Залезаю на заднее сиденье и говорю парням:
– Ну что, погнали?
– Куда изволите ехать? – интересуется Кирич, выруливая со двора.
Ефим машет рукой куда-то в лобовое и произносит с иронией:
– Давай просто покатаемся, шеф.
– Бесцельно?
– Бесцельно, – подтверждаю, высовываясь между двух передних сидений.
– Обожаю, – ухмыляется Овчинников.
– Когда права получишь, поедем на море.
– Когда права получу, поедем хотя бы в центр.
– А что, ты пока еще не настолько охамел? – со смешком интересуется Ефим.
Кирилл почему-то не отвечает. Закусив губу, смотрит в боковое зеркало, потом на дорогу. Покрепче сжимает руль.
Я оборачиваюсь и вижу за нами бело-синюю служебную машину.
Говорю:
– Может, не за нами?
– Кто? – вскидывается брат и тоже начинает крутиться. – Твою ма-а-ать…
– Может, и не за нами, – бормочет Овчинников, – только у нас тонировка по кругу, думаешь, не захотят тормознуть?
И отвечают нам долбаная крякалка и врубившаяся мигалка.
– Две наши лучшие подружки, – весело провозглашаю на весь салон, – эсгэуха и люстра. Топи, Кирич. Сейчас побегаем.
Глава 29
Гордей
– Давай сюда, – указываю нужный поворот, – камера должна быть вон на том доме.
– Точно?
– Нет, блин, не точно, – вяло огрызаюсь, – лицом просто не свети.
– Мой телефон? – спрашивает Овчинников.
– У меня, – отвечает коротко Ефим.
Оглядываю салон в последний раз, чтобы убедиться, что мы все забрали. В этот жигуль мы вряд ли когда-то еще попадем.
– Встречаемся у нас дома.
– Добро.
Когда Кирилл тормозит на подъезде во двор, мы синхронно открываем двери и выскакиваем из машины. Тут же стартуем в разные стороны.
Конечно, было бы проще, если бы я тренил в обычном режиме, но все равно бегу на пределе своих возможностей. Да и прошло не так много времени с тех пор, как Дед меня отстранил. Готов поспорить, наши доблестные служители закона не в такой хорошей форме.
Бегу дворами, на всякий случай выбирая самые затемненные стороны. Голову опускаю ниже, капюшон толстовки натягиваю на лицо. Довольно быстро понимаю, что за мной никого, но какое-то время все равно кружу по району. Успокаиваю дыхание и спятивший от адреналина пульс.
Потом наконец прихожу к нашему дому. Скидываю капюшон и медленным шагом с торца иду к подъезду. Вокруг никого. Воздух холодный, но отчетливо пахнет весной, и я улыбаюсь. Это был потрясающий вечер, и эта небольшая пробежка не только его не испортила, а, кажется, даже улучшила. Самая удивительная девушка в мире выбрала меня. Дурака, хулигана и дебошира. Разве это не счастье?
Я набираю код и поднимаюсь на свой этаж. А когда выхожу из лифта, слышу безудержный ржач.
– Мы думали, тебя приняли!
– Гордый, ты без тренировок забыл, как бегать?!
Смеюсь вместе с парнями и отбиваю им пятеры:
– Придурки. Че домой не зашли?
– За тебя переживали, бедненького.
– Да сами только поднялись.
Киваю в сторону квартиры и первый начинаю идти по коридору, интересуясь:
– Вы как? Они вообще из машины не рыпнулись, что ли?
– Один за мной точно бежал.
– Да, – хмыкает Ефим, – второй за мной втопил, но что-то быстро сдался.
– А, мне повезло, значит.
– Блин, жигу жалко! – ноет Овчинников.
– Самый дорогой прикол в твоей жизни.
Я ржу:
– На день рождения тебе новую тачку подарим.
А когда поворачиваю за угол к нашей квартире, вдруг натыкаюсь на сестру. Останавливаюсь как вкопанный, и на меня сзади наваливаются парни. Матерятся и запинаются, а потом тоже видят Алису. Она стоит, скрестив руки на груди, а рядом сидит Босс. Оба смотрят на нас с мрачным осуждением. Сестра расцепляет руки, перебирает поводок, глядя на свои пальцы. Потом снова на нас. Молчим все впятером, включая собаку.
Наконец Алиса сдавленным от гнева голоса спрашивает:
– Вы совсем без мозгов?
– Лис, – примирительно начинает Ефим.
– Нет! – она делает шаг и толкает брата в плечо. – Даже рот не открывайте! Господи, уму не постижимо! Вам нужно всего лишь держаться подальше от неприятностей, хотя бы несколько долбаных месяцев!
Я подавленно молчу. Это не первый раз, когда сестра устраивает нам выволочку, но раньше я никогда не видел ее настолько разозленной. Она часто забирала нас из отделения полиции, ходила в школу на разговор с учителями, но всегда старалась оставаться для нас сестрой, а не мамой. Возможно, поэтому никогда не стремилась вправить нам мозги, просто поддерживала.
Она тем временем продолжает:
– …но нет! Вот они, три феерических дебила! У одного уголовка, у другого – «хулиганка», третий по какому-то неведомому стечению обстоятельств просто свидетель! И что они решают выдумать?! Купить очередной убитый жигуль и бегать от полиции по району!
Она размахивается и хлестким ударом стегает металлический электрощиток собачьим поводком. Звук удара разносится по коридору, и Алиса замолкает, тяжело дыша.
