А когда мы уже втроем заходим в школу, по очереди прикладывая свои пропуски, то я имею счастье убедиться в этом на сто процентов.
В холле стоит Ковалев, как будто только нас и ждал. В окружении друзей он смотрит на Машу, сложив руки на груди. В этом взгляде так много грязи, что мне хочется в ту же секунду разбить ему лицо, но я сдерживаюсь, бросая на это все силы.
Гордеева слегка бледнеет, замирает испуганно, а потом берет меня за руку. Сама. Пальчики холодные, как будто вся кровь покинула ее тело.
Слава поворачивается к парням, кивает на нас подбородком и что-то говорит. К сожалению, так тихо, что я не слышу. Но они все заходятся издевательским лающим смехом, а кто-то одобрительно хлопает Ковалева по плечу.
– Ну какая же скотина, а? – качает головой Джип и бесцеремонно толкает меня в спину. – Давай, Наумов, двигай на историю, этот цирк уродов не для нас.
Проглотив эту унизительную выходку, покрепче беру Гордееву за руку. Мы с Ефимом много дел наворотили и не все они были продиктованы исключительно благородными мотивами. Если бы это случилось хотя бы на несколько месяцев раньше, нас со Славой уже бы разнимали в этот момент, потому что терпеть я не привык. Да и думать тоже. Всегда следовал за вспышками гнева, которые толкали меня вперед.
Но теперь мне приходится учиться сдерживаться.
Сжимаю зубы и игнорирую звон в ушах. Веду Машу к раздевалкам, а потом на урок. Молчу, стараясь не взорваться, позволяю Фокину занимать эфир. Он со всей ответственностью выполняет возложенную на него задачу. Шутит, сам же смеется, пытается растормошить и нас.
Я отстраненно улыбаюсь, наклоняюсь к Маше, целую ее в висок. Чувствую, что и ей непросто, но она пошла на это ради меня, и я должен это ценить.
– Вы вместе такие сладкие, – смеется Джип, – я диабетик, мне на вас слишком долго нельзя смотреть, помпа из строя выйдет.
Наконец прихожу в себя и смотрю на Фокина повнимательнее:
– У тебя диабет?
– Да, – он кивает, – диабет, море обаяния и офигенное чувство юмора.
Улыбаюсь, отзеркаливая его эмоции:
– Набор хулигана?
Саша карикатурно выпячивает губы и поправляет воротник на своем поло. Выглядит так комично, что мы с Гордеевой синхронно прыскаем.
В итоге, когда доходим до кабинета, то все втроем заметно расслабляемся. Мне уже не хочется никого убивать, Машины пальчики теплеют, а Джип просто крайне доволен собой.
Дверь закрыта, и наши одноклассники толпятся в коридоре. Кто-то сидит на полу, кто-то примостился на подоконнике. Первыми реагируют, конечно, девочки. Те, что потише, просто округляют глаза. Склоняют вместе головы и начинают перешептываться. Я их имен даже не помню, и в целом не очень забочусь об их мнении. Но вот две подружки Маши… те устраивают целый перформанс. Вообще не понимаю, что у них общего, а в эту секунду тем более пребываю в шоке.
Ира Карпова взвизгивает и хватает Сокольскую за руку. Почти кричит:
– Яна! Смотри! Машка с новеньким!
Та привычно шикает и что-то тихо бормочет. Я, конечно, привык к сплетням и прочей движухе, но Маше это все наверняка неприятно.
Наклоняюсь и тихо говорю ей на ухо:
– Мне кажется, я тоже влюбился.
Гордеева вскидывает на меня удивленный взгляд зеленых глаз. Да, несмотря на то что я так нахально добивался ее с первой секунды, как увидел, сейчас первый раз говорю о своих чувствах. Может быть, момент не самый подходящий, но мне хочется, чтобы она знала.
Так хочется ее поцеловать! С ума схожу. Собрать эти веснушки с губ, вдохнуть, носить в себе до скончания веков. Но слишком хорошо понимаю, как смущают Машу такие проявления чувств.
Если бы ей не встретился этот долбаный Ковалев, сейчас все было бы иначе. Но, если верить отцу, тогда и мы с Гордеевой не были бы вместе. Дорожки, это все проклятые дорожки судьбы.
Тогда я легко сжимаю ее пальцы и улыбаюсь. Дожидаюсь, когда уголки губ Маши дернутся наверх и шепчу:
– Если хочешь, иди.
– Не хочу, – отвечает она тихо, – но подойти нужно.
Прижимаю ее к себе, обнимая, чем вызываю новую волну шепотков. Гордеева целует меня в плечо через ткань худи, отстраняется и идет к своим подружкам. Вряд ли их дружба такая уж искренняя, но я же не могу ей диктовать, с кем общаться.
Облокачиваюсь спиной на стену и делаю вид, что увлечен своим телефоном. Сам ловлю отголоски обсуждений.
– Вы с Гордеевой мутите, что ли? – интересуется Сема, приваливаясь к стене рядом со мной.
Смотрю на парня, сканируя его лицо, и вижу даже не любопытство. Аверин как будто пришел просто спросить, вообще без задней мысли.
Киваю:
– Ну, получается, так.
– Ты же Гордей? – уточняет он серьезно, чем невероятно меня смешит.
Честное слово, Сема – самый бесхитростный человек в этом мире. Я таких раньше не видел.
Подтверждаю с улыбкой:
– Все верно.
– Ага, понятно. Теперь вас будет проще отличить.
