Я киваю, глядя ему в глаза. Отпускаю ручку над дверью, а ладонь Наумова, наоборот, обхватываю покрепче. Есть ощущение, что если мне нужно держаться, то за него.
На весь салон гремит музыка, басами отдаваясь в груди. Откинувшись на спинку сиденья, я прикрываю глаза.
МЕЗАМЕР – Навсегда
На строчках «белая ночь, большие города, я хочу запомнить твои черные волосы» слышу, как Гордей перекрикивает музыку, меняя текст, и читает так же хрипло:
– Я хочу запомнить твои рыжие волосы.
Смеюсь и открываю глаза.
Говорю:
– Песня вообще-то депрессивная.
– Согласен. Но это просто песня.
Наумов подносит к губам наши руки и целует мои костяшки. Снова попавшись в ловушку его взгляда, не могу отвести глаза. Он так смотрит… Наверное, именно так мужчина должен смотреть на женщину.
Улыбаюсь ему ласково. Хочется коснуться его лица, погладить по щеке, скользнуть на шею, зарыться пальцами в темно-русые волосы. Но моя левая рука занята, а правая все еще проклята.
Я открываю окно и подставляю лицо ветру. Мои рыжие пряди сбегают на улицу и вьются следом, заставляя меня чувствовать себя свободной и счастливой.
Мы долго катаемся по району, орем песни, заезжаем за бургерами и едим на парковке. Я сижу на капоте и смеюсь с набитым ртом над каждой шуткой пацанов. Они рассказывают мне кучу историй про баскетбол и свою команду, отыгрывая как комедийные актеры, изображают своего тренера и то, как он материт их на тренировках, а потом на игре надевает костюм и первые пятнадцать минут пытается держать себя в руках.
Потом я звоню маме и отпрашиваюсь погулять подольше. Гордей берет трубку и сам разговаривает с ней. Я не знаю, почему, но мама соглашается.
И тогда мы вчетвером едем на речку. Она в черте города и, прямо скажем, купаться в ней никому нельзя, тем более в такую погоду, но набережная очень красивая. А мы подъезжаем с той стороны, где можно спуститься к самой воде и людей вокруг не так много, потому что асфальтированная дорожка как раз в этом месте делает поворот.
Кирилл и Ефим остаются около машины, а Гордый тянет меня за руку и предлагает:
– Прогуляемся?
– Давай.
Он переплетает наши пальцы, и я думаю, что, наверное, это конец моих отношений со Славой. Я не хочу быть с ним вместе.
По отлогому спуску идем к воде и садимся на поваленное дерево друг напротив друга, расположив ноги с обеих его сторон. Солнце уже село, и вода красиво бликует светом фонарей с другого берега.
– Вам, спортсменам, разве можно курить? – спрашиваю, кивая в сторону жигуля, у которого парни остались с электронными сигаретами.
– Нельзя. Да мы больше балуемся, Машу. Подростковая глупость, что с нас взять.
– А вы правда купили машину?
– Думаешь, угнали?
Смущаюсь и отвожу взгляд:
– Нет.
– Купили, Лисий хвост. Чтобы приобрести тачку, права не нужны. Вообще ничего не нужно. По закону мы не обязаны ставить ее на учет на себя. Главное, чтобы были номера, да и все. ДКП подписываешь и свободен.
– ДКП?
– Договор купли-продажи. Не самая добросовестная сделка, но, как ни странно, законная. Ну, почти.
Киваю и разглядываю его серьезное лицо. Сейчас Гордей не выглядит хамоватым дураком и пошляком, как мне показалось в первый день в школе. Он просто живет как будто немного в другой плоскости. По другим правилам. Или совсем без правил, если уж на то пошло.
– Смотри, что у меня есть, – Наумов достает из кармана какой-то картонный прямоугольник.
Наконец разнимаю наши руки, чтобы рассмотреть, что он мне протягивает.
Читаю вслух:
– Набор переводных татуировок?
– Ты говорила, что хочешь себе маленькую. Можешь примерить.
Разглядывая упаковку, понимаю, что это набор из фраз и слов, написанных разным шрифтом.
Спрашиваю:
– Сделаешь со мной?
Он улыбается:
– Думаешь, на мне мало картинок? Если хочешь, сделаю. Только нам, кажется, понадобятся ножницы.
Я роюсь в сумочке и достаю маленький маникюрный набор, от чего Гордый громко смеется.
Качает головой:
– Если бы ты оказалась на необитаемом острове, точно бы не пропала.
Я вчитываюсь в инструкцию, потом аккуратно вырезаю первую фразу, прикладываю к запястью и говорю:
– Нужно намочить.
Наумов открывает свою маленькую бутылку воды, выливает себе на руку и приглаживает мокрыми пальцами кусочек картона. Потом прижимает на пару секунд, глядя мне в глаза.
Дышу с трудом. Все тело волнуется, рассыпается, плывет. Там, где он меня касается, кожа горит.
Облизываю пересохшие губы и шепчу:
– Наверное, пора.
– Уже давно пора, Гордеева, – произносит он со смешком, имея в виду что-то другое, но все же убирает руку.
Я снимаю мокрую бумагу и любуюсь буквами на запястье.
– Что там?
Поворачиваю к нему надпись, которая говорит «держи меня».
Долгий взгляд в глаза. Гордый тоже облизывает губы и сообщает:
– Теперь я.
