Я провела исследование, взяла интервью у десятков ведущих ученых, поговорила с их пациентами. И вскоре я оказалась во всеоружии, и готовая лучше проанализировать собственную ситуацию и изменить ее. Так какие же факторы привели к тому, что мне так легко набрать жир и так сложно его потерять?
Я верю, что генетика является главной причиной: моя мать сражалась с весом всю жизнь, и битва была тяжелой. Она никогда по-настоящему не страдала ожирением, но у нее, как и у меня, к среднему возрасту было на двадцать-тридцать фунтов[89] больше, чем ей хотелось бы. Я помню, как мать почти не ела целыми неделями — завтрак из двух яиц, пара тостов, чашка чая, ну и еще одна на ужин. Это была ее собственная версия интервального голодания и баланса белков и углеводов. Оно работало — до некоторой степени. Никогда она не была очень толстой, и время от времени даже теряла объемы и вес. Однако редко выглядела стройной и никогда не могла присоединиться к «едящему миру», если вспомнить терминологию успешно похудевшего Рэнди. Я помню, что жалела мать, когда она готовила плотный ужин для нас, но отказывалась взять тарелку себе.
Ребенком я очень мало знала о том, что в конечном итоге унаследовала ее ношу. Мое тело и мое лицо очень напоминают ее, и ничего удивительного, что я также получила ее метаболизм и склонность к ожирению.
Сыграла роль и наследственность, поскольку среди моих предков есть выходцы из восточной Индии. И что, вы думаете, мои предки не подвергались разным испытаниям? Конечно, подвергались. Индия много раз страдала от голода, об этом есть записи от одиннадцатого века. Не было бы ничего удивительного, обнаружься у меня «экономный генотип», как у индейцев пима, который помогал мне набирать вес. А вспомните вирус SMAM-1, приводящий к ожирению, который впервые обнаружили в Индии. Нет данных, что он передается от человека к человеку, но исключить такую возможность нельзя.
Я узнала, что бактериальная флора тоже является общей для отдельных семей. Различные культуры имеют разные микроорганизмы в кишечниках, и те могут передаваться от матери к ребенку. Эти бактерии эволюционируют, чтобы извлекать питательные вещества из трудно усвояемой пищи, и позволяют людям процветать в различных условиях. Так может от индийских предков вместе с памятью о тяжелой жизни я получила еще микробов, очень эффективно извлекающих все, что можно, из пищи и запасающий в виде жира. Давайте просто скажем, что у меня не такое тело, которое выделяет много отходов. Что входит, то стремится остаться.
Так что моя генетика и моя наследственность не помогали мне сохранять стройность. И мои две X-хромосомы не сделали эту задачу хоть на капельку легче. Мне никогда не светит есть так, как мой муж, наполовину итальянец, наполовину ирландец, способный поглощать тысячи калорий в день и оставаться худым, как во времена колледжа. Так что никаких совместных перекусов вечером перед тем, как отправиться в постель. Когда доходит до еды, полагайся только на себя, дорогой.
Также оказалось, что имело значение, как я обращалась с собственным жиром в прошлом. У меня была история похудения и последующего набора веса: первая диета в двенадцать, а на третьем десятке я то набирала десять фунтов, то сбрасывала их снова. Каким образом это сказалось на моем жире? Постоянные атаки сделали его более сильным, устойчивым, более умелым. По мнению Руди Лейбеля, Майкла Розенбаума и Джозефа Пройетто, как только мы набираем жир и пытаемся потерять его, тело использует многочисленные механизмы, сопротивляясь этому. Мое предыдущее сбрасывание веса сделало мой метаболизм еще медленнее, чем он был. Мышцы стали более эффективными и сжигали меньше калорий. Я постоянно испытывала голод. Вспомним функциональное МРТ, показывающие, что худеющие сильнее реагируют на еду, — мысли о ней никогда не покидали мою голову.
Гормоны тоже внесли свой вклад. Мое тело очень чувствительно к сахару. Единственная маленькая порция десерта, и я могу набрать фунт в день. Инсулин делает свою работу хорошо и запасает калории в виде жира. Плюс в том, что мой анализ крови всегда выглядит хорошо — триглицериды под контролем, — но джинсы намереваются стать теснее. Я никогда не могла свободно есть сладкие йогурты, мороженое или хлопья, как мои друзья, и оставаться худой. Как говорит Майкл Дженсен, способность откладывать жир помогает очищать кровь, но мешает при потере веса.
После сорока лет выработка сжигающих жир гормонов у меня начала снижаться. Уровень гормона роста, тестостерона и эстрогена упал, снижая метаболизм и массу нежировых тканей и делая тем самым потерю веса более сложной. Десять фунтов туда-сюда были в прошлом, теперь у меня было почти тридцать фунтов[90], не желающих уходить.
