— Получается у нас у обоих был дебют, — хмыкнул я. — Но результат получился отличный. можно сказать превзошёл все ожидания. Только работать обязательно надо в паре, иначе очень высокий риск эмболии.
После сытного обеда очень захотелось пойти прогуляться, Настя не возражала, Катя вызвалась нас поддержать. Мама сначала попыталась её удержать, чтобы мы с моей девушкой могли пообщаться наедине, но мы нисколько не возражали против общества сестрёнки.
Мы гуляли по парку, кормили уточек в протоке и болтали непринуждённо о разном. Даже думать не хотелось, что где-нибудь недалеко есть пациенты с симптомами этой новой чумы. Если отец дома, а не на выезде, значит всё уже и правда стихает. Я не стал его спрашивать за столом на эту тему, и он не озвучил последние новости. Пожалуй, подойду к нему в кабинет чуть позже и поговорим наедине о насущных проблемах. Обухов сказал мне приступать к обычной работе в понедельник, то есть без нас справятся. Ещё остались две лекции по онкологии, их я как раз зачитаю в понедельник и вторник, ребята с Рубинштейна предупреждены.
— Насть, а может ты сегодня у нас останешься? — спросила вдруг Катюха. У меня тоже такое предложение назревало, но я не успел его озвучить. Зато Катя продолжила тараторить, как сорока: — У нас комната гостевая есть большая удобная. А чего ты домой поедешь? Мы завтра масленицу будем отмечать. Родители правда не хотели, пока вся эта заварушка была в расцвете, а теперь вроде всё успокаивается, а главное Саня дома, так что у меня есть шанс всех растормошить. Ну так что, остаёшься?
— Ну если Пётр Емельянович и Алевтина Семёновна не будут возражать, — сказала, улыбнувшись, Настя. — Или Саша, например.
Я лишь вскинул брови от удивления и только открыл рот чтобы спросить у неё откуда такие крамольные мысли появились, что я могу возражать, но в дело снова вступил пулемёт в лице Кати.
— Как это они будут возражать, если это они меня попросили предложить, а? — выпалила она, сделала вдох и продолжила: — И Саша не будет возражать, что он, дурак что ли? Ты только глянь, как он на тебя смотрит! Да он же в шоке от того, что ты только предположила, что он может быть против!
— Тс-с! — я приложил палец к губам и строго посмотрел на Катю, которая распалилась, как паровоз. Потом повернулся к Насте. — Ну так что, ты остаёшься? Завтра всё равно выходной.
— Ну, раз вы так уговариваете, — протянула Настя, а у самой глаза светились.
— Вот здорово! — опять подала голос сестрёнка и запрыгала зайчиком. — Тогда пошли в настолки играть, а то Саня вечно занят, а родители отпираются всем, чем можно, а сейчас втроём можно сыграть в «сокровища пиратов»!
— Пойдём, шебутная моя, — хмыкнул я, приобнял Катю одной рукой, Настю другой и увлёк их в сторону дома.
По просьбе Кати Пантелеймон удобно расставил у камина кресла вокруг столика, сестрёнка хлопнула об стол коробкой и опять куда-то рванула.
— Эй, ты куда опять? — окликнул я её.
— Вы пока расставляйте, а я быстренько решу вопрос масленицы, — выпалила она и исчезла за углом. Потом снова выглянула. — Обещаю, я быстро!
Я уже не вспомню, как долго мы играли с бурей эмоций и переменным успехом, помню только, что Катюха разбудила меня, застывшего с кубиками в руке и отправила спать. Они остались доигрывать вдвоём. А я почти на ощупь доплёлся до своей комнаты, в полусне разделся и заполз под одеяло.
Утром я проснулся не в собачью рань, как это обычно бывает, если лягу пораньше, а почти в десять. Осознав, что часы мне не врут, сразу подорвался и побежал в душ, чтобы быстрее привести себя в порядок. Сегодня с утра должна быть праздничная суета, а я тут решил отоспаться сразу за всю неделю. Когда спускался вниз, уже уловил запах блинов. Их у нас по традиции на масленицу жарила не Настюха, а Маргарита. Уж не спрашивайте почему, но это был единственный день в году, когда наша строгачка правила балом у плиты. Сам-то я не в курсе этого ритуала, но понял это из разговоров.
— Саня, ну ты и любитель поспать! — высказала мне встретившаяся в коридоре сестрёнка. — Пойдём на улицу, помощь твоя нужна.
— Снеговиков что ли лепить собралась в последний раз? — хмыкнул я.
— Сдурел что ли? — Катя выпучила глаза и развела руками. — Чучело соломенное делать, что ты как в первый раз?
Потом она видимо вспомнила про потерю памяти, махнула рукой и рассмеялась.
— Пойдём, Настя уже в парке, втроём мы быстро справимся, — сказала она и потащила меня за руку в сторону прихожей.
— Я почему-то раньше считал, что так только в деревне делают, — буркнул я, надевая пальто. В нашем мире и в городах всегда чучело жгут, но я думал, что аристократия этим не занимается. Хотя, и в магию раньше тоже не верил, а она есть.
— Откуда у тебя этот снобизм, Сань? — возмутилась Катя. — Пойдём, ты просто забыл. А Маргарита уже печёт самые вкусные блины во вселенной. Их ты небось тоже не помнишь. Вкусные-е-е, пальчики оближешь, главное их не пооткусывать.
