Медики снова начали изучать анализ ДНК Лейлы, сделанный годом ранее, более тщательно оценивая диски на пленке. Они заметили нечто странное — на снимках был лишний диск, который не замечали ранее, поскольку он очень тесно примыкал к другому. Именно этот диск представлял мутировавший ген ob, и точно так же, как у мыши ob, он присутствовал в обеих копиях гена. Исходное предположение О’Райли оказалось верным. Лейла была человеческой версией мутации ob, у нее не вырабатывался лептин. Наконец было получено объяснение, почему она не могла перестать есть.
Теперь предстояло испытание, проверка, как лептиновые инъекции скажутся на пациентах. О’Райли вступил в контакт с компанией, у которой был лицензированный лептин из Рокфеллеровского университета, и смог достать нужное количество, чтобы попытаться вылечить Лейлу. О’Райли и Фаруки начали ежедневные уколы, и неутолимый аппетит Лейлы значительно уменьшился. Она стала есть в несколько раз меньше, о чем еще пару месяцев назад нельзя было и подумать. О’Райли вспоминает: «Реакция на лептиновую терапию была резкой и удивительной. Четырех дней хватило, чтобы мы увидели значительное и стабильное уменьшение рациона. Теперь она ела четверть от того, что поглощала ранее. Девочка превратилась из сконцентрированной на еде машины в нормального ребенка».
Дальнейшие исследования показали, что лептин не только уменьшает аппетит, но также участвует в жировом метаболизме. Мыши без лептина обычно двигались меньше и сжигали меньше жира помимо того, что поглощали пищу как не в себя. Без лептина Лейла ела все время, но не могла нормально сжигать жир, и именно по этой причине даже в больнице, при строгих ограничениях, накопление жира в ее организме только замедлилось, но не прекратилось.
После шести месяцев лептиновой терапии Лейла потеряла тридцать шесть фунтов[22]. Риск диабета и сердечных заболеваний для нее снизился до нормального уровня, и она снова стала активной. Благодаря постоянным уколам лептина она смогла возобновить жизнь обычного ребенка.
О’Райли и Фаруки поставили диагноз и двоюродному брату девочки, у него было то же генетическое нарушение. Благодаря близкородственному скрещиванию в семье появился мутировавший ген. К счастью, диагноз мальчику был поставлен в совсем юном возрасте, и лечение с помощью лептина позволило ему избежать болезненного детства, через которое прошла Лейла.
После ее случая О’Райли и Фаруки нашли около тридцати детей с мутациями в ob. О’Райли говорит: «В других странах многие из таких детей умирают на первом или втором десятилетии жизни. Это не просто косметическая проблема, это летальное нарушение. Ожирение столь сильно, что дети становятся иммунокомпромиссными. Они не могут правильно дышать из-за жира и получают легочные инфекции».
О’Райли стал пропагандистом идеи, что необходимо понимать биологические причины ожирения. Он говорит: «Людям до сих пор сложно понять, что может существовать ген, вызывающий такое состояние. Ген, управляющий поведением, и не важно, сколько раз вы повторите, все равно найдется огромное количество тех, кому будет это очень, очень трудно принять. Я думаю, что людям не нравится утверждение, что мы полностью не контролируем свою жизнь. Мысль, что некая странная генетическая вариация может заставить нас бесконечно таскать печенье из вазочки… даже многим врачам не так просто смириться с таким».
Но как минимум Лейла высоко ценит совершенное Фридманом открытие. Она все так же получает инъекции лептина, что позволяет ей сохранять нормальный вес и жить полной жизнью. Она привлекательная молодая женщина, окончившая колледж, начинающая карьеру и собирающаяся вскоре выйти замуж.
Хотя обнаружение лептина было эпохальным событием, оно стало лишь первым шагом на пути к открытию секретов жира. С того времени удалось понять, что словарь жира намного богаче. Исследователи идентифицировали добавочные гормоны, которые вырабатываются и секретируются жиром. В их число входят адипонектин, резистин, адипсин ретинол-связывающий белок-4, адипонутрин и висфатин. Каждый подвергался изучению для того, чтобы понять его роль внутри тела. Из них наиболее полно описан гормон адипонектин, и показано, что он важен для здорового распределения жира (подробнее в главе 4). Жир оказался далеко не бесполезным наростом, он доказал, что является умной частью эндокринной системы, имеющей много способов коммуникации.
Глава 3. Ваша жизнь зависит от жира
В конечном итоге, как мы видим, научное сообщество приняло факт, что жир может вступать в коммуникацию с другими тканями и что такая его способность необходима для поддержания здоровья. Но помимо этого в жире оказалось много всего. Вышло так, что он увеличивает размер нашего мозга, усиливает наши кости и иммунную систему, помогает залечивать раны и даже может продлить нашу жизнь. Мы посмотрим на то, как влияние жира проявляется там, где мы меньше всего ожидали.