Аверин отвлекается на Джипа, тут же перескакивая на другую тему, а я нахожу взглядом Машу. Кажется, разговор с девочками проходит напряженно. Гордеева хмурится, что-то объясняет, каждый раз неприязненно поджимает губы, когда они ее перебивают.
Я вопросительно приподнимаю брови, когда ловлю ее взгляд. Просто хочу узнать, в порядке ли она. Но Рыжик вдруг оставляет подруг и идет ко мне. Обвивает руками талию и тянется губами.
Я наклоняюсь ниже и подставляю ей щеку. Она касается моей кожи раз, потом другой, а на третий целует в уголок губ.
Смотрит на меня хитро, и я широко улыбаюсь.
– Дразнишься? – спрашиваю ласково.
– Учусь быть с тобой больше, чем наполовину.
Я киваю и прижимаю ее к себе покрепче. Мы обязательно научимся.
Когда приходит историчка, то быстро окидывает взглядом весь класс, который напоминает потревоженный улей. Потом мажет взглядом по нам с Машей и улыбается. Открывая кабинет ключом, сдувает со лба темную челку и говорит себе под нос:
– Быстро управились.
Потом распахивает дверь пошире и крутит рукой, подгоняя нас. Скучающим тоном произносит:
– Да, да, понимаю, новостей у вас вагон, шок и удивление, бедные дети! Но давайте шустрее рассаживаться, начнем с небольшого теста.
Проходя мимо, уточняю ангельским тоном:
– Шок и удивление?
Алевтина Борисовна прищуривается и даже не старается звучать правдоподобно:
– Да-а-а, Наумов, я просто невероятно изумлена! – и добавляет, – надеюсь, это благотворно повлияет на вашу успеваемость.
Глава 34
Гордей
И моя успеваемость от наших отношений действительно только в плюсе. Следующие дни Гордеева помогает мне с заданиями и гоняет по историческим вопросам, а я гоняю ее в спортзале, чтобы хотя бы немного подружить со спортом.
Шепотки в классе с каждым разом становятся все тише.
Моему адвокату наконец удается получить видео с камер автобуса, и теперь я жду, когда мне назначат встречу со следователем. Все идет так хорошо, что я практически забываю про свои тревожные эпизоды, не считая пары безобидных ритуалов.
А потом эта передышка вдруг заканчивается.
Ковалев, которого мы всю неделю удачно избегали, сталкивается с нами в холле первого этажа. Я держу за руку Машу, а он видит нас и тихо вкидывает что-то своему другану. Тот оборачивается, смотрит на нас с улыбкой и говорит:
– Привет!
Я молчу. Сжимаю зубы и покрепче стискиваю ладонь Гордеевой. Она нервно закусывает губу, а потом кивает:
– Привет, Влад.
На мгновение мне кажется, что эти придурки сейчас просто уйдут. Но счетчик в моей голове загорается знакомой цифрой «двадцать четыре», и я осознаю, что этого не будет. Парень окидывает Гордееву липким взглядом и говорит радостно:
– Зачетные ножки, Маш.
Я не понимаю, о чем он говорит, потому что Рыжик сегодня в широких джинсах, это звучит странно. Но я вижу, как она пугается и бормочет мне:
– Пойдем. Пожалуйста пойдем.
Автоматически делаю два шага, когда Влад сообщает уже мне:
– У нее веснушки даже на коленках, ты знал, чувак?
Ковалев смеется, а мне на глаза падает белая пелена гнева. Отпускаю Машину руку и сгребаю в кулаки толстовку на груди его тупого друга. Притискиваю его к стене и бешеным взглядом шарю по лицу. Он не пугается. Продолжает улыбаться и говорит:
– И то-о-онкий шрам под правой ягодицей. Успел уже посмотреть?
Я дергаю его на себя, а потом снова впечатываю в стену, от чего он бьется затылком и наконец морщится.
– Мразина, – хриплю тихо.
В глазах вспышки, я не вижу его толком, грудную клетку ломит от ярости, руки мне уже не подконтрольны. Кто-то тянет меня за локоть, кажется, это Слава, но я стряхиваю его с себя, пока на меня вдруг не налетает брат.
– Гордый, отпусти, – рычит он, одной рукой обхватывая поперек тела, а второй отгибая мои пальцы, – твою мать, нельзя тебе! Отпускай!
Ефим гораздо сильнее Ковалева, к тому же слишком хорошо меня знает. Вперемешку с матами он напоминает мне про следователя и про то, в каком я сейчас положении.
И я позволяю оттащить себя от Влада. Останавливаюсь, тяжело дыша, разрешая брату меня сдерживать.
– Что ты несешь? – говорю почти без вопросительной интонации.
И тут включается Слава, пока его дружок отряхивается и снова принимает вызывающий вид. Он пожимает плечами и говорит:
– Маша со мной фотками делилась, я не знал, что их нельзя никому показывать. Кстати, эфир сегодня смотреть будете? Я чет переживал, что мне придется за него извиняться, но теперь даже рад, что так вышло.
Из горла рвется какой-то странный звук, он даже отдаленно не похож на человеческий. Я пытаюсь вырваться из хватки брата, но меня держит кто-то еще, кажется, это Джип, который для своей комплекции оказывается удивительно сильным.
Я что-то кричу, но смысл ускользает даже от меня самого. И прихожу в себя только тогда, когда Фим зажимает мне ладонью рот, а я ловлю расфокусированным взглядом Гордееву. Обняв себя за плечи, она содрогается от рыданий.