Фридман и его команда двигались вперед. Ему пришлось забыть о личной жизни на несколько лет, чтобы завершить поиски. «Я не могу сказать, что-то время было для меня особенно веселым. Я уже встретил женщину, которая теперь является моей женой и матерью моих детей, но я не мог жениться, пока все не решилось бы тем или иным образом. Я был по-настоящему одержим. Я постоянно думал только об одном». Затем появилось другое препятствие — деньги. Фридман получал гранты, но, как он говорит: «Совершенно ясно было, что, если мы не выделим ген к следующему отчету, новых грантов нам не дадут». Он сражался с конкурентами, сражался за бюджет, сражался за то, чтобы доказать свое право на место в науке. Давление было высоким как никогда, и все это только заставляло его работать больше и больше. Переводя исследования на новую стадию, он использовал метод под названием улавливание экзона, и тот помог сузить область поиска до нескольких сотен пар оснований. Теперь ob был на расстоянии вытянутой руки. Воодушевление снова появилось в лаборатории. Крышечка от бутылки, которую они искали на дне Тихого океана, оказалась в водоеме размером с футбольное поле.
Пока они гонялись за ob, было сделано другое удивительное открытие — область ДНК, проявляющая ob, по всей видимости, производила белок, который уникальным образом возникает в жировых клетках. Все воздействие ob на тело, его влияние на ожирение, судя по всему, имело источник в жире. Наблюдение, что ген ob первоначально проявлялся в жире, значило, что жир контролировался жиром. Если это правда, то вся наука об ожирении перевернулась бы вверх тормашками. Имея на руках такое открытие, Фридман не мог спать и был полон решимости найти ob.
Он пришел на работу субботним вечером в мае 1994 года. Его коллега работала над доказательством, что ob проявляется в жировой ткани, но она взяла выходной, чтобы посетить свадьбу. Фридман не мог полагаться на нее, но и ждать больше он тоже не мог. Просмотрев ее материалы, он нашел все, что требовалось для продолжения экспериментов. Он работал весь вечер, организуя последний эксперимент, способный показать, что ob активен в жире, а затем отправился домой поспать. Но спать он не мог. Поэтому вернулся в лабораторию в 5:30 утра.
И этим воскресным утром все и произошло. Фридман осознал, что он в конечном итоге нашел ген ob и тот белок, который ген производит. «Я отправился проявить пленку, и результаты на пленке недвусмысленно сказали мне, что мы не только нашли ob, но еще и что теория Коулмана, по всей видимости, верна. Понимание этого явилось мне в единой вспышке, и у меня задрожали колени. Все происходило в темной комнате, я стоял, прислонившись к стене. Но я немедленно позвонил своей девушке и сказал: „Мы это сделали“. Ген находился в правильной области хромосомы. Его выражение менялось. И удивительно, хотя он мог выражать себя где угодно, он выражался в жире. Я должен вам сказать, момент был невероятный. В реальности, это было ближе всего к религиозному опыту из всего, что я когда-либо переживал».
Фридман на самом деле обнаружил, что ген ob производит белок, который продуцируется в жировой ткани и больше нигде. Если в жировой ткани нормальный ген ob, который производит нормальный белок, мышь остается стройной. Но если в жировой ткани находится мутировавший ген ob, который создает дефектный белок, результатом становится неутолимый аппетит и в конечном итоге ожирение. Производя белок, связанный с аппетитом, жир показывается себя как разумная, способная на диалог часть тела, которая может контролировать собственную судьбу. Фридман и его команда ликовали. Позже в тот же день он отправился в бар с друзьями, чтобы отпраздновать. Там ученый сказал: «Я думаю, что мы сделали нечто очень важное».
На самом деле, еще не сделали, поскольку Фридман не закончил исследования. Теперь, когда он знал, где находится ген ob, он мог клонировать его, получив много копий. Эти копии позволили бы создать в лаборатории достаточное количество нужного белка. И как только ученые получили белок в нужном объеме, они немедленно протестировали его на мышах. Когда белок вводили нормальным мышам, те худели. Теряли они при этом не мускулы или кости, а только жир. Когда белок вводили мышам ob (тем самым, что начали умирать, когда Коулман соединил их с мышами db), те тоже худели. Но когда белок вводили мышам db, то это не производило никакого эффекта. Фридман повторил результаты Дугласа Коулмана, достигнутые почти двадцать лет назад, и доказал, что нашел загадочное вещество из мышиной крови.
Фридман определил, что это вещество, производимое геном ob, является белком, который производится жиром и распространяется по телу через кровоток, словно гормон. Этот белок, действующий правильным образом, подавляет аппетит. Но у мышей ob был мутировавший ген, который производил дефектную версию белка, так что животные никогда не получали сигнал перестать есть. Мыши db производили избыточное количество этого белка, но по некоторым причинам не могли отреагировать на его воздействие, как и предсказывал Коулман.
Фридман распространил подобные обобщения на людей. Он идентифицировал эквивалент гена ob и производимого им белка. Он ввел человеческую версию этого белка мыши ob, и вполне очевидно, что тот вызвал такой же эффект, а конкретно потерю веса. Именно Фридман предложил назвать белок, производимый геном ob, лептином, что производится он греческого корня leptos, означающего «худой».