Так что гены, пол, возраст, гормоны, эффект «йо-йо» от диет и, возможно, микробы — все было против меня. Все эти факторы собрались вместе, что помочь жиру накапливаться в моем теле и мешать мне от него избавиться. Очевидно, мой жир был очень умным, он знал, как выживать в сложное время. Ничего удивительного, что для потери нескольких фунтов мне приходилось есть много меньше, чем мог посоветовать любой личный тренер. Я была на одном из краев «колокола» графика нормального распределения — вместе с людьми, которым надо есть экстремально мало, чтобы не толстеть.
После исследования я также знала, каких именно факторов ожирения у меня нет. Хорошо, что у меня не имелось значимых генных мутаций, таких как ob или любая другая того же порядка. Если бы у меня была такая мутация, например, FTO (см. главу 7), то борьба с весом стала бы еще более сложной. У меня также не обнаружилось недостатка некоторых гормонов, что я подозревала, начиная исследование. Помимо обусловленного возрастом снижения метаболизма, у меня не было серьезных проблем со здоровьем. Нормальная, но обреченная сражаться с жиром.
Ну что же, теперь я знаю намного больше о жире.
Я знаю невероятно много после того, как провела исследование. И что я делаю?
Сражаюсь. Моя душа против жира. Природа дала мне тело, которое любит жир, но она также вручила мне стальную волю. Я всегда была решительным человеком, и это не изменится в ближайшее время. Если мое тело достаточно умно, чтобы запасать жир, тогда я буду еще умнее и начну терять его. Если жир решительно желает остаться, то я буду еще более решительной, чтобы он ушел. Это битва моего разума против жира. Мотивация при мне, и у жира нет шансов выиграть.
И не то чтобы я не научилась любить свой жир. Нет, на самом деле наоборот. Фактически я осознала, как много мучений причинила ему за все время: переедала, теряла вес, затем снова ела слишком много, а мой жир молчаливо находился тут и храбро поглощал все. Мой жир защищал меня, когда я была ребенком, он дал старт моему созреванию, кормил мою репродуктивную систему, с пользой растворялся, когда я кормила детей, и сейчас оставался со мной, чтобы я могла использовать его как подушку безопасности во времена нужды.
Но ценя свой жир, я также знаю, что ему не пойдет на пользу продолжать с годами расти. Часть любви состоит в умении сказать «нет», как избалованному ребенку. Я люблю тебя, жир, но для нас будет лучше, если ты не останешься со мной. По меньшей мере, в таком количестве и состоянии, как сейчас.
Так что теперь мы с жиром сражаемся. Мы сражаемся, мы торгуемся, и мы соперничаем за то, кто станет хозяином положения. Это в чем-то похоже на развод, сопровождающийся смешанными эмоциями. Но у жира были преимущества на ранних стадиях нашей войны. Что изменилось? Теперь я знаю все его трюки, увертки, маневры. Вооруженная этим знанием, я не отступаю. Мои гены дают жиру некое преимущество? Гормоны перестают вырабатываться? Метаболизм падает? Отлично. Буду есть меньше. Намного, намного меньше.
Я начинаю с интервального голодания. Если мои гены привыкли к отсутствию пищи, так пусть они поживут без нее. Я съедаю скромный завтрак на 200 калорий в 8 утра, обедаю на 500 калорий, перекусываю в 3 часа дня — еще 200 калорий, на каждый прием пищи приходится около 20 процентов жира и примерно поровну белков и углеводов. Рафинированные углеводы и сахар почти не ем. Я пропускаю ужин, что дает мне период без пищи в семнадцать часов каждые сутки. Если вечером голод слишком силен, я съедают горсть орехов или кусочек сыра, который запиваю травяным чаем. Именно так. Если мне нужно отвлечься, то включаю ТВ или играю с детьми. Я встаю каждый день и придерживают одного и того же режима.
Это нелегко, и мои дети считают странным, что я готовлю ужин для них, но не ем. Выглядит знакомо, да? Именно с таким чувством я смотрела на мать, когда росла. Однако себя я не жалею. Я ощущаю свою силу. Я покажу жиру его место в жизни. Взвешиваюсь каждый день. За две недели уходят три фунта[91]. Хотелось бы больше, но я уже научилась тому, что не стоит ждать быстрого успеха. Я привыкаю к новому распорядку и чувствую себя сильной, но несколько следующих недель вес мой практически не меняется. Качели — фунт вверх, два вниз, потом снова плюс один. Так проходит месяц. В общей сложности ушло лишь четыре фунта[92]. Жир хочет грубой игры? Отлично. Я добавляю упражнения.
Как говорит доктор Майкл Дансингер (глава 10), трудно потерять необходимый вес без тренировок. Так что я начинаю бегать по утрам на голодный желудок. Если поступать так, то метаболизм глюкозы становится более эффективным, а жир накапливается меньше, чем если упражняться днем, после еды. Я начинаю с тридцати минут через день. И теперь мы трогаемся с места — два фунта[93] за неделю. Добавляю тридцать минут силовых упражнений трижды в неделю в перерывах между беговыми днями. Еще фунт уходит. Потеря веса движется медленно, но я говорю себе, что у меня растет мускулатура. Затем я стою на месте две недели. Всего пять фунтов