Здание не обнаруживало никаких признаков присутствия живых существ. Хотя сверху пришедших, несомненно, отлично видели.
Дядя Коля громко постучал в дверь. Ответа не последовало. Пришлось тарабанить громче и стучать ногой. Находящиеся рядом люди тоже не остались в стороне. Простые рыбаки с острова, дворник и портной, пекарь, лодочник, плотник… Кто-то пришел сюда просто так, за компанию. От скуки. Кто-то всерьез беспокоился за детей. Остальные были возмущены произволом на острове чужих существ, даже не являющихся в полной мере людьми.
– Открывайте! От-кры-вай-те! – вопили мужики. – Мы хотим видеть комиссара полиции!
Они принесли с собой алюминиевые миски и ложки. Эти предметы прекрасно подходят для произведения шумового эффекта: грохот стоял адский.
…А комиссар и еще восемь орланов, включая Виталика, в это время дерзко, с налету, атаковали периметр. Постовых оказалось пятеро, как предполагал дядя Коля, и с ними быстро справились, легко обезоружив и обездвижив. Но в здании оставалось еще около двенадцати человек – с учетом того, что часть вылетела, попавшись на приманку.
Четверо орланов спикировали во внутренний двор, часть, трансформировавшись, спустилась через люки внутрь.
– Держись рядом! – бросил комиссар Витал и к у.
– Слушаюсь, конде! – получилось у того само собой.
«Я привыкну быть уно», – подумал юный орлан, но тут же забыл об этом – в здании ждал враг.
Бой, в котором нельзя убивать, самый сложный. Особенно если ты человек и в руках у тебя оружие. У Виталика не было кортика, пользоваться им он все равно пока не умел. Но навыки рукопашного боя были, и неплохие. Орлан не станет нападать с оружием на безоружного. Орланы – вообще само благородство.
Если только ими не начинают командовать люди.
В «Шестеренке» людей не было. Может, мэр не подумал о необходимости выделить часть своей охраны, а может, спокойно ждал утра.
Первые три орлана, с которыми пришлось встретиться отряду, оказались юниор-полицейскими. Пятеро встали треугольником – совсем как в полете, – прикрывая друг друга с боков.
– Вы можете сдаться или перейти на нашу сторону! – объявил Антон. – С этого момента вы не обязаны подчиняться Серому ордену.
Полицейские переглянулись.
– Что происходит, комиссар? Нам сообщили о вашей гибели.
– Это провокация и измена, – спокойно ответил комиссар. – Серый орден пытался убить меня по приказанию мэра острова Светлоярск.
Орланы вновь переглянулись:
– Серый орден не подчиняется мэру.
– Тогда Серый орден не должен был выступать против мирных жителей Светлоярска.
– Нас мобилизовали на борьбу с техно, – возразил теперь другой полицейский.
– Ребенок, захваченный в плен, – не техно. Вас ввели в заблуждение.
Полицейский улыбнулся:
– Комиссар, можете ли вы поручиться, что среди оставшихся в лесу детей нет ни одного техно, даже потенциального?
– Даю слово комиссара и слово конде: среди детей, находящихся сейчас в лесу, нет ни одного действующего техно, как в лесу нет ни одного ребенка, о возможном проявлении свойств которого мне было бы известно. Клянусь своей жизнью, честью и родовым именем.
У Виталика быстро-быстро забилось сердце. Он невольно восхищался комиссаром, у которого не дрогнул ни один мускул. Антон не лгал: ни Натки, ни Ани в лесу сейчас не было.
Орланы переглянулись в третий раз. Тот, что говорил вначале, произнес:
– Это не пустые слова. Мы верим вам, комиссар, и готовы перейти под ваше командование. Служим Империи! – добавили они хором.
«Отлично», – с облегчением подумал Антон.
Пока бывший комиссар расшаркивался с бывшими подчиненными, в шестиугольном дворе – точнее, в воздушном пространстве над ним – происходила настоящая драка. Четверо белохвостых орланов с Рока-Алада против двух белоголовых полицейских и двух «серых». Птицы дерутся, не думая о регалиях и знаках отличия, – если уже начали биться. Удар клювом, удар крыльями, выпад, снова удар, взмах. Обманный маневр, натиск, отступление. Сражаться просто, приятно и не надо думать о выборе. Бой будоражит, делает сильным, заставляет кипеть кровь. Побежденные падают на землю и больше не участвуют в схватке. Здесь нет никого, кто посмел бы изменить правила орланского поединка.
Наконец белохвостые побеждают. Противники сдаются в плен.
Юля не спала. Она выспалась днем – неразговорчивый серый орлан приносил ей еду, – а теперь сидела на кровати, забившись в угол и обхватив руками колени. Юля слышала, что в коридорах происходит какая-то возня. С улицы тоже долетали птичьи крики и хлопанье крыльев, но окошко располагалось слишком высоко. Впрочем, прищурилась Юля, если сдвинуть кровать и подпрыгнуть…
Она вскочила – действие всегда лучше ожидания, – навалилась на железную спинку кровати всем телом и сдвинула тяжелую, как бочка с водой, кровать. Еще пара рывков – и кровать точно под окном. Юля влезла на нее, подняла руки, прыжок… Пальцы цепко ухватили толстые металлические прутья. Теперь только упереться в стену ногами, подтянуться… Юля вскарабкалась на высокий подоконник. Спасибо доброму человеку, сделавшему тут подоконники. Сидеть, поджав коленки, было вполне удобно. А о спуске Юля подумает позже.
