Нечему удивляться, всего этого следовало ожидать. На что он надеялся, этот Шеффер, когда тайно от главного правителя, обманув Подушкина, заключил секретный договор с Каумуалии, обязывающий компанию оказать помощь в войне против Камеамеа? Подлинник договора привёз вернувшийся прошлой осенью на американском корабле конторщик Григорий Терентьев, и, прочтя документ, Баранов буквально похолодел: да как так можно, что же натворил бессовестный докторишка! Война с Камеамеа всех их погубит. И англичане, и американцы не будут безучастно взирать на военный конфликт двух королей, в который окажется втянутой и российская компания. Назревает скандал международного масштаба. Вот тогда-то, при первой оказии, он и послал Шефферу строгое предписание прекратить все сомнительные спекуляции и немедленно вернуть в Ново-Архангельск корабли «Кадьяк» и «Ильмень». А доктор и глазом не повёл, сделал вид, что и не было будто бы такого приказа. Вот и доигрался!
Баранов за эти дни и бессонные ночи, пока в одиночестве, не делясь ни с кем, переживал крах своих надежд и подсчитывал убытки, понесённые компанией из-за провала аферы Шеффера, осунулся, потерял аппетит, ещё заметнее, совсем по-старчески, стали дрожать руки. На целый год были отвлечены от промыслов два корабля с лучшими охотниками. Покупка доктором шхуны для короля Каумуалии, многочисленные подарки королю и вождям — одни эти убытки тянут не менее чем на двести пятьдесят тысяч рублей. А как измерить политический ущерб? Как оценить тот вред, какой принесла лопнувшая афера репутации компании? Какие козыри получат враги компании в Санкт-Петербурге! На них будут смотреть теперь как на облапошенных, неудачливых авантюристов и по справедливости будут в первую очередь тыкать пальцами в него, в Баранова. Кто как не он на свой страх и риск, не информируя о планах главное правление компании, затеял всё это дело, веря в конечный успех, надеясь, что его поймут и оценят. Победителей, известно, не судят. Жестоко проигравших судят, невзирая на их былые заслуги.
Ещё в прошлом году Баранов немало слышал жалоб от приходивших в Ново-Архангельск американских капитанов на действия доктора Шеффера. Почти одновременно получил сигналы об интригах американцев против компанейских людей на Сандвичевых, об изгнании колонии русских с острова Оаху. И тогда он отомстил своим давним партнёрам-бостонцам тем, что почти прекратил закупать у них товары и отказался подписывать новые соглашения о совместном промысле морского зверя. Прежним хорошим отношениям пришёл конец. Он понимал, что американцы никогда не простят ему захват компанией острова Кауаи. Но ставки в этой игре были слишком высоки, и он был готов платить за этот успех утратой некоторых торговых связей.
В состоянии жесточайшего уныния и меланхолии встречал Баранов пришедший в двадцатых числах июля под флагом Российско-Американской компании уже знакомый ему корабль «Суворов», совершавший ныне своё второе кругосветное плавание.
Баранов был уже не в том возрасте и не в таком состоянии духа, чтобы ехать на корабль для личного приветствия прибывших на нём офицеров. Обида против прежнего командира «Суворова» лейтенанта Лазарева всё ещё не прошла. Кого-то прислали на сей раз? Неужели компания не извлекла уроки из прискорбного инцидента, вынудившего главного правителя подать на лейтенанта Лазарева жалобу в Санкт-Петербург с просьбой тщательно разобраться в действиях флотского офицера?
Посланный им для встречи корабля лейтенант Подушкин возвратился часа через два вместе с командиром судна, которого представил давним своим сослуживцем и приятелем лейтенантом Захаром Ивановичем Понафидиным.
— Вот ведь как бывает, Александр Андреевич, — радостно блестя глазами, говорил Подушкин, — лет десять назад на одном корабле по Средиземному морю ходили и, надо же, на краю земли повстречались!
Сослуживец Подушкина лейтенант Понафидин был чуть постарше своего коллеги, лет тридцати четырёх. В отличие от щеголеватой бородки, украшавшей Подушкина, лицо Понафидина было тщательно выбрито, в глазах читались приветливость и искренняя радость от встречи. Баранов, пожимая его руку, с облегчением подумал, что, если интуиция его не подводит, с этим офицером никаких проблем возникнуть не должно.
Поздравив лейтенанта с благополучным прибытием, Баранов попросил конторщика Терентьева принести лёгкое угощение и начал неторопливо расспрашивать: когда вышли из Кронштадта, каков был маршрут плавания и прочее. Для него явилось неожиданностью, что на этот раз компания направила ему два корабля. На втором, рассказывал Понафидин, «Кутузове», должен прийти командир экспедиции капитан-лейтенант Гагемейстер. Они разошлись у берегов Перу, и, дав предписание капитану «Суворова» следовать прямым курсом к Ново-Архангельску, сам Гагемейстер пошёл в Калифорнию, чтобы доставить туда грузы, предназначенные для форта Росс.
«Что ж, тем проще, — думал Баранов. — Ежели Понафидин и не начальник экспедиции, то и необязательно давать ему отчёт о своих действиях, тем более делиться огорчениями по поводу неудавшейся операции на Сандвичевых островах. Дождусь прибытия Гагемейстера, а уж тому, как ни крути, придётся всё доложить».
