– Машуля, здравствуй! – радостно говорит воспитательница, распахивая дверь и тут же переключаясь на сестру. – Ася, принцесса моя, доброе утро.
– Я с Эльзой! – радостно сообщает сестра, размахивая куклой.
Я передаю женщине розовый мешок с чистыми вещами и целую мелкую в макушку на прощание, едва успевая перед тем, как она уносится вглубь сада к шкафчикам.
Поворачиваюсь и говорю примирительно:
– Егор.
– Че надо? – буркает брат.
– Извини, не хотела кричать. Идем?
– Извинения свои знаешь куда засунь, – бросает он пренебрежительно, но все же идет со мной в сторону школы.
Перевожу дыхание и наконец расслабляюсь. Самая напряженная часть утра прошла, теперь можно достать наушники и, раз уж брат со мной не разговаривает, просто послушать музыку.
Вставляю наушник только в правое ухо и скольжу взглядом по голым ветвям деревьев, которые покрылись молодыми почками.
TEMNEE, Клава Кока – Без мозгов
В текст вслушиваюсь отстраненно, но на строчках «твоя любовь сквозь одежду достает и берется за душу» все же думаю о том, что не очень понимаю смысла этих слов. Таких отношений у меня пока еще не было, и я не уверена, что они вообще бывают. Наверное, их придумывают только для книг, фильмов и песен?
Глава 2
Маша
В школе мы с Егором расходимся, и он даже не прощается, только недовольно дергает плечом, когда я пытаюсь что-то ему сказать.
Да и ну его на хрен. Это происходит практически каждое утро, пора перестать психовать в ответ на их детские истерики.
Когда поднимаюсь и захожу в кабинет, сразу попадаю в эпицентр обсуждения новеньких.
– Ма-а-аш! – кричит Ира и машет мне рукой. – Прикинь, что?!
– Да тихо ты! – шикает на нее Яна.
– Да что? И так все знают!
Я кидаю рюкзак на пол и сажусь с девчонками, пристроив локти на спинку стула.
Интересуюсь, закатив глаза:
– Ну, что такое?
– Ой, не делай вид, что тебе не интересно!
– Просто бесит, что вокруг них такой ажиотаж.
Яна цокает и качает головой. Толкает меня в плечо:
– Зай, тебе по статусу не положено, мы поняли. Но ты только представь, они человека пырнули!
Вздохнув, я начинаю:
– Да откуда вы…
– Инфа сотка! – перебивает Ира. – А еще знаешь что? Говорят, рынок год назад из-за них горел!
– Какой рынок? – спрашиваю рассеянно, листая в телефоне ленту новостей.
– Ну наш. Ярмарка около парка.
Закусив губу, киваю в знак согласия. Ярмарка выходного дня и правда горела, и слухи ходили на этот счет странные. Ковыряя пальцем парту, перевожу взгляд за окно. Если верить всему, что говорят об этих двоих, то выходит, что учиться мы будем с настоящими демонами. Совершенно непонятно, почему они до сих пор ходят в школу, а не сидят где-то в местах, не столь отдаленных. Или не варятся в адских котлах.
– Короче, я вчера не выдержала, кинула одному из них заявку, – тараторит тем временем Яна.
– Какую?
– Ну в друзья!
Я снова вздыхаю и верчу в воздухе раскрытой ладонью:
– Мы же так и не разобрались, их это профили или нет. На аватарках вообще ничего не видно.
– А чьи еще? Маш, опять окно открывать придется, душнишь невероятно.
Прикусив язык, я тут же беспечно смеюсь.
– Ладно, сорри, девчонки. Конечно, мне тоже капец как любопытно, – перехожу с веселого тона на заговорщицкий, – только не рассказывайте…
– Доброе утро, мой любимый класс, – перебивает нас историчка.
Размашистым шагом она пересекает помещение, кидает на стол рюкзак и сдувает с лица темную челку.
Мы здороваемся и довольно бодро расходимся по своим местам. Алевтина Борисовна крутая и, несмотря на молодой возраст, каким-то образом заполучила и наше доверие, и уважение. Лучшего классного руководителя нет ни у кого.
Историчка роется в своем рюкзаке, достает учебники и пособия, рассеяно ведет рукой по короткому ежику волос от шеи до затылка.
Говорит:
– Господи, где оставила-то?
– Очки? – уточняет Сема Аверин. – У вас на лбу.
Алевтина Борисовна обеими руками обшаривает свою голову, уже в том месте, где темные пряди длинные и лежат в идеальном порядке.
Смеется и восклицает:
– Супер! Вот это я растяпа. Ладно, приступим.
Глядя на то, как она резкими движениями перекладывает на столе свои вещи и открывает ноутбук, улыбаюсь. Потом подпираю подбородок ладонью и скучающим взглядом утыкаюсь в учебник. Сейчас будет маленький тест, всего на пять вопросов, так классная держит нас в тонусе. И все равно я их не люблю, хоть проверка безобидная, а моя память позволяет мне вообще не напрягаться. Не эйдетическая, конечно, и это даже не гипертимезия, но термины и большие объемы текста, как вы понимаете, даются мне очень легко. Отдельная гордость моего отца.
Беру распечатанный лист из рук исторички и тут же вписываю первый правильный ответ. Она всегда делает шесть разных вариантов, чтобы у нас не было возможности списать, но Яна все равно оборачивается ко мне с парты впереди и умоляюще сдвигает брови.
