Тяжело сглатываю и опускаю взгляд к полу. Отвратительно в этом признаваться, но я ждала.
Подталкиваю Асю в спину, пока она вопит:
– Я вырасту и буду ходить вообще куда захочу!
В последний раз воровато оглядываю себя, чтобы убедиться, что все в порядке.
– Привет, малые! – радостно говорит Гордей.
Бросает мимолетный взгляд на меня, а потом переключает внимание на детей. Жмет руку Егору, улыбается Асе. Сунув руку в карман широких джинсов, достает оттуда цепочку, на которой болтаются разноцветные подвески-мишки, похожие на мармеладных. Вручает моей сестре, а потом берет Егора за шею и что-то говорит ему на ухо, склонившись пониже.
Я все это время не дышу. Нестерпимо хочется разрыдаться. Причины не нахожу, но эмоции внутри просто разрывают.
Зачем он это делает?
Наумов тем временем выпрямляется, чуть откидывает голову назад и смотрит на меня из-под ресниц. Все внутри узлами закручивается, и я себя за это ненавижу.
– Привет, – произносит он с неизменной ухмылкой.
От злости на саму себя срываюсь в агрессию сразу же:
– Ты меня преследуешь?
– Маня! – укоризненно восклицает Егор.
Гордый мягко его осаживает:
– Малой.
Брат тут же замолкает. Магия какая-то. То ли ко мне в класс перешел заклинатель змей, то ли мои мелкие не привыкли к общению с парнями моего возраста. Джипа они знают давно, он уже как член семьи, а перед Гордеем они, видимо, робеют.
Я отворачиваюсь в сторону и шумно выдыхаю.
Наумов говорит:
– Я спрашивал насчет утра.
– А я не ответила.
– Отсутствие ответа я расцениваю как пространство для маневра, – заявляет он нахально.
– Опаздываем, – буркаю я.
Вцепившись в лямку рюкзака, топлю вперед, на ходу подталкивая мелких. Но сегодня это не требуется. Они пристраиваются с двух сторон от Гордея, наперебой засыпая его вопросами. Егора интересует баскет, Асю – собака. Наумов отвечает охотно. Он на ходу застегивает на сестре новое ожерелье, и сдает ее в сад в рекордные сроки. Воспитательница оглядывает парня чрезвычайно любопытным взглядом, особенно когда он присаживается около Аси на корточках, чтобы убедить ее в том, что еще придет в гости и когда-нибудь обязательно возьмет ее на игру.
Я молчу из последних сил, стараясь не огрызаться. Потому что… он слишком милый! Парень с уголовкой, забитый татуировками, который при этом периодически сыплет пошлыми шуточками. И он вдруг так трогательно общается с детьми? Это прикол какой-то?
Когда нас остается трое, Наумов в каком-то легком маневре обходит моего брата и встает рядом со мной.
Наши локти случайно соприкасаются, и у меня в груди закручивается воронка смертоносного торнадо. Я готова рычать от бессильной ярости на себя. Ну почему же так качает?
– Нам нужно приехать минут за сорок до начала, – сообщает Гордей.
Я возражаю только из чувства противоречия:
– У Егора сегодня вообще-то тренировка.
– Маня! – кричит брат в очередной раз.
– Малой, тише. Машу, я ему индивидуальную проведу потом. Годится?
– Годится, – выдавливаю через силу и продолжаю с напором, – и придется зайти к нам домой, познакомиться с родителями.
И этот бес заявляет:
– С большим удовольствием! Уже могу звать их мама и папа?
Бью Наумова ладонью по плечу, но сама смеюсь. Нахальство, с которым он лезет в мою жизнь, должно раздражать. Но на деле почему-то топит мое сопротивление, как кусочек сливочного масла на сковороде.
– Егор, – говорит Гордый серьезно, – есть условие.
– Ну? – интересуется брат будто бы безразлично.
– Ведешь себя хорошо в школе и не достаешь сестру дома. Договор?
– Фигня вопрос.
– Тогда зайду за тобой вечером.
Мелкий несется к воротам, видимо чтобы всем растрындеть о том, куда он сегодня едет. А я остаюсь стоять рядом с Гордеем. Мимо идут школьники, и Слава может появиться в любую секунду. Если, конечно, он еще не в школе, по утрам мы редко списываемся. Наверное, не нужно, чтобы он и в этот раз видел нас вместе?
Улучив момент, когда я достаточно глубоко погружаюсь в собственные мысли, Гордей резко наклоняется и целует меня в щеку.
Я отшатываюсь и шиплю:
– Что ты делаешь?
– Здороваюсь.
– С каких пор?
– Со вчера. А что не так?
– Мы уже двадцать минут как встретились. И у меня парень есть.
Тут Наумов откидывает голову и откровенно ржет. Проследив за тем, как движется его кадык, я спрашиваю:
– Что?
– Я же говорил, что мне все равно, Рыжик. Хоть парень, хоть муж.
– Это… – выдаю жалобно, не в силах подобрать слова, – Ты… Мне неприятно!
Мой голос звучит настолько неубедительно, что Гордый заходится в новой волне смеха. У меня же щека горит. Губы у него мягкие, немного влажные, такие… красивые. И этот запах. Кажется, через ноздри он проник мне в голову.
Интересно, сколько у него было девушек?
Эта неожиданная мысль еще сильнее сбивает с толку. Смотрю на Наумова молча, только глазами хлопаю. Я так часто при нем впадаю в ступор, что он должен был посчитать меня умалишенной.