За значительную часть этих удивительных открытий мы можем поблагодарить группу настойчивых ученых, работавших с данными, несмотря на критику со стороны большинства. В особенности мы должны сказать спасибо одному упрямому человеку науки, показавшему, какова роль жира в женской фертильности.
Доктор Роуз Фриш работала в Гарвардской школе общественного здоровья более сорока пяти лет. Она была первопроходцем в академическом мире не только потому, что оказалась первым исследователем-женщиной в изучении жира, но и потому, что она рисковала и задавала вопросы, которые другие упускали из виду.
Фриш получила докторскую степень в области генетики в Университете Висконсина в 1943 году, и ее диссертация была посвящена темпам прироста человеческой популяции. Но со временем генетические исследования сдвинулись в сторону молекулярных технологий, и Фриш заинтересовалась более широким кругом вопросов. Она отправилась в Гарвардский центр демографических исследований, где занимались демографическими изменениями и их воздействиями на социологию и экономику. Ей так хотелось работать в центре, что она согласилась на место младшего научного сотрудника с зарплатой несколько долларов в час. К счастью, ее муж был профессором в Массачусетском технологическом институте, так что Фриш могла следовать своей страсти.
Когда в 1975 ей присудили престижный грант Мемориального фонда Джона Саймона Гуггенхайма, в фонде захотели узнать ее зарплату в Гарварде, а получив ответ, впали в недоумение. Чиновники решили, что их поняли неправильно, и задали вопрос снова: «Не месячная зарплата, а годовая». Она ответила: «Это моя годовая зарплата». Пристыженный центр в конечном итоге вынужден был дать Фриш повышение.
В Гарварде она работала в связке с директором центра Роджером Ревеллом, и в один из ее первых проектов входило прогнозирование пищевых потребностей населения мира. Для решения этой задачи требовалось определить средний вес граждан из развивающихся государств и оценить их потребление калорий. Фриш взялась за утомительную задачу сбора тысяч кусочков информации, и когда все данные оказались у нее на руках, она заметила неожиданный факт. Самый большой прирост веса у девочек имел место прямо перед первой менструацией. Это само по себе было интересно, но еще более занятным выглядело то, что пик набора веса происходил в различном возрасте в зависимости от места жительства. У девочек в бедных сельских районах все происходило к четырнадцати, с двухлетней задержкой. Почему?
Ранее проведенные исследования установили корреляцию между ростом и половой зрелостью, но никто на тот момент не пытался связать ее с весом. Когда Фриш спрашивала ученых, работающих в этой области, почему не было таких исследований, ей говорили, что вес у женщин не имеет смысла изучать — слишком много вариаций, да и ничего интересного не узнаешь. Но Фриш была убеждена, что наткнулась на некую закономерность, и не хотела отступать. Разбираясь с материалом далее, она обнаружила, что вне зависимости от того, когда у девушек наступала зрелость, они проходили через ту же стадию набора веса перед первой менструацией, которая случалась при среднем весе в 103 фунта[23]. По какой-то неизвестной причине вес играл критическую роль в наступлении половой зрелости.
Фриш была уверена в своих находках, и они с Ревеллом опубликовали результаты в 1970 в журнале Science, престижном издании Американской ассоциации содействия развитию науки. Исследователям удалось показать важную связь между женским здоровьем и фертильностью, но вместо одобрения и принятия научное сообщество отреагировало недоверием и презрением. Как может вес влиять на половое созревание? Кто такая эта Роуз Фриш?
Она почувствовала острое неприятие, когда читала лекцию на педиатрической конференции. Когда презентация подошла к концу, в аудитории установилась оглушительная тишина. После нескольких неловких секунд кто-то из аудитории наконец спросил: «Каков ваш научный багаж, доктор Фриш?». Да, не самый ободряющий вопрос. «Я получила степень в области генетики» — ответила она. Следующий вопрос касался ее соавтора: «А кто такой Роджер Ревелл?». Она сообщила: «О, Роджер — океанограф, а также директор научного центра, где я работаю». И снова наступила тишина. Когда та же лекция была прочитана группе выдающихся экономистов, отвечающих за благосостояние целых стран, она сказала, что они думали, будто менархе[24] — какой-то овощ.
Даже с коллегами в Гарварде Фриш приходилось сражаться, чтобы ее приняли. «Сложности не сводились к тому, что быть женщиной в такой роли нелегко, она еще и выбрала такую тему — пол, первая менструация и фертильность, — которую не многие люди обсуждают, — говорила о Фриш Лиза Беркман, директор Гарвардского центра демографических исследований в интервью New-York Times. — Мужчины в центре просили ее делать заметки, как если бы она была секретарем, хотя она ни в чем не уступала им как ученый».