– Просто хотела тебя услышать.
Наумов молчит, но я слышу, как он дышит. Это странным образом успокаивает. Я устраиваюсь поудобнее на подушке и бормочу:
– Не могу уснуть. Поговоришь со мной?
– Конечно, Джинни.
– Я спросила у Алисы сегодня, как умер ваш отец.
Он снова молчит. Потом интересуется осторожно:
– Зачем?
– Мне хотелось все про тебя знать. А еще хотелось послушать про чужую боль, чтобы понять, что моя не так уж много весит.
– Рыжик, любая боль весит много.
Я улыбаюсь, закрывая глаза. Его голос окутывает и убаюкивает. Вздыхаю и говорю:
– Извини, мне показалось, что это как-то… неправильно.
– Хочешь что-то еще узнать?
– Эм-м-м, – тяну неуверенно, а потом все-таки интересуюсь, – как вы узнали об этом?
– Магазин рядом с домом. Нам рассказали, когда тело еще не успели увезти.
Распахнув глаза, таращусь в темноту. Спрашиваю:
– Вы его видели? Там.
– Видели.
Прикладываю пальцы к своим губам и стараюсь не разрыдаться. Молчу в трубку и борюсь со своими эмоциями. И, кажется, вопреки всему, влюбляюсь в Гордея еще сильнее.
– Я с тобой, Гордый.
– А я с тобой.
– Почитаешь мне?
– Гарри Поттера? – спрашивает он со смешком, от чего в трубке шуршит.
– Давай.
И я впервые в жизни засыпаю с телефоном около уха, пока мой молодой человек читает вслух историю о мальчике, который выжил. Если он смог, значит, и у нас есть право на жизнь.
Глава 39
Маша
Выходные мы проводим с Гордеем и по какой-то негласной договоренности ни слова не говорим о Славе или его стендапе. Мой телефон по-прежнему непривычно молчалив, а ноутбук я даже не открываю. Пока не готова.
Наумов тренирует меня в зале, водит в кино: один раз на мультик, а другой на такой мерзкий ужастик, что я половину фильма сижу с закрытыми глазами. Заходит к нам домой, чтобы поиграть с Асей и поговорить с Егором. Предусмотрительно надевает лонгслив, который скрывает татуировки. Я знаю, что ему это не очень нравится, но я сама об этом попросила, и он не спорит. Допускаю, конечно, что родители уже влюблены в него настолько, что им будет все равно до картинок на коже, но рисковать пока не хочется. Не уверена, что справлюсь с проблемами еще и здесь. Как-нибудь потом.
Я тоже захожу домой к Наумовым, где Алиса утаскивает меня в свою комнату, чтобы вместе разобрать ее косметику. Гордый ходит вокруг нас кругами и показательно вздыхает, а потом, не церемонясь, поднимает меня с пола за локоть. Вся моя рука исчерчена помадами и разноцветными подводками, а на губах неоновый розовый блеск.
Он возмущенно говорит:
– Мало того, что украла мою девушку, так еще поставила капкан от поцелуев!
Алиса закатывает глаза:
– Дюш, ты такой душный.
– Перестань меня так называть.
– Ага, жди. Ну что ты злишься, я только нашла себе подругу, с которой можно косметос обсудить.
– Леля где твоя? С ней обсуждай, мне Маши самому мало.
Я смеюсь, упираясь лбом Гордому в грудь. Слышу, как его сестра цокает языком и говорит:
– Не делай вид, что не в курсе. Для Бахман эта квартира теперь – слепая зона.
– Так переубеди ее.
– Брата своего переубеди.
– Своего? Он и твой брат тоже, – чувствую, как Наумов напрягается и вскидываю на него взгляд.
Он на Алису смотрит хмуро. Повернув голову, успеваю отметить такое же непоколебимое выражение лица, которое тут же смягчается.
Девушка говорит:
– Они сами разберутся. Мы туда лезть не будем, хорошо?
– Окей, – он тоже быстро сдается.
– А где ваша мама? – спрашиваю будто бы невзначай, когда он ведет меня в свою комнату.
– С подругами. Хочешь познакомиться?
Выпаливаю слишком быстро:
– Нет!
Гордый посмеивается, заметив мое смущение. Конечно, мне очень любопытно, но я не уверена, что в действительности готова с ней знакомиться. Мы и встречаемся с ним не так долго… Хотя Наумов уже покорил всю мою семью. Интересно, я бы понравилась его маме?
– О чем задумалась? – выдергивает он меня из размышлений.
Сидя на его кровати, поджимаю под себя ноги. Гордей стоит около шкафа и внимательно изучает полки, а я – его.
Озвучиваю честно:
– Просто думала, понравилась бы я вашей маме или нет.
– Конечно, да. Что за мысли?
– А ты… уже кого-то с ней знакомил?
Наумов стреляет в меня внимательным взглядом. Возвращается к стопкам одежды.
Говорит:
– Каких-то девушек она видела. Но специально не знакомил.
Вытаскивает черную футболку с принтом, который по стилю чем-то напоминает его татуировки. Потянув за край своего лонгслива, снимает его, и я вижу его голый торс. Рот наполняется слюной. Это еще что за рефлексы?
Веду взглядом по четко очерченным мышцам груди и пресса. Он первый раз передо мной раздевается? Не помню. У Гордея на груди волосы, и темная дорожка ниже пупка.
