Застываю, пытаясь справиться с эмоциями, а Маша тянется ко мне, неловко, но очень нежно тычется своими губами в мои.
На автомате целую. Ее невозможно не целовать. Не знаю, как так долго держался.
Язык ее кажется острым и каким-то юрким. То ласкает, то дразнит меня. Почти пропадаю в этой манипуляции, но все же отстраняюсь, чтобы сообщить:
– Пора ехать домой, мой грустный Рыжик.
Гордеева кивает, а взгляд ее кажется каким-то сосредоточенным и затуманенным одновременно, будто она глубоко внутри себя путешествует.
Решаю уточнить:
– Ты ведь моя? Лисий хвост… Маш?
– Да, – шепчет неуверенно, а потом сообщает уже тверже, – да.
– Тогда и я твой. Идем?
Она снова вздыхает, и я беру управление на себя. Поднимаюсь с поваленного дерева, разминаю ноги, а потом предлагаю ей раскрытую ладонь. Гордеева тут же хватается за мою руку.
Пока идем вверх по склону, я решаюсь на еще один неудобный вопрос:
– Ты пила сегодня?
– М-м-м, что?
– Джинни, не виляй.
– Немного. А что? – она останавливается и, обгоняя меня, разворачивается ко мне лицом.
Мы на разном уровне, так что мне приходится даже чуть задрать голову. Ощущение непривычное. Я хмыкаю.
Говорю спокойно:
– Хочу знать, ты разрешила себя поцеловать, потому что хотела или потому что выпила?
– Ты же бандит, Гордый. Разве непонятно, что я уже протрезвела?
Я смотрю на ее губы, где до сих пор горит для меня зеленый свет. Там написано «целуй», и это самое потрясающее, что я когда-либо видел от девушки.
Тянусь к ней, и Маша торопливо склоняется, чтобы наши губы соединились. Бам. Это взрыв сверхновой звезды. Это заклятие, которое начинает работать иначе только благодаря силе эмоций. Как Авада Кедавра, которое убивает своего хозяина.
А когда решаюсь снова коснуться ее языком, меня на атомы разбирает. Клянусь, молния пронзает меня от макушки до копчика, и весь организм распадается на бестолковые кусочки, которые вопят от восторга.
Целуемся, и Гордеева прижимается ко мне изо всех сил. Держу ее в своих руках максимально бережно, хоть мне и хочется вплавить стройное мягкое тело в себя.
Отрываясь от ее губ, шепчу:
– Ты провоцируешь.
– Я не специально, – мотает головой, – просто делаю, что хочется.
Из последних сил держусь и бормочу ей:
– Маш. Кошечка моя, домой пора.
– Кошечка? – спрашивает Гордеева.
– Кошечка, – подтверждаю и кусаю ее за нижнюю губу.
Она вскрикивает и отстраняется, смеясь. Говорит ласково:
– Ты все-таки бармалей.
– Твой бармалей, Маш.
– Мой. Мой, – подтверждает она и кончиками пальцев рисует у меня на щеках какие-то узоры.
Потом смещает руки, отталкивается от моей груди и говорит игриво:
– Ладно, Гордый, идем. Кошке надо на лежанку, хоть она и хочет немного погулять.
Маша стартует вверх по склону, а я преувеличенно громко рычу и бегу за ней. Когда хватаю за запястье и заставляю развернуться, со смехом выдаю:
– Дурочка. Давай татуировку с губы сотрем.
– Ой, – она округляет глаза и указательным пальцем закрывает временную картинку, – я забыла.
Наклоняюсь к ее уху и шепчу:
– Зато я запомнил. Будто твои губы навсегда отмечены этим словом. Только для меня.
– Только для тебя, – отзывается она.
– Расстанешься, Маш?
– Да, конечно. Завтра.
Целую в лоб и беру за руку. Иду вперед и снова веду ее за собой. Ощущение удивительно органичное. Наконец-то все запутанные нити моей дурацкой жизни сошлись в правильном месте.
– Гордей, – зовет Маша тихо.
Обернувшись, засекаю странный взгляд. Немного испуганный, но с долей вызова.
– Да?
– Мне кажется, я в тебя влюбилась.
Меня тянет счастливо рассмеяться, но я удерживаю серьезное выражение лица и отвечаю ей в тон:
– Тебя что-то в этом смущает?
– Я тебя не знаю.
Снова останавливаюсь и подтягиваю Гордееву чуть ближе к себе. Аккуратно убираю рыжие волосы за спину и кладу руки ей на плечи. Заглянув в глаза, убеждаюсь, что для нее это действительно важно.
Говорю:
– Знаешь, что есть много разных исследований, и по многим из них считается, что женщина может влюбиться всего за десять секунд?
– Не маловато?
– Мужчины справляются быстрее, – улыбаюсь, – кто-то говорит, что за семь, а другие – что за доли секунды. Не замечала, что почти всегда по первому взгляду на человека становится ясно, привлекает ли он тебя?
Отводит взгляд и отвечает хмуро:
– Не замечала.
Обхватив недовольную мордашку ладонями, заставляю ее посмотреть на меня:
– А когда мы встретились? Разве не сразу поняла?
Медленно и мелко кивает, а я обнимаю ее. Крепко прижав к себе, целую в волосы.
– Ты в это веришь? – спрашивает глухо.
– Во что именно?
– В эти секунды.
Улыбаюсь и бормочу ей в затылок:
– Я верю в двадцать четыре секунды.
