелось спросить его про мать и их противостояние за независимость, но ни к чему омрачать такое прекрасное настроение. В конце концов если ему это будет нужно, то сам расскажет.
Мы поехали по тому же адресу на Васильевском острове. Я с трудом нашёл, где припарковаться, и Илья повёл меня в свою святая святых.
Я не особо удивился, что столь культурно значимое сообщество базировалось в подвале. В отличие от того подвала, в котором я впервые очнулся в этом мире, здесь было чисто, сухо, ухоженно. Потихоньку стекался народ и рассаживался по рядам старых стульев со следами неумелой реставрации. У противоположной стены была оборудована небольшая сцена с занавесом, всё как положено. Эдакий камерный театр. Илья скрылся за кулисами.
Пока народ подтягивался и рассаживался, поэты (они же сегодня артисты) готовились к выступлению, я крутил головой и осматривался. На стенах висели портреты известных и не только поэтов, картины, плакаты и просто листы бумаги со стихами. На одной стене были собраны фотографии всех членов клуба с автографами. Я сделал такой вывод, потому что там был портрет Юдина с автографом в углу. Только это была не обычная его роспись, а по псевдониму. Скоро его узнает много людей под фамилией Каменев.
В углу сзади стоял большой сундук с нарисованным на нём комплектом для дуэли, какие были во времена Пушкина и Лермонтова. Вот где они хранят свои легендарные подушки для поединков. В другом углу стояли сдвинутые столы, на одном из них красовался большой самовар. Что-то накрыто скатертью, скорее всего посуда для чаепития. Наверно здесь уютнее, когда они пьют чай.
Свет в помещении померк. Зрители, до этого тихонько беседовавшие, затихли. Заиграла музыка и открылся занавес, началось представление. Вроде все на сцене поэты, а не профессиональные актёры, а сразу и не скажешь. Все играли свои роли с такой самоотдачей, что все зрители жили историей, плакали и смеялись. Очень порадовал Илья, я даже не подозревал, что он так может. Он просто кружил и порхал над сценой, некоторый избыток веса ему нисколько в этом не мешал.
Давно я не проводил время с таким удовольствием. Последний раз был, когда Катя водила меня на оперу.
Глава 24
— Ну, как тебе? — спросил Юдин, когда шоу закончилось.
Вид у него был, счастливее просто некуда. Пытаясь восстановить дыхание, он убирал с лица взмокшие пряди волос. Продолжая пыхтеть, нашёл свободный стул, поставил рядом со мной и сел, обмахивая себя рукой.
— Ну чего молчишь-то? — требовательно произнёс Илья.
— Ждал, пока ты усядешься, — хмыкнул я. — Если честно, я в культурном шоке, Илюх.
— Тебе что, не понравилось? — взвился он. — Блин, а мы так старались!
— Наоборот, — помотал я головой. — Мне очень понравилось. Вы большие молодцы. Я уже и посмеялся, и поплакал. Одного только не пойму, ты же буквально несколько дней как вступил в общество, когда ты успел выучить слова, когда вы репетировали?
— Пьесу я и так знаю наизусть, — после моей похвалы Юдин улыбнулся и расплылся по стулу. — А репетировали вчера до полуночи. Один из актёров внезапно куда-то уехал, они уже хотели перенести спектакль, тогда я вызвался. Мне сначала сказали, что просто не успеем, что я не подготовлюсь, а когда я демонстративно начал шпарить весь текст подряд наизусть, согласились. Вон наш руководитель, кстати, он же редактор поэтического вестника.
Я посмотрел туда, куда указывал Юдин. Возле сцены стоял мужчина далеко за пятьдесят с седыми волосами, собранными в хвост, в длинном пальто и на шее повязан шарф, один конец которого свисал чуть ли не до колена. Я почему-то именно так себе всегда и представлял настоящего поэта. Но Илья сказал, что он стихи больше пишет чисто для заседаний общества и настоящим поэтом себя не считает, скорее критиком. Да, быть профессиональным критиком и писать своё — две несовместимые вещи. Сам написал, потом сам же разобрал по косточкам и сам забраковал, листок в урну.
— А чего мы не уходим? — спросил я, когда переодевшиеся в нормальную одежду поэты стали рассаживаться в зале на свободные места. — Что-то ещё будет?
— Да, — кивнул Илья. — Выступление декламаторов со своими стихами. — Для тебя это наверно не интересно, ты тогда можешь идти, я на такси домой доберусь.
— Ничего подобного, — ответил я. — Мне интересно послушать, так что не надейся от меня так быстро избавиться.
— Уверен? — спросил Илья, а у самого улыбка стала ещё шире.
— Абсолютно, — кивнул я. — Особенно тебя хочу послушать.
Декламаторы по очереди выходили на сцену и с таким чувством читали стихи, что весь зал достал носовые платочки и регулярно ими пользовался. Уж вроде я человек не впечатлительный, и то периодически глаза на мокром месте были. А уж когда Илья вышел декламировать, так тем более. Хлопал я ему громче всех. Когда Юдин вернулся на своё место, я как раз завершал борьбу с лишней жидкостью на лице.