Боже. Тяжело сглатываю и моргаю. Почему-то каждая деталь заставляет меня волноваться. Он весь какой-то…мужчина. Даже энергетика густая, тягучая, немного темная.
С футболкой в руках Наумов застывает. Тоже смотрит на меня. Кажется, безо всяких усилий считывает все мои реакции. Пауза неприлично затягивается.
В три захода тяну кислород и наконец отвожу взгляд в сторону.
– Нравится? – спрашивает он.
– Что?
Гордей склоняет голову на бок:
– Я.
– Нравится, – отвечаю с вызовом.
Тогда он одевается и подходит ко мне. Обхватив подбородок пальцами, целует в губы.
Произносит мягко:
– Я рад. Ты мне тоже нравишься.
– У тебя было много девушек? – спрашиваю вдруг. – Ты сказал, мама видела «каких-то», то есть нескольких? Но не всех?
– Рыжик, я баскетболист.
– И что?
Он смеется и еще раз меня целует. Упирается руками в кровать с обеих сторон от меня:
– Девушки были. Отношений не было.
– Звучит не очень.
– Согласен, – он кивает, – ладно, а если так? Девушки были, любви не было.
Смотрю в его карие глаза, а в груди такое ощущение, как будто из самолета прыгнула без запасного парашюта, толком свой не сложив. Либо чудом раскроется, либо разобьюсь. В груди тянет, руки холодеют.
Спрашиваю:
– А сейчас?
– А сейчас по-другому.
– У меня тоже, – говорю серьезно.
А потом сплетаю руки у него за шеей и тяну на себя. Сама целую, смело, сразу глубоко. Теперь я знаю, что с правильным человеком это может быть до сумасшествия приятным. Надавливаю ладонями сильнее, и он поддается, ложится в кровать, накрывая своим телом.
Сгораю заживо. Как будто с меня кожу сняли, и Гордей касается сразу моей души, видит мои чувства и трогает самые низменные желания. Но в то же время поражает своей выдержкой. Ни одного лишнего движения не делает, которое могло бы обидеть или испугать.
Целуемся долго, целую вечность. Все спектры эмоций перебираем. Ненадолго даже засыпаем. Когда Наумов начинает возиться, я тоже открываю глаза. Вся комната погружена во мрак. Смотрю, как он проверяет время на телефоне.
Спрашиваю тихо:
– Поздно уже?
– Да, пора домой. Кино пропустили.
– Мы утром уже были, – говорю с улыбкой.
– Хотел, чтобы ты посмотрела больше, чем пять минут от фильма.
Шлепаю его по плечу и говорю с преувеличенным возмущением:
– Не пять!
– Семь?
Смеюсь:
– Гордый, ты такой дурак.
Он ластится и трется носом о мою щеку. Кажется, вот-вот замурлычет. Говорит тихо:
– Дуракам везет. Слышала? Мне так повезло, Маш.
Я не отвечаю. Только прижимаюсь к нему крепче. Так близко, как только позволяет моя физическая оболочка, которую я почти готова покинуть, чтобы стать к Наумову еще ближе. Мой идеальный мальчик. Мой молодой настоящий мужчина. Мой дурной вспыльчивый парень. Даже если потом будет больно, пусть. Я бы ни за что от этих эмоций не отказалась. Я их все до капли выпью.
– Поехали? – спрашивает он тихо.
– Ненавижу твою пунктуальность.
– Это касается только твоего возвращения на базу.
Я хмыкаю:
– На «Черную базу»?
И Гордей отвозит меня домой на такси, как обычно. Вручает родителям и уходит. Мне сразу становится нестерпимо пусто. Как будто части тела лишилась.
Успокаиваю себя только тем, что завтра утром мы снова увидимся.
Глава 40
Маша
Но это происходит уже в другой реальности. Ну, по моим ощущениям. В какой-то искаженной, жестокой, с четким привкусом паники. Я стараюсь все делать, как обычно: умываюсь, подвожу глаза фиолетовым лайнером, надеваю любимый брючный костюм. Теперь я точно знаю, что никто не станет трепать меня за то, что я не надела бюстгальтер под топ.
Гордый встречает у подъезда, мы вместе отводим сначала Асю, а потом Егора. Младшие чувствуют мое состояние, поэтому выглядят необычно притихшими. И больше тянутся к Наумову, который внешне улыбчив и уверен, как всегда.
Когда мой брат с очень серьезным видом пожимает руку Гордею и убегает в школу, мы застываем на аллее друг напротив друга, глядя в глаза. Не думала раньше, что карие радужки могут быть такими чарующе красивыми. Магия вне Хогвартса.
Мой телефон все еще молчит. Вдруг мы прогадали с этой тактикой? Так хотя бы знала, к чему готовиться.
– Готова? – спрашивает Наумов.
– Нет. Но я тренировала снисходительный взгляд. Не пропадать же ему теперь.
Он смеется, чуть откинув голову, а потом говорит:
– Люблю тебя.
Я дышать перестаю. Это звучит гораздо серьезнее, чем «влюблен», разве нет? Не слишком рано для таких признаний? В противовес смыслу эту фразу Гордей почему-то выдает легко, как будто между прочим. Я растерянно улыбаюсь и отвожу глаза. Может быть, он сказал это в другом значении? Типа, вот ты забавная девчонка, Маша, люблю таких.