Стены укрытия возникали медленно, постепенно наслаиваясь друг на друга, утолщаясь и стягиваясь в местах сочленений. Профессор был готов поклясться, что так продолжалось не меньше четверти часа, пока перед отрядом постепенно не соткалось широкое, до середины погруженное в песок, здание. Оно было приплюснутым, как голыш, не имело иных отверстий, кроме входа, и прямо на глазах заметалось песком, наносимым ветром.
– Все внутрь, – хрипло скомандовала Лантея, в тот же миг убирая свой барьер и облегченно встряхивая затекшие руки.
Подгоняя уставших животных, группа забралась в скромное убежище, сразу же запечатав за собой вход, из-за чего все помещение погрузилось в беспросветную мглу. Внутри, как оказалось, места едва хватало, чтобы разместить всех сольпуг, тесно сгрудив их в одной стороне, а для путников свободным остался лишь один дальний угол. На ощупь отыскав в одной из своих дорожных сумок закупоренную масляную лампу, профессор вслепую высек несколько искр с помощью огнива и зажег фитиль. Помещение озарилось слабым уютным светом.
– Откуда у тебя эта лампа? – охрипшим от криков голосом поинтересовалась у друга Лантея, устало опускаясь на пол и прислоняясь гудевшей головой к стене.
– Манс по моей просьбе купил еще в Четвертом Бархане, чтобы я вечерами мог изучать свои записи по Гиртариону и делать заметки, – объяснил Ашарх, посасывая обожженный палец. – Правда, я так устаю в дороге, что так ни разу ей и не воспользовался: мгновенно засыпаю на всех стоянках.
Лантея хмыкнула и обвела взглядом остальных членов группы. Из-за низкого потолка временного убежища все ходили, постоянно пригибаясь. Особенно тяжело было Виеку, которому высокий рост позволял передвигаться только согнувшись в три погибели. Понемногу успокоившись и смирившись с тем, что все угрозы остались позади и теперь оставалось лишь ждать, члены отряда усаживались возле масляной лампы и тихо обменивались своими переживаниями. Эрмина, переставляя иглы наездника, по одному усадила пауков на пол, чтобы они тоже могли отдохнуть и не занимали так много пространства своими длинными лапами, и после присоединилась к спутникам. Утомленные и с ног до головы обметанные пылью и песком, они были не в состоянии первое время даже пошевелиться – все просто сидели, опершись спинами на стены, и смотрели на огонек, объявший фитиль лампы.
– Все еще не могу поверить, что нам удалось это сделать, – прикрыв глаза, негромко сказал Манс, снимая со своего лица тесную повязку и отбрасывая ее в сторону. – Поставить укрытие прямо в центре бури – такое было никому не под силу из ныне живущих.
Его руки слабо подрагивали от перенапряжения, и юноша положил их себе на колени, надеясь расслабиться хоть немного после выплеска магической энергии.
– Это было рискованно, – согласился Виек, делая пару жадных глотков из своей фляги, – но стоило того. От погони мы ушли быстро и буквально растворились в песках для них.
– Думаете, они будут нас искать? – спросил Манс.
Гвардеец мотнул головой.
– Нет. Через пару часов, когда нас полностью заметет, то никому не удастся найти это убежище.
– К тому же, им самим надо спасаться от бури, – тихо добавила Лантея, не отводя взгляд от лампы. – Если они все же отважились пойти следом за нами в сердце самума, то с ними уже покончено. Но если эти ифриты остались за границей, то они бросят все силы, чтобы успеть уйти на запад.
– Выходит, все кончено? Мы спасены от этих многоруких чудовищ? – робко спросила Эрмина.
– Пока что можно выдохнуть, – с заметной хрипотцой сказала Лантея. – От преследователей мы сбежали, и в буре никого не потеряли. Что ждет нас дальше – одной богине известно. Возможно, в следующий раз все обернется куда хуже.
– Особенно если среди нас по-прежнему останутся те, кто желают смерти всему отряду, – очень тихо и угрожающе проговорил Виек. После этой фразы замолчали все, а Оцарио, сидевший с краю, дальше остальных от лампы, невольно сжался и отвел глаза в сторону.
