— Так и быть, — доверительно понизил голос дон де ла Гарра, — открою вам правду. Слухи о том, что скоро прибудет сторожевой фрегат, настроили миссионеров на мысли, что судно ваше будет арестовано, и тогда все товары, какие на нём есть, достанутся им даром.
— Что ж, ваша честь, — горько ответил Резанов, — не сами ли вы способствовали таким настроениям, когда приказали разместить военный отряд из Монтерея в миссии Санта-Клара?
Губернатор смущённо пробормотал:
— Я вижу, что от вас уже и никаких секретов здесь нет. Дело в том, что, получив депешу о войне между Россией и Францией, я был обязан принять некоторые меры, имея в виду, что наша держава находится с Францией в союзных отношениях. Теперь я вижу, что с российской стороны опасаться нам нечего; я поторопился, переусердствовал. Поймите меня правильно, я обязан всеми доступными мне средствами оберегать наши границы. Даю вам слово, сеньор Резанов, что отряд драгун будет завтра же отправлен обратно в Монтерей и одновременно будет доведено до миссий моё требование немедленно организовать подвоз зерна к вашему кораблю.
Губернатор сдержал слово, и всю следующую неделю не только из миссии Сан-Франциско, но и из Пуэбло, из Санта-Клары и более отдалённых мест потянулись к берегу залива груженные зерном и другими продуктами обозы. В короткое время было доставлено и с помощью индейцев-носильщиков погружено на корабль более четырёх тысяч пудов зерна, несколько сотен пудов соли и масла, а также ячмень, горох, сушёное мясо. Голодающие в Ново-Архангельске будут спасены, радостно думал Резанов, наблюдая, как споро идёт погрузка драгоценных продуктов.
И тогда Резанов сделал ещё одну попытку продать те товары, которые привёз с собой на корабле, и вновь завёл об этом разговор с губернатором.
— Я бы и рад пойти вам навстречу, — ёжился дон Хосе де ла Гарра, — да не знаю как. Не могу сделать это без дозволения вицероя.
— Выход всегда можно найти, — уверил Резанов. — Пусть святые отцы обратятся к вам с письменной просьбой, что им крайне необходимо приобрести имеющиеся на моём корабле товары, потребные для нужд хозяйства. И этот документ, подтверждающий, что вы действовали в интересах миссий, по просьбе служителей церкви, всегда оправдает вас в глазах вицероя. Спешное же решение этого вопроса, без согласования с вашим начальством, может быть объяснено ограниченностью времени: пока депеши дойдут в Мексику, пока обратно — мой корабль уже уйдёт. Вам и не надо ни о чём думать. Если у вас нет возражений против этого плана, брат Кончиты, дон Луис, свяжется с монахами и они быстро напишут необходимую бумагу.
И губернатор сдался.
— Ум-то у вас, сеньор Резанов, — не без одобрения сказал он, — изворотливый, как у истинного дипломата. Пусть так и будет.
Эти дни были самыми счастливыми из всех, которые провели вместе Кончита и Резанов. Успешное завершение торговых дел и окончательное завоевание сердца очаровательной испанки — всё это не могло не способствовать прекрасному настроению личного посланника российского императора. Теперь он был весел, легко шутил, пространно обсуждал с Кончитой дальнейшие планы. Когда все препятствия для брака будут устранены, они непременно совершат путешествие в Мадрид, а жить будут в Петербурге. Она окунётся в жизнь высшего света русской столицы, он представит её всем своим друзьям.
— Не бойся, моя милая, — воодушевлённо говорил Резанов, — ты не будешь скучать там. Тебя окружат такой же любовью, как здесь, в Калифорнии.
Кончита мечтательно улыбалась. Она воспринимала эти посулы любимого как волшебный сон, который в недалёком будущем станет явью.
Каждый день устраивались приёмы и танцы — то в доме Аргуэлло, то на борту «Юноны», и Резанов щедро одаривал всю свою новую родню. Луис и другие братья Кончиты буквально смотрели ему в рот.
Губернатор проникся к избраннику Кончиты полным доверием и, используя любую минуту, когда Резанов бывал свободен, охотно беседовал с ним о перспективах испанско-российских отношений. Старый солдат чувствовал, что он причастен к делам большой политики, которую олицетворял важный гость из России, и хотел внести свой скромный вклад в сближение двух держав.
— Вашему двору, — наставительно говорил он, — надо проявлять себя поэнергичнее. Берите пример с американцев. Как только прознали они, что Испания оказалась в состоянии войны с Англией, так с удвоенной настойчивостью стали требовать от нашего правительства открыть им испанские порты в Америке для ведения торговли. И хоть на западный берег их пока не допустили, но на восточном побережье открыли четыре порта — Буэнос-Айрес, Вера-Круц, Каракас и Карфагену. И все теперь видят и понимают, что в военных условиях торговые связи с нейтральной державой могут иметь для нас только выгоду и будут способствовать безопасному перетоку пиастров из Америки в Европу.
— Не сомневайтесь, ваша честь, — отвечал Резанов, — я сделаю всё возможное, чтобы убедить государя в политической необходимости осуществления моих планов, но и вы должны более энергично довести мысль о полезности наших связей до вицероя.
— Я непременно объясню вицерою бедственное состояние наших миссий и всю выгоду для них в торговле с русскими поселениями в Америке. Но было бы хорошо, чтобы и вы написали ему личное письмо с изложением ваших позиций.
— Такое письмо вы будете иметь уже завтра.