Вчитывается в те фразы, что остались. Они написаны задом наперед, поэтому он хмурится. Наконец выбирает и переносит на свою руку.
– Покажи, – прошу едва слышно.
Наумов демонстрирует свою кисть, где выше большого пальца теперь написано «с первого взгляда».
– Я хочу еще, – говорю твердо, чувствуя странное волнение.
– Я же говорил, остановиться сложно.
И мы начинаем клеить на себя татуировки как попало, особо не выбирая места, просто лепим на руки и на лицо, каждый раз показывая друг другу новый текст.
Когда снова приходит моя очередь, я вырезаю слово и прикладываю к своей нижней губе. Сама смачиваю водой и, немного погодя, убираю бумагу, оставляя четкий и ужасающе смелый призыв – «целуй».
Гордей читает, медленно моргает и поднимает взгляд к моим глазам. Не верит, что я делаю это специально. Снова спускается к губам и возвращается обратно. Вижу, как часто раздувается его грудная клетка.
И я киваю ему. В то же мгновение Наумов подается вперед и выполняет мою немую просьбу – прижимается своими губами к моим. Так ужасающе нежно, что я разлетаюсь на осколки.
Кажется, в этот момент Гордей ворует не только мое дыхание, но и мою душу. Касается так трепетно и медленно, что я в этой ласке тону с головой. Меня никто никогда так не целовал. Он обхватывает мое лицо ладонями и мягко прихватывает губы. А потом, вдруг отстранившись, смотрит на меня пытливо, будто что-то проверяет.
Спрашивает:
– Все хорошо?
Не отвечая, я сама тянусь к нему обратно. Снова целуемся, и я двигаюсь чуть ближе, одной рукой касаясь его шеи, а вторую кладу на колено. На дрожь срываюсь от того, как это приятно, от того, как каждое движение заставляет меня голову терять.
Когда чувствую, что Наумов аккуратно скользит по моей губе языком, на мгновение пугаюсь того, что мне не понравится. Так же как со Славой. Но эта мысль тает так же стремительно, как и возникла. Просто уносится прочь с каким-то случайным порывом ветра. Потому что это оказывается так волнительно и сладко!
Не сдержав тихого стона, отвечаю ему.
Пробуем друг друга, изучаем, наслаждаемся. Я горю. Тело плавится, но если это мои последние секунды, пусть они пройдут именно так.
Гордый отстраняется и поначалу я не понимаю, почему. Он достает телефон из кармана и, показывая мне, произносит охрипшим голосом:
– Будильник сработал. Пора домой.
– Нет, – вдруг выпаливаю я.
– Я твоей маме обещал, Рыжик.
На что я просто молча подаюсь вперед и утыкаюсь носом ему в шею. Не хочу уходить! Наумов обнимает и тихо смеется. Гладит меня по волосам, прижимает к себе.
Я дышу его кожей, зажмурившись.
Это лучший момент за всю мою жизнь.
Глава 27
Гордей
Беру Машу за плечи и отодвигаю от себя, хоть это последнее, что мне хотелось бы сейчас делать. Заглядываю ей в глаза и спрашиваю:
– Ответишь мне на вопрос?
Она опускает глаза и поджимает губы. Знаю, что разрушаю магию момента собственными руками, но я не позволю эмоциям украсть то, что принадлежит мне по праву.
– Какой? – отзывается едва слышно.
– Ты рассталась со своим парнем?
Гордеева тяжело вздыхает и отрицательно качает головой. На меня не смотрит. Стараясь игнорировать вспышки белого гнева в глазах, произношу с мягкой укоризной:
– Маш.
Она вдруг вскидывается, обеими руками опирается о мои бедра и подается вперед. Смотрит на меня влажными глазами и тараторит:
– Я расстанусь. Правда. Я знаю, что это все ужасно, так делать нельзя! И даже не просто как факт, а по отношению к тебе.
– Маш, – пытаюсь ее затормозить.
– Я расстанусь, – заверяет горячо и твердо.
– Когда?
Я не хочу ее прижать, спрашиваю скорее для себя, это мне нужна конкретика, я больше не готов ее ни с кем делить. А сам жадно разглядываю калейдоскоп новых эмоций в ее глазах. Она на себя не похожа. Или, скорее, впервые выглядит действительно как настоящая Маша Гордеева, без лишней мишуры. И это чертовски привлекательное зрелище. То, во что я влюбился.
Что-то прикидывая в уме, Рыжик сообщает уже не так уверенно:
– Завтра.
– Я тебя не заставляю, Маш.
– Знаю. Я сама хочу. Просто надо лично, не по переписке же.
Я киваю. Смотрю в ее зеленые глаза, которые даже в свете далеких фонарей выглядят яркими. Изучаю носик, не стандартный точеный, а кругленький, и от того еще более очаровательный. Мягкие губы, ямочку на подбородке. Я сдохну, если кто-то ее хоть раз коснется.
И потому выдаю неожиданно резко и сипло:
– Напиши ему сейчас.
– Что?
– Что вам надо поговорить. Хотя бы это.
К моему удивлению, Гордеева что-то строчит в своем телефоне, а потом демонстрирует экран мне. Читаю «Слав, завтра нужно будет поговорить насчет наших отношений, хорошо? В 12». Ползу взглядом выше, но она убирает телефон. А мне и пары слов достаточно, чтобы грудную клетку надвое разломало.