– Сокольская, – тут же говорит историчка, – а ну обратно к себе. Вот знаете же, что не подсмотреть ни у кого, а все равно начинаете эти свои кручения-верчения.
Развожу руками и пожимаю плечами. Девчонки знают, что я всегда помогаю, если есть возможность, но историчка реально держит руку на пульсе, при том очень крепко.
Тут дверь класса открывается широко и решительно. На пороге стоят два парня. Они, без шуток, одинаковые.
Мы знали, что к нам переходят два брата, предполагали, что они могут быть двойняшками, но…
Приоткрыв рот, смотрю на новеньких. Они полностью в черном – в джинсах, футболках и накинутых сверху рубашках. Темно-русые волосы лежат в таком идеальном беспорядке, на который, по ощущениям, было потрачено очень много времени. На двоих у них проколоты четыре уха и два крыла носа. Сияя похожими наглыми улыбками, они даже стоят зеркально друг другу.
Сраженные тяжелой аурой этих парней и флером слухов, которыми они обросли, мы молчим всем классом.
А потом один из них, тот, что ближе к партам, поворачивается и смотрит прямо на меня.
Бам.
От его карих глаз ко мне будто тянется какая-то незримая нить, и я вязну в этой сцепке, как в болоте, отстраненно ощущая, что моя сердечная мышца сходит с ума от аритмии.
Я точно помню, что это патологическое состояние, при котором нарушается частота сердцебиения, ритм и последовательность сокращения сердца. Все признаки в наличии.
– Е-мое, – говорит историчка озадаченно и снова проходится ладонью по коротким волосам на шее, – как же я вас отличу?
– Разные способы есть, – ухмыляется новенький, наконец отводя от меня взгляд, – можем поближе познакомиться.
От нахального тона Алевтина Борисовна не теряется ни на секунду. Улыбается и широким шагом устремляется к моей парте, от чего я оказываюсь как раз посередине их диалога. Классная слева, новенькие справа, а я, сцепив между собой подрагивающие пальцы, прямо в центре.
– Давайте, – голос ее звучит мелодично, но строго, – Алевтина Борисовна, учитель истории, ваш классный руководитель. Ценю субординацию, всегда защищаю своих и терпеть не могу придурков. Представитесь?
– Если вы классный руководитель, должны быть в курсе, – отзывается второй брат-близнец.
– Даю вам возможность проявить вежливость.
Пару секунд парни смотрят на историчку, не мигая. Потом коротко переглядываются и улыбаются так, будто только что обсудили между собой какой-то прикол. Разными уголками губ, но тем не менее – одинаково.
И тот, что стоит ближе, и по какой-то причине заставил мой организм только что пережить сильнейший стресс, говорит:
– Гордей Наумов.
– Ефим Наумов, – подхватывает его брат и добавляет, – ценим красивых девчонок и моменты, когда мяч прямо в кольцо идет, но своих тоже всегда защищаем.
– А субординация хрень собачья.
– Даже с тренером? – интересуется историчка, пропустив мимо лексику, но схватившись за деталь, которая, видимо, кажется ей важной.
Братья усмехаются, снова переглянувшись, и Гордей ленивым движением закатывает рукава на своей рубашке.
Уставившись на его руку, всю изрисованную мелкими татуировками, мимо которых вьется крупная детально прорисованная змея, почти не слышу, о чем говорят рядом со мной. Почему-то мне кажется, что если прямо сейчас не отведу глаза, то увижу, как она медленно двинется по коже Наумова, бликуя чешуей.
Моргаю и снова смотрю на свои переплетенные пальцы. Дрожь потихоньку сходит, и я успокаиваюсь. Не знаю, что это было, и знать не хочу. Как сказала Сокольская, мне по статусу не положено.
Когда поднимаю голову, историчка и братья Наумовы выглядят довольными друг другом. Алевтина Борисовна указывает мне за спину своими же очками и говорит:
– Пока садитесь сюда, за Машей Гордеевой.
Братья издают два характерных смешка, и Ефим говорит, усаживаясь на свое место:
– Смотри-ка, Гордый, у тебя тут даже своя Маша есть.
– Маша-а-а, – тихо тянет его брат, – мы твои медведи.
Передернув плечами, поджимаю губы. От звука его голоса по плечам рассыпаются колючие мурашки, и меня начинает это злить. Накидываю на себя рубашку и чуть поворачиваюсь вбок, чтобы бросить пренебрежительно:
– Цирковые, надеюсь? На велике кататься умеете?
– Я тебя прокачу, не сомневайся, – Гордей переходит на хриплый шепот, и они с братом заходятся громким смехом.
– Наумовы, – высекает наша классная строго, – первое предупреждение.
Закусив губу, раздраженно отвечаю на оставшиеся вопросы теста. Не люблю, когда так нахально ведут себя при учителях, особенно если это Алевтина Борисовна. Чувствую себя некомфортно. Ну, зато теперь вообще не удивляюсь сплетням о том, что они что-то там подожгли или кого-то порезали.
Твердо решив держаться подальше от обоих, остаток урока я на их провокационные реплики не реагирую. К тому же им хватает всего двух замечаний от исторички, чтобы заткнуться. Даже такие идиоты со скрипом, но принимают ее авторитет.