Откуда-то из плотной толпы к бассейну с песком выбрались трое мужчин, все как один облаченные в одинаковые серые рубища, свободными балахонами ниспадавших до самого пола. После молчаливого кивка Бартелина хетай-ра подошли к первому из пленников, который неожиданно жалобно и пронзительно закричал, подорвавшись с места и попытавшись убежать. Его поймали практически в тоже мгновение. Начальник гарнизона одним сильным движением схватил беглеца за горло, сжав пальцы, и бросил его обратно. Преступник безвольным мешком повалился на бортик бассейна, ударившись спиной, и так и остался там сидеть, поскуливая, как побитый пес.
Жрецы обступили дрожавшего мужчину: двое держали его за плечи и голову, стальными тисками зафиксировав пленника в неудобном положении, а третий хетай-ра, достав из складок своего балахона крупную костяную иглу и, вдев в нее нить, угрожающе навис над избитым заговорщиком.
Через мгновение послышался крик, исполненный боли. Мужчина вопил и брыкался, пытаясь оттолкнуть от себя жрецов, а его покрытое синяками лицо морщилось, и из глаз текли слезы.
– Что они с ним делают? – спросил профессор. Тон его стал требовательнее – происходившее уже слабо напоминало увлекательное зрелище, а алкоголь медленно отпускал Ашарха, позволяя ему в полной мере насладиться всей жестокостью действа.
– Готовят к казни. Зашивают рот.
– Зачем?.. – потрясенно выдохнул преподаватель, ощущая, как сжимается его желудок.
– Боль очищает душу. Так преступники не смогут воззвать к богине во время казни, – Лантея говорила спокойно. Она не раз присутствовала на рыночной площади, когда свершалось правосудие, хоть это зрелище никогда ей особо не нравилось.
Закончив с первым пленником, жрецы занялись следующим. И вновь над толпой раздался жалобный вопль мучимого хетай-ра, молившего о пощаде. Через несколько минут дело было закончено: все пятеро заговорщиков без движения сидели на земле, а на их ртах кривыми полосами остались стежки, по которым стекала свежая кровь. Жрецы в молчании обвязали левую щиколотку каждого заключенного веревкой, а свободным концом оплели массивные булыжники песчаника, грудами наваленного вдоль всего борта.
И тогда палач Виенна, уже много лет без устали выполнявшая свою тяжкую работу в полисе, молча подхватила первого преступника под локоть, поднимая его, и толкнула в сторону бассейна с песком. Избитый и обессиленный мужчина по инерции сделал пару коротких шагов и споткнулся о низкий бортик, так и замерев на самой границе, не желая ступать дальше.
– Иди уже, негодяй. Это твоя судьба. Ты сам ее выбрал, – низким голосом пророкотал Бартелин, стоявший неподалеку, и со всей силы ударил пленника в спину.
Преступник тяжело шагнул вперед, практически сразу же увязнув голыми ступнями в золотистом песке и так и остался стоять. В полном молчании все присутствовавшие на рыночной площади хетай-ра наблюдали за происходившим: жители Бархана высовывались из торговых лавок, свешивались с балконов и террас ресторанных домов и просто старались хоть что-то разглядеть поверх голов всех собравшихся.
– Из песка рождены, в песок канем, – произнесла ритуальную фразу палач, и ее поддержали жрецы в серых рубищах.
Сначала казалось, что ничего не происходило. Но вдруг связанный пленник замычал и с ужасом уставился на песчаный бассейн под своими ногами, пытаясь сдвинуться с места. Мелкие частички пришли в движение, будто начав ссыпаться куда-то внутрь невидимого глазу водоворота. Из-под ступней преступника песок мягкими золотистыми волнами скользил к центру бассейна, все быстрее и быстрее засасывая в себя ноги хетай-ра. И как бы ни вопил сквозь сшитые губы мужчина, как бы ни старался повернуть обратно и выдернуть свои ступни, но зыбучие пески с жадностью поглощали принесенное им в жертву тело. За считанные мгновения он провалился в бассейн по щиколотки, а вскоре там увязли и колени. Хетай-ра только быстрее падал в песчаную бездну, чем больше он трепыхался и молотил локтями.
Стоило телу погрузиться в песчаную ловушку по грудь, как движение замедлилось, но Бартелин тотчас подхватил с земли тяжелый камень, соединенный длинной веревкой с ногой заключенного, и с натужным хрипом бросил его в самую середину бассейна. Булыжник мгновенно оказался поглощен золотистой трясиной, а вслед за ним стремительно уходить под песок стал и сам преступник, вращавший обезумевшими от страха глазами.
Через несколько минут, когда последний клок белых волос исчез в зыбучих песках, к борту немедля подтолкнули следующего заговорщика.
После всего увиденного профессор совершенно позабыл и о прекрасном сытном обеде, и о приятном чувстве расслабленности, которое недолгое время властвовало над его телом после травяной настойки. Перед внутренним взором мужчины все еще стояли избитые лица преступников с зашитыми ртами, тонувшие в толще песка. Никогда раньше он не видел такое отчаяние в глазах живого существа, хотя в Залмар-Афи Ашарху не раз доводилось наблюдать и казни, и прилюдные порки, и даже четвертования. Но все это было привычным, человеческим, постоянно происходившим на площадях Италана, а здесь он узрел жестокость совсем иную. Хетай-ра лишали преступников не только надежды на милость богини, зашивая им рот, но и заставляли самостоятельно шагать навстречу своей медленной мучительной смерти.