Результаты исследований были опубликованы в журналах Nature в 1994 и Science в 1995 годах. Научное сообщество отреагировало благоговейным восхищением. Как может жир, эта инертная сальная ткань, препятствие на пути человека к здоровью, иметь собственные цели и даже контролировать наше поведение?
Фридман объясняет: «Я бы сказал, что это был невероятный волшебный опыт. Элегантный исход в следующем смысле: у природы есть серьезная проблема в том, что касается управления вашим питанием. Вы потребляете миллионы калорий каждый год. Фунты энергии запасены в виде жира, и есть веская причина предполагать, что этими запасами надо как-то управлять. И как природа решает проблемы такого размера, учитывает миллионы и миллионы калорий? Ответ стал очевидным в тот момент, когда мы поняли, что этот гормон, лептин, точно отражает общее количество запасенных калорий».
Публикации Фридмана спровоцировали шквал исследовательской активности, попытки разобраться с тем, как лептин влияет на тело. Работы самого Фридмана и других показали, что количество выделяемого лептина варьируется в зависимости от количества жировой ткани. Лептин из жира отправляется в кровь и связывается с гипоталамусом в головном мозге, тем его отделом, который регулирует аппетит. Все выглядит так, словно наши мозги убеждаются, что жир обеспечен пищей и заботой, и только затем позволяют нам перестать есть. Исследователи также определили, что у мыши db дефективные рецепторы лептина в мозгу, поэтому лептин не связывается, мозг не регистрирует его существование. Следовательно, никакие инъекции лептина мышам db не могли произвести эффекта. Мышь ob, с другой стороны, имела нормальные рецепторы лептина в мозгу, но не производила достаточное количество работающего лептина, поэтому рецепторам было не на что реагировать.
Открытие Фридмана сформировало новый взгляд на жир и породило новую область исследований. Жир больше нельзя было рассматривать как кусок сала, он стал частью эндокринной системы, имеющей возможность сильно и часто влиять на наши тела. Используя лептин, жир мог говорить. Он мог сказать мозгу, что пора перестать есть. Отказавшись передавать послание, жир мог заставить нас есть больше.
Фридман говорит: «Вы получаете определенный результат, и это прекрасно. Прекрасно, поскольку на куске рентгеновской пленки находится то, что может выглядеть набором пятен, но для меня и для других это невероятной силы доказательство того, как природа справилась со сложнейшей проблемой. Это суть красоты. Образ глубинных знаний, непреходящего смысла».
Открытие Фридмана также оказалось спасительным для людей, страдавших от липодистрофии, для тех, в чьих клетках жир просто атрофировался и исчезал. Поскольку у этих людей не было жира, они не производили лептина, и поэтому ели непрерывно, как Кристина Вена, чью историю мы рассказали в первой главе. Болезненное, истощающее нарушение было неизлечимо и во многих случаях вело к ранней смерти. Оно выглядело медицинской тайной до тех пор, пока лептин не открыли и не стали применять в качестве лекарства. Несомненно, лептин сохранил жизнь Кристине.
Открытие лептина было столь важным, что в 2010 году Фридман и Коулман получили за него премию Ласкера, одну из самых престижных научных наград. Фридман оставил след в науке, и его отец, вне всякого сомнения, был очень горд.
Доктор О’Райли, естественно, читал об открытиях Фридмана, о гене ob и о его воздействии на ожирение. Когда он просмотрел историю болезни Лейлы, его интуиция подсказала, что у девочки может быть мутация именно в этом гене. У нее было много сходных симптомов с симптомами у мышей ob — ее вес многократно превышал норму, она беспрерывно ела, и у нее был высокий уровень инсулина. Чтобы проверить гипотезу, О’Райли сделал биопсию кожи Лейлы и попросил своих сотрудников провести генетические анализы. Они использовали гель-электрофорез, метод, при котором диски генов разделяются и их можно различить по позиции в геле. Он надеялся, что анализы обнаружат мутацию в гене ob, но результаты показали, что у Лейлы нет того диска, где должен проявляться ob.
О’Райли был удручен. Ранее он думал, что мог найти первый человеческий пример мутации ob. Хуже того, он все еще не знал, по какой причине у Лейлы возникло ожирение. Загадкой оставались как ее невероятный аппетит, так и непрерывный набор веса.
Несколькими месяцами позже в лаборатории оказался новый исследователь, Садаф Фаруки. Ее первым проектом стал новый тест, с помощью которого предположительно можно было измерять уровень лептина в крови. Предложенный вариант вроде бы работал, так что О’Райли попросил Садаф исследовать образцы крови Лейлы и ее двоюродного брата. Фаруки вспоминает: «Я ожидала, что в крови детей будет высокий уровень лептина, поскольку лептин вырабатывается в жире, а дети были очень тяжелыми. Но на самом деле анализы показали почти неразличимый уровень лептина. Моей первой мыслью было: „Я проделала эксперимент неправильно“, поскольку это выглядело очень необычно. У нас не было образцов для повторного анализа, так что я обратилась к семье, чтобы получить больше крови. И снова анализы показали отсутствие лептина. Я подумала: „Черт подери, в этом что-то есть!“»