— Вот и славно. Вы не думайте, ваша светлость, я и сам понимаю, что под лежачий камень вода не течёт, и неоднократно делал представления наверх о необходимости развивать торговлю в Калифорнии, да всё без толку, отмахиваются: что нам, мол, от этой земли, кроме одних убытков! Водворение вашей компании на севере поначалу крепко нас напугало, но, как увидели, что далее к югу вы не продвигаетесь, так мы и успокоились. А между тем американские торговцы, которые каждый год курсируют вдоль наших берегов и подпольную торговлю ведут, много беспокойств нам доставляют. Для защиты от них попросил я, чтобы нынешним летом военный фрегат сюда прислали. Американские корабельщики неоднократно попытки уже делали высадиться здесь и обосноваться на наших берегах. Сталкиваясь с их наглостью, вынужден я был учредить по всему побережью регулярные конные дозоры. И если увидят дозорные, что приближается чужое судно, так пришпоривают коней — и в ближайший форт за подмогой. На днях получил я из форта Сан-Диего рапорт, что американское судно из Бостона под командой некоего Оливера Кимпбелла высадило на берег команду людей, которых бдительные наши дозорные захватили. Взяли штурмана и с ним четырёх матросов. По их показаниям, пришли они сюда с Сандвичевых островов и держали курс к вашим владениям на северо-западных берегах, чтобы променять там на меха груз боеприпасов и разных товаров. На наш же берег вышли будто бы для набора свежей воды. Но я эти сказки уж не однажды слышал и цену им знаю. Я велел коменданту Сан-Диего заковать их и отправить под конвоем в Санта-Блаз, где для таких, как они, крепкие камеры у нас имеются. И я уверяю вашу светлость, что столь же твёрдо собираюсь поступать и со всеми прочими незваными сюда пришельцами.
— Примите мои поздравления, ваша честь, с успехом этой операции. Я вполне понимаю необходимость столь решительных действий, особенно по отношению к бостонцам, которые и нам немало вреда чинят, тайно продавая туземцам оружие и боеприпасы, которые эти свирепые люди против нас и обращают.
— Нет-нет, — часто с шутливостью заключал беседы губернатор, — само Провидение направило вас сюда и дало нам возможность лучше понять друг друга.
Между тем всё было готово к плаванию. В честь отхода корабля был дан прощальный банкет, и в начале мая «Юнона», обменявшись салютом с гостеприимной к русским морякам крепостью, пошла в обратный путь.
— Я буду часто писать тебе и постараюсь вернуться поскорее, — прощально целуя Кончиту, пообещал Резанов.
Устремлённые на него с любовью и нежностью глаза прекрасной испанки остались в его памяти навсегда.
Ново-Архангельск,
июнь 1806 года
Обратный путь занял чуть более месяца. Прибывший на борт «Юноны» Баранов встретил Резанова с хмурой сдержанностью, не скрывая, что мало доволен слишком долгой отлучкой судна в Калифорнии. Но когда, уединившись с ним в каюте, Резанов рассказал, каких трудов стоило ему получить в конце концов продукты питания, что задержался он не по прихоти, хотя и сумел обручиться с дочерью коменданта крепости Сан-Франциско, лицо Баранова просветлело, и он, пропустив мимо ушей упоминание камергера о редкой красоте избранницы, сразу ухватил основное: перспективы резкого потепления отношений, благодаря этой связи, между властями Калифорнии и Русской Америкой.
— Виды-то какие, Николай Петрович, открываются! — восторженно воскликнул Баранов. — Глядишь, в скором времени они и разрешение на промысел у своих берегов дадут и не придётся нашим охотникам, как ночным ворам, тайком рыскать у их берегов.
— Наберись терпения, Александр Андреевич, — радуясь его радости, сказал Резанов, — мы и торговать со всей Гишпанской Америкой будем.
У Баранова новости были неутешительными. От цинги скончалось почти два десятка русских и примерно столько же алеутов. Многие обезножели.
— Сколько на трёх ногах, с костылями ковыляет, сам, Николай Петрович, увидишь.
Приятное Баранов приберёг до следующей встречи. Решив, на радостях, удивить и позабавить Резанова, Баранов появился перед ним, уже на берегу, в экзотическом облачении — плаще и шлеме из ослепительно ярких перьев тропических птиц. Плащ, завязанный у ворота тесьмой, отливал нежнейшим алым цветом; внизу, по подолу, его окаймляли жёлтые перья; спинная часть была расшита орнаментом, сочетавшим в рисунке из веерообразных фигур красные и жёлтые тона. Спереди наряд достигал Баранову до колен, но сзади был так длинен, что Баранов, дабы не волочить его по полу, попросил слугу алеута придерживать подол на весу. Теми же красными и жёлтыми перьями был расшит и шлем, который насадил на голову решивший пофорсить правитель. Поверху на шлеме тянулся кокетливый жёлтый гребешок. Вид далеко не молодого Баранова в этом роскошном уборе был чрезвычайно смешон, а с пажом-алеутом всё это шаржировало выход на придворный бал высокой царственной особы в платье со шлейфом. Но если отвлечься от комической стороны картины, нельзя было не удержаться от восхищения поистине удивительным произведением искусства, какое являл собой плащ, изготовление которого, конечно же, потребовало многих дней работы опытных мастеров. Словно сказочная жар-птица вдруг горделиво влетела в скромное и даже убогое жильё как вестник счастья из далёкой и бесконечно прекрасной страны.