– Показательные экзекуции – это часть любого государственного устройства, Аш. Уж ты как историк должен это понимать. Если не показывать горожанам последствия нарушения закона, то уровень преступности взлетит до небес. Это лишь тактика устрашения, – спокойно объясняла Лантея своему спутнику, пока они шагали по слабоосвещенному главному коридору прочь от рыночной площади.
Едва казнь закончилась, девушка, сразу догадавшись по бледному лицу профессора о его состоянии, поскорее увела мужчину из ресторанного дома. Для нее самой новость об обнаруженной тайной общине в Бархане, готовившей заговор против правительницы, стала потрясением. Такого не было уже давно, ведь обыкновенно к власти матриарха относились как к чему-то священному и неприкасаемому. И жестокая расправа над заговорщиками была вполне ожидаема, однако, Лантея неосознанно проецировала на себя незавидную участь хетай-ра, пожелавших изменить устоявшийся государственный порядок. А еще ее пугала мысль о том, что внутри Бархана все было уже далеко не так гладко, как она предполагала ранее, раз даже во дворце так сильно расплодились хитрые крысы – доносчики и изменники.
– Ты говоришь, это были обыкновенные воры, – откликнулся Ашарх, крепко прижимавший к себе фонарь. – Даже в Залмар-Афи ворам просто отрубают руки, Тея. А здесь целую толпу бросили в зыбучие пески за такое незначительное преступление? Это уже не тактика устрашения, это просто истребление собственного народа. Не особенно многочисленного, кстати.
– Не суди о методах по первому впечатлению. Они эффективны. У нас преступность хорошо контролируется, а благодаря фантазии главного палача и трудолюбию начальника гарнизона вкупе с отделением тайных дел канцелярии дворца, можно сказать, что дела и вовсе идут отлично.
Путь до дворца в этот раз показался профессору гораздо короче, чем вечером предыдущего дня. И вот уже замелькали перед глазами ступени величественной лестницы, а вскоре спутники шагнула в тронный зал, пребывавший все в таком же угрюмом молчании, как и утром. Время еще только перевалило за середину дня, и Лантея предложила погулять по самому дворцу, где ей был известен каждый уголок.
– Нас самом деле, мне так нравится водить тебя по Бархану и все показывать. И каждый твой удивленный или восхищенный взгляд становится для меня настоящей наградой, будто весь этот город я создала своими руками, – с улыбкой призналась хетай-ра, ныряя в темноту арок. – Потому я просто обязана загладить твои нехорошие воспоминания об этой казни и продемонстрировать сегодня еще что-то красивое!..
Неторопливо шагая по пустынным коридорам, длинным анфиладам и галереям, спутники рассматривали гобелены, настенные росписи и редкие скульптуры, стоявшие в отдельных нишах. Эти безмолвные фигуры из песчаника порой так неожиданно возникали в поле зрения, когда их высвечивал фонарь, что профессор неосознанно каждый раз вздрагивал, поражаясь тонкой работе, придававшей камню вид настоящей живой плоти. Скорбно возведенные к потолку глаза, склоненные головы или расслабленные лица, наполненные умиротворением – все эти детали были переданы до того точно и реалистично, будто в камень были заточены живые герои и героини, которых и изображали скульптуры.
Через какое-то время девушка привела своего спутника в вытянутые палаты, хорошо укрытые от чужих глаз в бесконечных переходах и коридорах. Помещение с низким потолком и тонкими декоративными колоннами по бокам было ярко освещено несколькими десятками колоний светлячков, свободно летавших под самыми сводами. Но здесь даже невысокий профессор мог дотянуться рукой до каменных перекрытий и, при желании, прикоснуться к желтовато-зеленым огонькам.
Забрав у Ашарха его фонарь, Лантея распахнула стеклянную створку.
– Я выпущу их, – проговорила она чуть слышно. – Им пора отдохнуть.
Наблюдая за тем, как рой насекомых перебрался на потолок, растворившись в сплошном ковре ярких точек, преподаватель не успел заметить, как его спутница бесшумно ушла вглубь длинных палат, туда, где вдоль стен на одинаковом отдалении друг от друга высились каменные пьедесталы, на которых стояли женские бюсты, высеченные из песчаника.
– Это все правительницы Третьего Бархана, – негромко пояснила Лантея, обернувшись.
Профессор медленно направился вдоль рядов скульптур, изучая лица матриархов. Одни были величественными и надменными, это читалось в сжатых губах, вздернутых бровях и прямом взгляде, другие же казались отрешенными, задумчивыми и даже немного печальными, а третьи и вовсе словно легко улыбались, приподняв уголки губ и лукаво прищурив глаза. В конце зала на центральном постаменте высился бюст матери Лантеи. Аш сразу ее уз