То, что она знает Чарли по имени, должно что-то значить, но голова работает не настолько хорошо, чтобы оценить, хорошо это или плохо.
— Он поправится?
— Об этом пока говорить рано, — не поднимая головы, отвечает доктор Дженсен.
— Когда нам разрешат его увидеть? — спрашивает Пол.
— Давайте не будем спешить. — Она просовывает руку мне под спину и заставляет приподняться. — Больно?
— Нормально.
— А так?
Она надавливает пальцем на ключицу.
— Нормально.
Обследование продолжается. Она ощупывает спину, локоть, запястье и голову. Потом пускает в ход стетоскоп и наконец оставляет меня в покое. Врачи похожи на игроков — всегда ищут верные комбинации. Пациенты для них — игровые автоматы: если достаточно долго выкручивать им руки, то рано или поздно сорвешь джекпот.
— Вам повезло, могло быть хуже. Кости остались целы, но есть повреждения мягких тканей. Вы почувствуете это, когда закончится действие болеутоляющих. Прикладывайте лед по два раза в день в течение недели, а потом придете для повторного осмотра.
От нее пахнет потом и мылом. Я жду, пока она выпишет рецепт, вспоминая, сколько лекарств назначили мне после аварии, но на этот раз дело ограничивается минимумом.
— Там с вами хотят поговорить.
Голос звучит доброжелательно, и я уже представляю, что сейчас увижу Джила или даже маму, которая успела прилететь из Огайо. Мне вдруг становится не по себе — я даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как меня вытащили из туннеля.
Но лицо посетителя мне незнакомо. Еще одна женщина, только уже не врач и определенно не мама. Плотная, невысокого роста, в черной, плотно обтягивающей бедра юбке и матово-черных чулках. Белая блузка и красный жакет придают ей вид заботливой родительницы, но я заношу ее в категорию университетских администраторов.
Врач и посетительница обмениваются взглядами. Одна уходит, другая входит. Женщина в черных чулках подзывает к себе Пола, негромко спрашивает его о чем-то и, повернувшись, интересуется моим самочувствием. Получив утвердительный кивок, она обращается к полицейскому:
— Закройте, пожалуйста, дверь.
К моему удивлению, он кивает и закрывает дверь. Мы остаемся одни.
Женщина заглядывает за перегородку и подходит к моей кровати.
— Как вы себя чувствуете, Том?
Она садится на освободившийся после Пола стул. У нее пухлые щеки, как у белки, прячущей во рту орехи.
— Не очень хорошо, — осторожно отвечаю я и в подтверждение этих слов поворачиваюсь к женщине перевязанным плечом.
— Вам что-нибудь нужно?
— Нет, спасибо.
— В прошлом месяце здесь лежал мой сын, — рассеянно говорит она, роясь в кармане. — Ему удаляли аппендикс.
Я уже собираюсь спросить, кто она такая, когда гостья вытаскивает из нагрудного кармана что-то вроде кожаного портмоне.
— Том, я детектив Гвинн. Мне бы хотелось поговорить с вами о том, что случилось сегодня.
Она показывает мне значок и убирает его в карман.
— Где Пол?
— С ним разговаривает сейчас детектив Мартин. А я хочу задать несколько вопросов об Уильяме Стайне. Вы его знаете?
— Он умер вчера вечером.
— Его убили. — Она выдерживает многозначительную паузу. — Ваши друзья были с ним знакомы?
— Только Пол. Они работали вместе в институте.
Она достает блокнот.
— Вы знаете Винсента Тафта?
— Немного, — отвечаю я, чувствуя, что тучи сгущаются.
— Вы были сегодня в его офисе?
У меня начинает стучать в висках.
— А что?
— Вы подрались с ним?
— Я бы не назвал это дракой.
Она что-то записывает.
— Были ли вы вчера в художественном музее?
На такой вопрос не очень-то легко ответить. Пол брал в руки письма Стайна, но, кажется, не голыми пальцами. Лиц наших в темноте никто не видел.
— Нет.
Детектив выпячивает губы, как делают некоторые женщины, когда наносят на них помаду. Язык ее жестов мне непонятен. Она роется в папке, достает какой-то листок и протягивает мне. Это фотокопия страницы из регистрационного журнала с нашими подписями. Дата и время тоже указаны.
— Как вы попали в библиотеку?
— Пол знает код, — отвечаю я, понимая, что упираться бессмысленно.
— Что вы искали в письменном столе Стайна?
— Не знаю.
Детектив сочувственно смотрит на меня.
— Думаю, вашего друга Пола ожидают очень серьезные неприятности. Гораздо более серьезные, чем вы предполагаете.
Я молчу, надеясь, что она уточнит, но детектив Гвинн только задает очередной вопрос:
— Это ведь ваше имя в журнале регистрации? И вы же напали на доктора Тафта, не так ли?
— Я не…
— Странно, что ваш друг Чарли оказался единственным, кто попытался помочь Стайну.
— Чарли — врач…
— Где находился в это время Пол Харрис? — На какое-то мгновение маска заботливой мамаши исчезает, и ее взгляд становится острым и холодным. — Вам стоит подумать о себе, Том.
Что это, предупреждение или угроза?
— И ваш друг Чарли окажется в одной с вами лодке. Если только выкарабкается. — Снова многозначительная пауза. — Так что лучше расскажите мне правду.