– А это что такое?
Мы снова идем к машине, взявшись за руки, и я поясняю:
– Видела таймер на игре? На большом кубе над кольцом. Когда начинается атака, у тебя есть двадцать четыре секунды, чтобы ее завершить. За это время мяч должен успеть коснуться кольца или щита.
– А если не успеваешь?
Развожу руками:
– Ну, тогда все пропало.
– Прикалываешься надо мной?
– Разве что чуть-чуть. Иди сюда, сотрем мое любимое слово.
Выливая остатки воды из бутылки, я стираю переводную татуировку у Маши с губ. Целую ее в переносицу и киваю в сторону машины:
– Теперь нам абсолютно точно пора. Не хочу подвести твою маму.
– Чтобы она решила, что тебе можно доверять? – Гордеева смотрит хитро.
– Разумеется. Не хочу портить отношения с будущей тещей.
– Наумов, ты придурочный?
Вместо ответа я громко смеюсь, перехватив удивленный взгляд. Она сегодня куда более смелая, чем обычно, но некоторые вещи все еще ее коробят. Ничего, я надеюсь, когда пройдет время, Гордеева вылезет из своего бронебойного панциря.
Глава 28
Гордей
Когда возвращаемся к тачке, парни ничего не говорят. Мы, может быть, не всегда хорошо поступаем с точки зрения закона, но с моральными ориентирами у нас, слава богу, все в порядке. Всегда старались поступать правильно. Ну, по крайней мере так, как мы это видим.
Поэтому сейчас парням не приходит в голову стебать нас за долгое отсутствие или припухшие от поцелуев губы. Я всем дал понять, что отношусь к Маше серьезно, и мои близкие это принимают.
Рассаживаемся на свои места, и Кирилл спрашивает:
– Везем Машу домой?
– Так точно, – отвечаю и тут же улыбаюсь от того, как доверчиво она склоняет голову мне на грудь.
Овчинников плавно, насколько это возможно на древних жигулях, трогается с места, а Ефим прибавляет громкость музыки до трескота в динамиках, чтобы на всю машину разнеслось «Тонировка в хлам, кто это там? Черные катки, факи мусорам».
Кэмбл – Кто это там?
Маша поднимает на меня сияющий взгляд и, дотянувшись до уха, произносит ласково:
– Такой ты все-таки бандит, Гордей.
– Я школьник, а не Джонни Диллинджер, – отвечаю, припомнив ее фразу, брошенную этим же вечером.
– Как думаешь, это ты меня испортишь? Или я тебя исправлю?
Хмыкаю и оставляю вопрос без ответа, только крепче обнимаю свою рыжую бестию. Глядя через тонированное стекло на потемневшие улицы района, я думаю о том, что вместе мы сможем стать лучше.
Чуть позже я провожаю Гордееву до квартиры, минута в минуту к назначенному времени. Открывает на этот раз ее отец.
– Здравствуйте, Юрий Борисович, – произношу бодро, – возвращаю вам дочь.
Он хмыкает:
– Гордей Наумов. Удивительная пунктуальность.
Пожимаю плечами и склоняю голову на бок. Всем своим видом пытаюсь продемонстрировать, что иного от меня ожидать глупо. Интересно, как скоро он узнает, что я под следствием? И что тогда скажет?
– Привет, пап. Не спишь еще?
– Зачитался. По пятницам можно себе позволить, верно?
Мы с Гордеевой переглядываемся, сдерживая улыбки. Мы в эту пятницу тоже кое-что себе позволили.
– Как у вас с учебой?
– Пап!
Сжимаю ладонь Маши покрепче и говорю:
– Все замечательно.
– Получится физкультуру исправить?
– Сделаем все возможное. Как раз завтра идем на тренировку в тренажерный зал.
– Да? – смотрит на меня Рыжик, а потом поворачивается к отцу, – Да. Кстати, во сколько?
– К часу.
Безмятежно улыбаюсь и игнорирую смятение, с которым Маша снова глядит на меня. В двенадцать она встречается со своим недопарнем. Двадцати минут на разговор им хватит. Я бы, конечно, выделил секунд тридцать. Как раз достаточно, чтобы сказать «мы расстаемся, пока». И даже на сочувствующий взгляд еще время останется.
Обнимаю Гордееву за плечо и прижимаюсь губами к виску. В губы целовать при ее отце, конечно, не решаюсь. Если честно, от него разит какой-то жесткостью вперемешку с безысходностью, даже я внутренне робею. Надо будет потом узнать, кем он работает. Может, как наш отец, в органах?
Протягиваю ему ладонь для рукопожатия, и несколько секунд он изучает ее, как что-то неведомое. Будто не знает, что этот жест означает. Потом все-таки жмет мне руку, и я ухожу.
–.. .– -… .. .-. .– .–
На ходу пишу Гордеевой в нашем мессенджере.
Гордей Гордеевой
С тобой завтра сходить?
Лисий хвост
Гордый, мне же не пять лет))Гордей Гордеевой
Он не вызывает у меня доверия
Лисий хвост
Я позвоню сразу, как закончу, хорошо? Уверена, все будет в порядкеУбираю телефон в карман бомбера и выхожу из подъезда. Маша все делает на «отлично» и от других, кажется, ожидает того же. Только это не так. И кармы никакой нет. Иногда плохие вещи случаются с хорошими людьми, и жизнь это допускает. Только вот я не буду.