Глава 22
Настя уже начала разбирать брикет соломы. Пантелеймон крутился рядом и настойчиво предлагал свою помощь, но девушка от него отмахивалась, как от назойливого комара сопровождая жесты весомым аргументом «я сама». Когда мы с Катей подошли, она смогла отделить совсем немного соломы, которой и на голову чучела хватит с трудом. Втроём мы с этой задачей справились достаточно быстро.
— Насть, — тихонько обратилась к ней Катя, но я услышал. — А чего ты Пантелеймону не дала помочь с соломой? Он у нас обычно этим занимается.
— Так я-то не в курсе, — смутилась девушка. — Хотела сама справиться, привыкла преодолевать трудности самостоятельно с тех пор, как не стало родителей. Он теперь на меня обидится?
— Кто? Пантелеймон? — хихикнула Катя. — Да брось ты, он не обидчивый. Главное его «воякой» не обзывать, такое слово он не любит. Ты его выправку видела? Четверть века человек в армии императора отслужил.
— Ого! — воскликнула Настя и уже совсем по-другому посмотрела на нашего слугу.
Маргарита принесла нам бечёвку и специально сшитый для чучела сарафан. В шесть рук мы сплели фигуру метра три ростом и облачили в традиционный русский наряд. За это время на поляне появился складной стол, на котором уже дымил самовар, стояли чашки и, конечно же, блины со всевозможной начинкой. За границей считают, что русские постоянно едят блины с икрой. А мы считаем, что японцы едят только суши. Это такая же правда, как-то, что у нас по улицам ходят медведи с балалайками. Но именно в этот день блины были и с икрой в том числе, нельзя ударить в грязь лицом!
После сожжения чучела и поздравления друг друга с началом весны, приступили к чаепитию. Я чуть не выронил чашку из рук, когда Пантелеймон притащил гармошку и начал на ней виртуозно исполнять русские народные на тему масленицы и не только. Я всё ждал, когда до частушек дело дойдёт, даже пыжился вспомнить парочку, но видимо не барское это дело. Сколько в человеке оказывается скрытых талантов, и скорее всего я о нём ещё многого не знаю.
Стоило мне в понедельник только ступить за порог своего кабинета, как тут же позвонил Обухов. Причём снова со своего личного телефона. По телу пробежали мурашки, меня это уже начинает напрягать.
— Как дела, Саш? — поинтересовался мэтр и мои подозрения о чём-то нехорошем усилились, он всегда так начинает перед тем, как вывалить очередную гадость. — Уже работаешь в поте лица?
— Ну практически, — хмыкнул я. — Держу в руке телефон и кажется уже вспотел.
— Купи аппарат полегче, зачем такие кирпичи таскать? — хохотнул Обухов. — Ладно, перейду сразу к делу. Тут ко мне только что приходил Гааз Анатолий Венедиктович и попросил тебе напомнить, как своему приятелю, про ваше пари.
— Я об этом прекрасно помню, Степан Митрофанович, — хмыкнул я. — Но, насколько я помню, у меня в распоряжении ещё неделя. Если сможете, как мой приятель, передайте достопочтенному Анатолию Венедиктовичу, что в следующий понедельник в восемь утра мы будем у вас, пусть готовит пациентов.
— Слышь, Склифосовский, ты чего так распоясался, а? — немного напряжённо спросил Обухов.
— Ну вы же назвали меня приятелем, я сам ничего не придумывал, — ответил я, как ни в чём не бывало. — Если что не так, то прошу прощения, видимо я неправильно понял.
— Ох, Склифосовский, — вздохнул Обухов. — Ладно, свободен, иди работай.
— Нормально так утро началось, — пробормотал я себе под нос, сбросив звонок и снимая пальто. — Это чтобы ты, Саня, не расслаблялся и был всегда в тонусе. С другой стороны полезно, напоминалки не нужны и стикеры на зеркало можно не клеить.
— С кем это ты тут разговариваешь? — спросил внезапно влетевший в кабинет Юдин. Вид он имел цветущий и жизнерадостный.
— С умным человеком, — хмыкнул я. — Чего хотел?
— Пригласить тебя сегодня на открытые чтения у нас в клубе, — сообщил Илья, улыбаясь от уха до уха. — Я свою новинку буду читать, снова начал писать стихи и уже совершенно с другим осознанием процесса.
— Градус слезоточивости снижен? — поинтересовался я.
— Практически до минимума, ты меня просто не узнаешь, — подмигнул Илья. — И Настю с собой бери.
— Обязательно, — кивнул я. — Думаю она не откажется.
— А Лизу тогда ещё захватим? — спросил он, заискивающе глядя мне в глаза.
— Лизу? — я вскинул брови, туго соображая.
— Ну да, Лизу, Курляндскую, — насторожился он, увидев мою реакцию. — А что такого?
— А-а-а, ты про эту Лизу, — улыбнулся я. — А я думал может у тебя какая-то подружка появилась поэтесса, живущая здесь поблизости. Само собой разумеется захватим.
Я повесил пальто и шляпу на вешалку, сел за стол и начал разбирать содержимое портфеля. Юдин так и стоял молча возле двери. И только тут до меня начал доходить смысл его слов.
— Лизу? — снова переспросил я, удивившись теперь ещё больше. — Ты ей уже успел почитать свои стихи?
— Наконец-то до тебя дошло, — вздохнул Юдин, счастливо улыбаясь. — А я уж переживать начал, что тебе всё пофиг.