Половина моих снов была о том, что я спасаю Настю от чумы, потом мы вместе спасаем её загородное имение от захватчиков, которые больше походили на зомби из известных фильмов. Только у меня был не автомат и не пистолет, я рубил тянущие ко мне руки гниющие тела длинным полутораручным мечом, рассекая их одним взмахом вдоль или поперёк.
Открыв глаза, я сначала подумал, что ещё ночь. Потом повернул голову и увидел смутную тень сидящего на соседней складной кровати человека.
— Доброе утро, Саш, — услышал я знакомый голос, который спросонья не сразу узнал.
— Дядь Вить, ты? — спросил я на всякий случай.
— Нет, ядрёна вошь, лихо одноглазое! — хихикнул он, теперь я полностью убедился, что не ошибся.
— А чего вы не спите? Ночь же ещё, — пробормотал я и взглянул на часы. Шесть утра, можно уже и вставать. — Понятно, уже не особо-то и ночь.
Я сел на кровати и ткнул в бок похрапывающего рядом Юдина. Тот что-то буркнул, повозился и снова захрапел.
— А ты стойкий! — восхитился я. — Вставай давай, Илюха!
— Да какой на хрен вставай⁈ — возмущённо проворчал он. — Ночь же ещё, только легли. Ляг и спи!
— Шесть утра, Илюх, вставай, труба зовёт! — не унимался я, снова ткнув его в бок. — Проспишь ведь всё самое интересное.
— И что ты называешь интересным, хотелось бы знать? — прокряхтел Юдин, неохотно принимая сидячее положение. — Язвы на лице ил кровь изо рта?
— Фу, какой ты пессимист! — послышался голос Марии.
— Реалист, — буркнул Юдин, а я прыснул от смеха.
— А остальные где? — спросил я, увидев в свете включенного Виктором Сергеевичем ночника, что кровати наших коллег пустые.
— Ни за что не поверишь, — хмыкнул Виктор Сергеевич. — Встали раньше меня и пошли на утреннюю пробежку.
— Психбольные, — буркнул Юдин. — Можно подумать вчера по этажам не набегались.
В это время откинулся полог палатки и ввалились довольные Рябошапкин и Сальников. Носы красные, лица счастливые, словно не на пробежку уходили, а за подарками к новогодней ёлке.
— А вы зря, господа, не пошли с нами! — громко провозгласил Рябошапкин. — Там тихо, спокойно, на улице никого, заряд на весь день.
— Моя батарейка от такой процедуры скорее окончательно разрядится, — пробурчал Юдин. — Да ни за что на свете.
— А вот потому ты и такой смурной с утра, — сказал ему Иван Терентьевич. — Вот бегал бы по утрам, был бы сейчас бодр и весел.
— Подумаю над этим вопросом, — вздохнув сказал Илья. — Но не раньше, чем пойду на пенсию.
Глава 20
Новый рабочий день начался, когда уже рассвело. Хотя бы по минимуму пообщаться с Настей, родителями и Курляндским я умудрился ещё до завтрака. Я уже не раздумывал, спит кто-то из них или нет, сейчас или никогда. Про Обухова вспоминать не пришлось, он сам вспомнился. В этот раз я уже «прижал его к стенке», и он рассказал мне о реальной обстановке в городе. Ну я по крайней мере очень надеюсь, что он ничего от меня не скрыл. Отец сказал лишь, что вызовов хватает, но реальных объёмов заражения он не знает. Улицы города безлюдны. Если майор сказал, что переловили всех курьеров и весь город под наблюдением сотрудников, значит дальнейшего искусственного распространения инфекции не будет, надо только побороть то, что есть, а это очень обнадёживало и бодрило.
Мы вышли из столовой, облачились в противочумные костюмы, прихватили сумки со всей полагающейся амуницией, взяли список адресов и поехали. Вроде бы времени для сна было вполне достаточно, но накопившаяся за предыдущие сутки усталость ушла не полностью, оставаясь неприятной тяжестью в ногах и на сердце. Слишком много боли и горя за короткий промежуток времени. Это уже не село Никольское, совсем другой масштаб. Там были лишь полевые испытания, а здесь уже конкретная жестокая диверсия.
Сегодня нам достался квартал из пятиэтажек. Как их называл один мой старый знакомый «дом физкультурника», потому что без лифта. На пятом этаже соответственно живут самые здоровые люди, потому что хочешь ты или не хочешь, а все ступеньки ножками пересчитать приходится и не один раз за день. Вот сейчас и проверим эту версию. Мы распределили адреса между собой и также по парам разошлись в разные стороны.
— Тут твой приём начала с последнего этажа не сработает, — вздохнула Мария. — Или может начнём всё-таки сверху, пока ноги свежие?
— Почему бы и нет, — пожал я плечами. — Тем более, что здесь на пятом нам делать нечего, начинаем с четвёртого тогда. Чего стоим? Погнали!
Соревноваться в беготне по лестнице с шестилетним ребёнком такое себе развлечение. Поэтому я пропустил её вперёд и просто старался не отставать. Взрослая женщина в теле ребёнка сама с удовольствием при любом удобном случае превращается в ребёнка. А я ведь так до сих пор так и не знаю сколько ей лет, даже примерно. При попытках поговорить о её прошлом она постоянно уходит от темы. Может ей вообще лет триста или больше? Поэтому сейчас не столько горюет, что оказалась ребёнком, сколько радуется? Кто ж его знает, сколько в её мире маги живут.