— Я уже рассказал.
— Пол Харрис покинул аудиторию еще до окончания лекции доктора Тафта?
— Да.
— Он знал, где расположен кабинет Уильяма Стайна?
— Да. Они же вместе работали.
— Это его идея — проникнуть в художественный музей?
— У него были ключи. Мы никуда не проникали.
— И это он предложил покопаться в письменном столе Стайна?
Я решаю, что наговорил уже достаточно. Да и не на все вопросы можно ответить однозначно.
— Он убежал от полиции в Маккош-Холле. Почему, Том?
Разве она поймет? Разве захочет понять? Мне уже ясно, к чему клонит детектив Гвинн, но у меня в голове только ее слова о Чарли.
Если только выкарабкается.
— Он прекрасный студент. Таким его все знают. И вдруг — плагиат. Как по-вашему, откуда доктору Тафту стало об этом известно?
Кирпичик за кирпичиком она выстраивает стену между друзьями.
— Уильям Стайн, — говорит детектив, понимая, что больше от меня ничего уже не добиться. — Представляю, как чувствовал себя Пол. Наверное, сильно разозлился?
В дверь стучат. Мы оба поворачиваемся.
— Детектив?
Это тот полицейский, который стоял у входа.
— В чем дело?
— С вами хотят поговорить.
— Кто?
Он смотрит на карточку у себя в руке.
— Декан колледжа.
Гвинн неохотно поднимается со стула.
После ее ухода в палате становится гнетуще тихо. Прождав какое-то время, я сажусь и оглядываюсь. Надо найти одежду. Хватит с меня больниц, а о плече я в состоянии позаботиться сам. Нужно увидеть Чарли, нужно узнать, о чем расспрашивали Пола. Куртка висит на «плечиках». Я начинаю осторожно вставать, и как раз в этот момент дверь открывается, и в комнату входит детектив Гвинн.
— Можете идти, — резко бросает она. — Мы еще свяжемся с вами.
О том, что там произошло, можно только догадываться. Она подает мне свою карточку.
— Но я бы хотела, чтобы вы, Том, обо всем как следует подумали.
Я киваю.
Похоже, на языке у нее вертится что-то еще, но Гвинн лишь кивает на прощание и выходит.
Не успев закрыться, дверь открывается снова. Я замираю — наверное, это сам декан. Но нет — наконец-то знакомая физиономия. Джил пришел и подарки принес. В руке у него то, что мне нужно сейчас больше всего: чистая одежда.
— Как ты?
— Нормально. Что там?
— Мне позвонил Уилл Клей. Рассказал обо всем. Как твое плечо?
— Нормально. Как дела у Чарли? Он сказал что-нибудь?
— Немного.
— И что?
— Сейчас ему уже лучше.
То, как Джил это говорит, мне совсем не нравится.
— Что с ним?
— Ничего, — тяжело отвечает Джил. — Копы с тобой разговаривали?
— Да. И с Полом тоже. Ты его видел?
— В вестибюле. С ним Ричард Кэрри.
Я сползаю с кровати.
— Вот как? Что ему надо?
Джил пожимает плечами и переводит взгляд на поднос с больничной едой.
— Не знаю. Тебе помочь?
— Помочь? С чем?
— Одеться.
Я даже не знаю, шутит он или нет.
— Сам справлюсь.
Он улыбается, наблюдая за тем, как я стягиваю шуршащую одежду.
— Давай навестим Чарли.
Странно, но Джил медлит с ответом.
— В чем дело?
Он явно смущен и в то же время, похоже, злится.
— Мы с ним довольно сильно вчера поссорились.
— Знаю.
— Уже после того, как вы с Полом ушли. Я сказал кое-что, чего говорить не следовало.
Вот почему в комнате было так чисто. Вот почему! Чарли не спал.
— Не важно. Пойдем к нему.
— Он не захочет меня видеть.
— Захочет.
Джил проводит пальцем по носу.
— В любом случае врачи говорят, что его лучше не беспокоить. Я зайду попозже.
Он достает из кармана ключи и идет к двери.
— Если что понадобится, позвони в «Плющ».
Полицейского нет, не видно даже старушки в каталке. Я смотрю вслед Джилу, но он, не оборачиваясь, проходит по коридору и исчезает за углом.
Однажды Чарли рассказал мне о том, как эпидемии прошлых веков влияли на отношения между людьми, как здоровые начинали сторониться больных, а больные бояться здоровых, как родители и дети отказывались садиться вместе за один стол, как переставали функционировать органы власти. «Держись подальше от других и не заразишься», — сказал я, сочувствуя тем, кто подавался в бега. И тогда Чарли посмотрел на меня и произнес фразу, которая, на мой взгляд, не только оправдывает существование врачей, но и применима ко всем, для кого существует такое понятие, как дружба.
«Может быть, но тогда ты и не выздоровеешь».
Чувство, которое я испытал, глядя вслед уходящему Джилу, вернулось через несколько минут, когда, выйдя в вестибюль, я увидел сидящего в одиночестве Пола: мы все разбрелись по своим углам, и дальше будет только хуже. Пол сидит на белом пластиковом стуле, глядя под ноги, и рядом никого. Сколько раз, просыпаясь ночью, я видел его в такой же позе за письменным столом, с карандашом в руке, перед чистым листом бумаги.