Спрашиваю тихо:
– Зачем ты сегодня пришел?
– Помочь отвести мелких.
– Да, но зачем? – последнее слово выделяю интонацией.
Гордей шагает ближе, аккуратно трогает меня за рыжую прядь. С волос переводит взгляд на лицо. Изучает его по какой-то путанной траектории и наконец отвечает:
– Мне кажется, в тебе весь смысл.
И вдруг между нами вклинивается большое тело моего лучшего друга. Он кричит:
– Приветики-рулетики!
Затем хватает под руку меня, а с другой стороны Наумова, и увлекает нас в сторону школы.
Понижая голос, сообщает:
– Горим, ребята.
– В смысле? – спрашиваю, оглядываясь.
И замечаю в нескольких десятках метров своего парня. Идет с Владом, о чем-то разговаривает, но куда именно смотрит – непонятно.
Видел? Не видел?
Повернувшись обратно, смотрю себе под ноги, наблюдаю за тем, как мои широкие брюки при каждом шаге скрывают белые кеды. Хотела бы я быть маленьким белым кедом, который может спрятаться за штаниной.
Саня тем временем занимает эфир:
– А у меня, прикиньте, борода не растет! То есть вот тут да, а вот тут прямо лысо. Ну я и подумал, что волосы на спине тоже котируются. Девчонки же это любят? Гордей, а где брата потерял?
– А откуда ты знаешь, что Гордей – это я? – со смешком интересуется Наумов.
Джип, нисколько не смущаясь, смеется:
– Имеются некоторые соображения на этот счет. Так где Ефим?
– Сегодня у него игра, нас за день всегда в отель забирают, если матч домашний.
– Хитро!
Мы поднимаемся на крыльцо, заходим в школу, парни все еще разговаривают, потому что Фокин мастерски забалтывает нашего новенького, а я подавленно молчу.
Снимаю теплый бомбер и отдаю другу.
Говорю ему:
– Повесь, пожалуйста.
– А ты?
– Я Ковалева подожду, – отвечаю тихо, стараясь не смотреть на Гордого.
Для верности разворачиваюсь и отхожу на несколько шагов. Смотрю на двери и вспоминаю, как первое время, когда мы со Славой только начали встречаться, я часто подолгу переодевалась, изучала расписание и объявления на доске рядом. Ждала, что он придет и поцелует при всех. И снова превратит меня из мерцающей голограммы в живого человека.
Мне казалось удивительным, что я ему понравилась.
Когда вижу Ковалева, машу ему рукой и улыбаюсь.
– Привет, малышка! – отзывается радостно.
Я подхожу, обнимаю парня за талию, поднимаю голову и ловлю его поцелуй. Но живым человеком почему-то не становлюсь. Как будто что-то сломалось, и изображение троит еще хуже, чем раньше.
– Привет, – здороваюсь и с Владом.
Тот почему-то тянется поцеловать меня в щеку.
– Ой, – говорит тут же, – я че-то по привычке. Слав, не против?
– Владюх, этот поцелуй – максимум, что тебе светит, наслаждайся.
Они оба посмеиваются, Ковалев снимает с плеча рюкзак и протягивает мне:
– Подержишь?
Беру сумку и смотрю за тем, как парни раздеваются, обсуждая что-то свое. Что я вообще тут делаю?
– А? – переспрашиваю потерянно через какое-то время.
Судя по тому, как оба выжидающе смотрят на меня, меня о чем-то спросили.
– В пятницу придешь? – повторяет Влад терпеливо.
– Да. Да, конечно.
– Супер. Ладно, я погнал. Ковыч?
– Догоню.
Слава забирает у меня вещи и заглядывает в глаза:
– Все в порядке?
– Да. А что? – улыбаюсь.
– Показалось, что грустная.
Ковалев обнимает меня за плечо и ведет к раздевалкам. Наклонившись, еще раз целует в губы. Чисто технически в точку. Но душой понимаю – мимо. Может быть, это временно?
– Придешь сегодня ко мне?
– Извини, не могу, – выдавливаю виновато, – я сегодня Егора на баскетбол веду.
– Точно? Сам не дойдет?
– Слав…
Он смеется и притягивает меня ближе в знак того, что шутит.
Говорит:
– Ладно, сорри. Может, с вами сходить?
Прочищаю горло и нервно поправляю на себе пиджак, пока Ковалев вешает куртку. Прячу пальцы в длинный рукав и тру шею.
Произношу с улыбкой:
– Наверное, не получится. Не знаю, что там с билетами.
А он оглядывает меня и говорит мягко, почему-то меняя тему:
– Малышка, а мы этот прикид с тобой не обсуждали?
– Эм-м, – хмурюсь, пока он подходит ближе, – нет, вроде бы. А что такое?
Слава скользит рукой мне под пиджак, а потом вдруг щипает за грудь. Коротким и, как мне кажется, унизительным жестом. Вспыхнув от стыда, отшатываюсь, запахиваясь.
– Где белье? – спрашивает с легкой улыбкой на губах.
– Я… это же топ. Я не надела. Ты чего?
Боже, и это прямо у раздевалок! Кто-то ведь наверняка видел!
Ковалев снова подходит и берет мое лицо в ладони, прижимая волосы к щекам. Только сейчас осознаю, что он делает так постоянно. И это неожиданно раздражает. Потерянно таращусь в его светлые глаза, на уголки губ, изогнутые наверх.