Я позвонил в дверь и ждал, пока ответят. Когда я звонил уже в третий раз, Мария повернула ручку двери, и та свободно открылась.
— Есть кто дома? — спросил я на всякий случай перед тем, как сделать следующий шаг.
Откуда-то послышались сдавленные рыдания, но на мой вопрос так никто и не ответил. Ладно, значит заходим без разрешения. Я заглядывал по пути во все комнаты, включая туалет и ванную. Жильцов мы обнаружили в самой дальней спальне. Правда слово «жильцов» тут подходило далеко не всем.
У одной стены стояла двуспальная кровать, на которой лежали мужчина и женщина чуть меньше тридцати лет навскидку. Мне показалось, что они уже не жильцы, но это ещё надо проверить. У другой стены находилась детская кроватка, возле которой на полу сидела пожилая женщина и горько плакала навзрыд. Малышу было не больше двух лет и его глазки безучастно и неподвижно смотрели в потолок. Я не стал трогать женщину, аккуратно обошёл её и приложил руку к сердцу малыша, чтобы его просканировать. Оно уже не билось.
Женщина с трудом оторвалась от подушки, в которую она только что плакала и подняла на меня полные слёз глаза.
— Да как же это так, скажите, а? — произнесла она, пристально глядя на меня, но словно сквозь меня. — Как же так получается, что я жива, а дочери с мужем и внука больше нет? Разве это нормально? Вы мне объясните, как мне жить дальше? А главное зачем? Где это видано, чтобы старики хоронили детей и внуков? Разве сейчас у нас идёт война?
Я оглянулся на Марию, которая в этот момент проверяла лежавшую на кровати пару. Она покачала головой. Всё понятно. Спрашивать женщину, когда они умерли, я не стал, это теперь уже ничего не изменит. Сама она похоже тоже была далеко не в лучшем состоянии. Присутствовали и увеличенные лимфоузлы, и изъязвления. Её саму надо спасать.
— Я смогу вам помочь, но для этого давайте пройдём в вашу комнату, — сказал я женщине и протянул руку, чтобы помочь подняться с пола.
— Чем вы мне поможете? — с упрёком сказала она. — Вы же не сможете их оживить, слишком поздно. А мне теперь уже ничего не нужно. Я буду сидеть тут, возле моего внука, пока перестану дышать.
— Так не пойдёт, — покачал я головой. — Люди живы, пока есть память о них. Вот вы и будете этой памятью, благодаря которой они будут жить там, на небесах. И вы передадите эту память кому-нибудь ещё, кто будет вам в этом помогать. Так что не стоит приносить себя в жертву, надо продолжать жить. Жить и помнить.
Женщина долго и внимательно смотрела мне в глаза. Она уже не плакала, а глубоко задумалась. Я не без труда выдержал этот пронзительный отчаянный взгляд и так и держал руку, которой хотел помочь ей встать. Мария молча стояла в стороне и наблюдала. Наконец женщина приняла решение. Она схватилась за мою руку и неуверенно поднялась с пола. Потом пошла к выходу из комнаты неровным шагом, придерживаясь за стены. Похоже она уже конкретно ослабла от болезни и еле держалась на ногах. Последние силы она потратила, чтобы встать с пола.
Я пошёл вслед за ней. Мы пришли в другую комнату, она повернулась ко мне.
— Мне лучше лечь? — спросила она.
— Лучше да, — кивнул я.
Так-то лучше, а то помирать она собралась за компанию. Не дело это, как бы тяжело не было.
Минут через десять мы уже выходили из квартиры и пошли дальше по списку. Слава Богу, дальше не было смертей, но пациенты по большей части были довольно тяжёлыми. Некоторым ставили капельницу, с которой вводили антибиотик. Трагедия первой сегодняшней квартиры так и стояла всё время перед глазами.
— Сегодня на улице шашлыками не пахнет, — сказала Мария, когда наш список иссяк и мы направились обратно к машине.
— Наверно кончились идиоты, которые в такой обстановке предаются развлечениям, — вздохнул я. — Дошло наконец.
— Хорошо бы, чтобы это был конец, — сказала Мария. — Ну я имею ввиду, чтобы это всё побыстрее закончилось.
— Мы сегодня даже на обед успеваем? — спросил выходивший из ближайшей парадной Юдин. — Вы же уже всех обошли?
— Мы да, — кивнул я. — Виктора Сергеевича не видел с Рябошапкиным?
— Они, по-моему, в том доме, — Илья махнул рукой. — Если я правильно понимаю, скоро тоже должны освободиться.
— Значит подождём немного, — сказал я, окидывая взглядом двор.
Не увидел ни одной дворовой собаки. Я правда не в курсе, может их здесь и раньше не было, но вчера в частном секторе точно все собаки вымерли. Видимо для мохнатых друзей этот микроб особенно губительным оказался.
— А весна-то уже скоро, — услышал я голос приближающегося Ивана Терентьевича. — Солнышко уже пригревать начинает. Масленица в этом году будет не такой, как всегда, особенно для Санкт-Петербурга и пригородов.
— Да уж, — вздохнул я. — В этом году на масленицу будет рекордное количество похорон. Не до веселья людям будет и не до сжигания чучела.
— Зря ты так думаешь, — хмыкнул Виктор Сергеевич, который пришёл вслед за Рябошапкиным. — Те, кто отделался лёгким испугом, праздник отменять не будут, вот увидишь.