Дерганными движениями достает из кармана ключи и открывает замок, едва справляясь с дрожью в руках.
Тут же на пороге запускает связку ключей в шкаф, скидывает кроссовки. На шум выходит мама и интересуется:
– Что за вопли?
Сестра оборачивается и обводит нас болезненным взглядом.
Говорит:
– Ничего, мам. Поругались. Собаку помойте!
И она с поразительной скоростью скрывается в своей комнате. Мы же с парнями остаемся обтекать.
– Босс, домой, – говорит мама и, отстегивая поводок, сообщает ему доверительным шепотом, – пойдем-ка помоемся, дорогой, мы явно лишние на этом празднике жизни.
Глава 30
Маша
– Что? – переспрашиваю, опешив.
Слава сжимает побелевшие губы и смотрит на меня с нескрываемой злостью. Откидывается спиной на лавочку в небольшом сквере, где мы с ним сидим. Руки скрещены на груди, и я вижу, как они поднимаются вместе с его грудью на очередном вдохе.
– Я сказал, нет, – повторяет Ковалев твердо.
– Слав… я не понимаю. Я сказала, что нам нужно расстаться.
– А я говорю, что мы не будем расставаться. Я тебя люблю, а ты любишь меня. Разве нет? Ты же сама мне говорила.
Тяжело вздыхаю и нервно переплетаю пальцы. Такого сценария разговора я, признаться честно, не ожидала. Провожаю взглядом женщину с коляской и отвечаю тихо:
– Больше не люблю.
О том, что, кажется, не любила и раньше, решаю умолчать. Иногда это становится понятно только в сравнении.
Слава вскакивает на ноги и останавливается напротив меня. Неприятный нервозный холодок ползет по коже, хотя день сегодня по-весеннему теплый. Но когда Ковалев смотрит на меня вот так сверху вниз, становится немного страшно.
– Ты кого-то нашла? – спрашивает он.
Облизываю губы и стреляю глазами в сторону. Не хочу говорить ему правду. Не просто потому что боюсь ответственности за свои поступки, а потому что это кажется мне небезопасным.
Хмурюсь:
– Я не понимаю, при чем тут это.
– Дурочку из себя не строй. Есть у тебя кто-то?
Слава только смотрит, но у меня ощущение, что физически меня держит, не позволяя отвести глаза.
Собираю остатки мужества и говорю:
– Мне жаль, что так получилось. Я ухожу не к кому-то, а ухожу от тебя. Потому что у меня нет больше чувств.
Но Ковалев словно не слышит. Вглядывается в меня и ухмыляется:
– Новенький? На баскетболиста клюнула?
– Слав, мне… не очень нравится твой тон. Я не понимаю, что за допрос.
– Ты мне поэтому отказала вчера? Не целка уже?
Вспыхнув от возмущения вперемешку со жгучим смущением, я упираюсь ладонями ему в бедра и отталкиваю от себя. Тоже поднимаюсь на ноги, чтобы у нас не было такой разницы в росте. Отхожу от скамейки так, чтобы встать на асфальтированной дорожке, это дает хотя бы небольшое ощущение защищенности. Как будто я могу сбежать. Да, конечно, нужно было тренироваться. Если мне действительно придется бежать, Слава догонит меня через две секунды.
– Если не заметил, я тебе не отказала, – говорю с внезапной яростью, – и зря, потому что я не хотела. Нельзя заставлять девушку делать то, что она не хочет!
Ковалев смеется громко, кажется, так ужасающе громко, что малыш в коляске той женщины мог бы проснуться.
Говорит издевательски:
– Кто тебя заставлял? Совсем с ума сошла? Сама в трусы мне полезла. Баскетболист тебя натренировал?
– Заткнись! – шиплю, толкая его в грудь. – Что ты несешь? Ты мне противен, ясно?!
– Бесишься, но не отрицаешь, – замечает с удовлетворением.
– Между нами все кончено, Слав.
Он смотрит на меня молча с застывшей на губах усмешкой. Потом отворачивается, отходит на пару шагов. Я почему-то жду, что он извинится. Что вот сейчас поймет: на эмоциях просто наговорил лишнего. Но он размахивается и с силой пинает стоящую рядом урну. Жалобно скрипнув, та раскачивается из стороны в сторону.
А Ковалев подходит ко мне и проговаривает очень тихо:
– Хочешь свалить, пожалуйста. Никто не держит. У меня таких, как ты – вся личка забита. Тебя никто и никогда так любить больше не будет. Кому ты нужна, порченная?
Сжимаюсь не только внутренне, но и физически съеживаюсь. Смотрю на него растерянно. Злость, которая так мне помогала, куда-то схлынула, уступив место унижению и банальным слезам, которые, я чувствую, вот-вот польются из глаз.
– Девушка, у вас все в порядке? – раздается за моей спиной.
Обернувшись, вижу ту молодую мамочку. Смотрит на меня с искренним участием. Ощущаю, как по щекам бегут горячие дорожки влаги, и отрицательно качаю головой. Женщина кидает взгляд на Славу и спустя мгновение решительно берет меня за рукав бомбера.
Послушно иду за ней, когда Ковалев припечатывает мне на прощание:
– Удачи, шлюшка!
– Вот же придурок! – рявкает на него девушка, и получает в ответ поток нецензурной брани, с единственным печатным словом «иди».