Этаж, на котором находилась камера, был вторым – собственно, их всего было три, но очень высоких. Ярко светила луна, тускло горели фонари во дворе, и как раз на уровне Юлиного окна происходил воздушный бой. Как дерутся орланы, Юле видеть не доводилось. И кто на чьей стороне – тоже было неясно. Вон те, белоголовые, вроде юниор-полицейские. А серые – мрачные птички, притащившие ее сюда. Но кто тогда белохвостые? Раз дерутся с серыми, значит, против них. А следовательно – хорошие. Но они сражаются и с юниор-полицейскими! А юниор-полицейские, всегда говорила Ирина Андреевна, должны защищать детей. Ну и кому тогда верить?
Но в следующую секунду ей стало не до расстановки орланских сил. Звуки боя, доносившиеся из коридора, приблизились к самой двери. Вцепившись в прутья мертвой хваткой, словно пойманный в клетку зверек, Юля обернулась.
«Если вломятся сюда, если враг, я… я… брошусь прямо сверху и… и… исцарапаю! Главное, не отпускать его сразу, чтоб не успел опомниться!»
Возня за дверью усилилась, послышался глухой удар, стук…
Юля приготовилась к прыжку. Сердце бешено колотилось.
Повернулся ключ в замке, дверь резко распахнулась и ударилась о стену. Сквозняк.
На пороге стоял комиссар полиции. Только форма его была совершенно другой: белой с серым, да еще украшена серебряным шнуром. Но, к сожалению, его красивый наряд был заляпан красным сверху донизу. Одну руку комиссар прижимал к боку, из-под пальцев проступала кровь.
Сначала он посмотрел на пустую кровать, стоящую посреди камеры. Потом поднял голову и встретился взглядом с Юлей. Усмехнулся.
– Слезай, – сказал он устало. – Сможешь?
Юля отчаянно замотала головой. Комиссар понял это по-своему.
– Хорошо, сейчас я сниму тебя.
И сделал шаг по направлению к кровати.
– Не подходите! – закричала Юля. – А то я вас исцарапаю!
В первую секунду Антон остолбенел. Потом привалился спиной к стене и захохотал. Правда, смеялся недолго: силы таяли с каждой минутой.
– Меня-то за что? – спросил он укоризненно. – Я же друг.
– Откуда я знаю! – чуть не плача, закричала Юля. – Ваши там с белыми дерутся, и серые – тоже с белыми! Кто тут друг?!
– Резонно, – кивнул комиссар.
К счастью, в это время в камеру влетел Виталик.
– Юлька! Куда забралась… Не бойся, мы пришли.
Юля успокоилась, и Виталик, встав на кровать, помог ей спуститься.
– Вас надо перевязать! – деловито кивнула она на рану комиссара. – А то кровью истечете.
– Спасибо, само остановится.
Про себя Антон подумал, что надо бы поскорее обернуться. Стоит лишь стать орланом, и рана начнет затягиваться.
Но сил на трансформацию не было. Сейчас – не было. Совсем.
«Если брошусь на пол, могу не подняться, – размышлял комиссар. – Буду лежать, как мешок с костями. На глазах у своего уно. И у ребенка, что еще хуже».
Тут он заметил, что Юля внимательно смотрит на него. Вернее, куда-то внутрь его.
– Само не остановится, – сказала она. – Вы сейчас упадете. Виталик, помоги!
Они вдвоем, поддерживая комиссара, у которого страшно кружилась голова от кровопотери, довели его до кровати, и он буквально рухнул на нее, привалившись к спинке. Запрокинул голову и закрыл глаза.
– Гоблинский гоблин, – прошептал Виталик.
– Рви простыню на полосы, – не глядя на него, вдруг сказала Юля. – Или разрежь.
Сообразив, Виталик вынул кортик из ножен комиссара. И принялся кромсать простыню с кровати на бинты.
А Юля в это время наложила обе свои ладони прямо на рану в правом боку.
– Я не знаю, что это, – прошептала она. – Но я это вижу.
Она видела сейчас совершенно то же, что и в недавнем сне. Внутри комиссара словно была паутина. Нет, не так. Он сам был паутиной. И эта паутина была порвана. Но ее можно было починить, и сделать это требовалось очень быстро.
Юля попробовала подвигать руками, чуть шевельнула пальцами. Паутина сместилась, приблизившись рваным краем. Юля словно подгребла поврежденный кусок, дотронулась. Почувствовала – пульсирует. Живое. Очень хочет жить. И будет жить! Только ему надо помочь. Она нашла кончики оборванных нитей, захватила и потащила, словно стягивая вышивку.
– Нет, так некрасиво, – поняла Юля и чуть ослабила натяжение.
Попробовала вытянуть кончик. Нить стала длиннее, подалась легко. Теперь можно было завязать узелок. И еще один.
Тем временем Виталик, соорудив повязку из нескольких слоев простыни, разрезал на комиссаре мундир, чтобы приложить ткань к ране.
– Ух ты! Вроде и не течет почти… Это ты сделала? Как ты это сделала?
– Я не знаю, но… Я что-то вижу внутри.
Юля постеснялась сказать: «Я вижу вышивку, похожую на паутину, и ее можно починить». Что подумал бы Виталик? Решил бы, что она все придумала.