— Сколько ещё офицеров на корабле и кто они? — спросил Баранов.
Он всё же опасался, что вместе с Понафидиным на «Суворове» пришёл кто-то из прежнего экипажа, который возглавлял Лазарев.
— Лейтенанты Яновский и Новосильцев, — чётко отрапортовал Понафидин.
— Кто-кто, Унковский? — насторожился Баранов.
— Не Унковский, а Яновский, Семён Иванович, — с лёгкой улыбкой поправил Понафидин и, как бы устраняя всякие сомнения, добавил: — Здесь, в Русской Америке, мы все впервые.
— Вот и прекрасно, добро пожаловать! — тоже улыбнулся тонкими губами Баранов. — Рад был познакомиться, Захар Иванович, и, по нашему обычаю, извольте пожаловать завтра на обед ко мне вместе с вашими офицерами.
— С удовольствием, — поднимаясь, сказал Понафидин.
Он вопросительно взглянул на Подушкина, и Баранов, уловив значение этого взгляда и понимая, что присутствие на обеде Подушкина разрядит возможное напряжение встречи, как о само собой разумеющемся сказал:
— Ты же, Яков Аникеевич, не откажешься завтра присоединиться к нам?
— О чём разговор, Александр Андреевич! — широко улыбнулся Подушкин. — Уж позвольте мне опекать дорогих гостей.
В воспитательных целях Баранов решил позвать на предстоящий обед и сына Антипатра. Парню как-никак уже двадцать лет, бредит морем, мечтает выучиться на флотского офицера, да и в морских вояжах, как стукнуло ему тринадцать, неоднократно бывал. Последний раз плавал на «Ильмене» и успел вовремя сойти на берег в форте Росс, до того как начались у экипажа неприятности с испанцами. Антипатру будет интересно послушать рассказы бывалых моряков.
И ещё одна мысль мелькнула у Баранова: как бы так половчее сделать, чтобы познакомить с офицерами дочь Ирину? Семнадцать лет, невеста. В Ново-Архангельске какое для неё общество? — одни промышленники. А вдруг есть среди этих офицеров холостые парни, вдруг что-то у них там завертится? На обед, конечно, не пойдёт, стесняется сидеть в мужской компании. А молено иначе сделать. Пусть часам к пятишести, когда они заканчивать будут, поднимется в библиотеку, где её фортепиано стоит, и побренькает там свои музыкальные пьески. А он под видом осмотра дома пригласит туда гостей, там и познакомит с ними дочь, будто бы случайно.
Гости на следующий день прибыли без опоздания, минут за десять до трёх часов пополудни. С первого взгляда спутники Понафидина производили приятное впечатление. Оба были несколько младше командира; лейтенант Семён Яновский — кареглазый, с пышными волнистыми волосами каштанового отлива, с внимательным и, пожалуй, умным взглядом. Новосильцев — голубоглазый блондин, высокий, широкоплечий.
Пока слуги вносили блюда, Баранов представил гостям сына, при этом вставший с места Антипатр, дернувший в поклоне головой, заметно покраснел.
— В кругосветные вояжи ещё не ходил, но по вантам, сказывают, лазает как кошка и перед штормами не робеет, — с добродушной улыбкой говорил Баранов.
Аттестованный подобным образом Антипатр смутился ещё более и, будто недовольный похвалами, с досадой пробормотал:
— Да уж будет вам, тятя!
Понафидин вежливо спрашивал, какие у них тут новости, чем живут американские поселения компании. Баранов, и, не заикаясь о попытке обосноваться на Сандвичевых островах, отвечал:
— Новости наши небогаты. Бьём, как и прежде, морского зверя, укрепляемся помаленьку. Кусков Иван Александрович пишет из Росса, что верфь в заливе Бодего завёл, корабли начинает строить. А у нас главная новость — в прошлом году собор воздвигли Святого Михаила Архангела, и так давняя моя мечта о том, чтобы слово Божие здесь звучало, свершилась. Вообрази, Антипатр, — обратился он к сыну, чтобы сменить тему, — что Захар Иванович Понафидин вместе когда-то с Яковом Аникеевичем на боевом корабле служил. Мне Яков Аникеевич как-то упоминал, что славно громили они турок под началом Дмитрия Николаевича Сенявина, а как били и за что орден Святой Анны он получил, толком всё ж и не рассказал.
— Да и не токмо я, — встрепенулся Подушкин. — И Захар Иванович такого же ордена за ту кампанию удостоился. А командир «Рафаила» нашего, капитан первого ранга Лукин Дмитрий Александрович, геройски погиб в последнем бою под Афонской горою. Вечная ему память, какой человек был!
— Слава его не только в русском, но и в английском флоте гремела, — элегически добавил Понафидин. — И мало кого на флотах так любили и уважали, как Лукина. Был он и храбр, и благороден, и справедлив. Истинный лев в человеческом облике: при невероятной силе характером был кроток и сдержан и никогда силой своей никого не обижал. Но уж если кто испытать его хотел, тут он и показывал, на что способен.
— А помнишь, Захар, — не удержался Подушкин, — как в английском порту напало на него несколько британских моряков-буянов и как крепко он их тогда отделал!