Теперь на него смотрели все, без исключения. Чувствуя тяжесть безмолвных упреков, торговец в конце концов не выдержал и взорвался чередой оправданий:
– Я мог бы тихо проскочить мимо них! Если бы Лантея меня не остановила, то чужаки не заметили бы нас никогда в жизни!
– Последнее, что тебе следует сейчас делать, так это обвинять во всем посла, – сурово сказал Манс, который хоть обыкновенно и относился к Оцарио по-дружески, но вот нападок в сторону сестры простить никак не мог.
– Вы все не понимаете! – затянул свою песнь торговец, стаскивая с головы тюрбан и принимаясь его мять в руках. – Я лишь хотел вернуться обратно, пока буря не добралась до стоянки, и забрать свой кисет… Эти свитки были моим шансом на лучшую жизнь, на жизнь, о которой я мечтал!
– Теперь очень многое прояснилось, – недобро усмехнулась Лантея, поднимаясь со своего места. – Раньше я удивлялась, как ты мог быть таким успешным лавочником со своей бестолковостью. Как вообще торговец пустыми безделушками сумел расширить свое дело до подобных объемов? А оказалось, что без помощи заботливой матери и любезных братьев ты никто, Оцарио Фуйима.
Услышав подобное, Виек тихо присвистнул и презрительно выплюнул, не стесняясь в выражениях:
– Так ты, сука, отправился в это путешествие только для того, чтобы сбежать от матриарха и подзаработать себе на новую жизнь?
– Я лишь хочу избавиться от финансовой зависимости перед своей семьей, – насупившись, произнес Оцарио. – Я годами рыскал по побережью и избороздил все пустыни вдоль и поперек в поисках артефактов древности, в надежде отыскать однажды сокровище, которое позволит мне разбогатеть и отказаться от патронажа матриарха. Без ее денег, покровительства братьев и моего звучного титула этими товарами бы никто не интересовался! А я хочу жить сам, по своим законам и правилам, не чувствуя себя должным перед кем-то. Я хочу быть свободным…
– И ты, бесполезный засранец, решил, что клочок старого пергамента поможет тебе в этом? – нервно засмеялся Виек, проводя ладонью по своем грязному покрытому щетиной лицу.
– Эти свитки – ценнейшая моя находка за всю жизнь. Тысячелетний журнал забытого культа! Уникальный сохранившийся артефакт! Я бы выручил за него целое состояние…
– Бред! – оборвал Оцарио гвардеец. – Ты, блядь, должен был разбираться не с деньгами, а со своей семьей! И тогда не пришлось бы собирать мусор по пустыням и подставлять весь отряд сегодня!
– Что толку теперь кричать и твердить мне что-то? – вспыхнул торговец, стискивая челюсти. – Я уже потерял свой единственный шанс! И в ваших глазах, судя по всему, я теперь отброс…
Нависая на Оцарио зловещей тенью, Лантея произнесла:
– В этом ты прав. Больше ни у кого здесь нет к тебе доверия. Поставив собственные эгоистичные потребности выше жизней товарищей сегодня, ты показал свое истинное лицо – лицо подлеца.
Она плюнула прямо под ноги трусливо сжавшемуся в комок торговцу и отступила к противоположной стене помещения, не желая даже рядом стоять с этим жалким ничтожеством. Виек мелочиться не стал: он от души врезал кулаком в бок Оцарио и не стал продолжать лишь потому, что Эрмина остановила его руку. Другие члены группы лишь отвели глаза в сторону и промолчали.
Так все и сидели несколько долгих часов в тягостной тишине, изредка пересекаясь взглядами и ожидая, когда же за пределами укрытия уляжется буря. Сквозь стены еще долго были слышны завывания ветра, гул воздушных потоков и шум песка, постепенно обволакивавшего убежище маленького отряда со всех сторон. И лишь когда снаружи замолкли все звуки, пустынники стали прорывать путь наружу.
Трудно было сказать, сколько времени ушло у них на то, чтобы выбраться на поверхность сквозь все слои песка, но когда они вновь сумели подставить свои лица солнечным лучам, то небо уже было чистым, как слеза. Во все стороны тянулись лишь ровные золотистые барханы, ничем не тревожимые, и не были и следа чужого присутствия. Буря улеглась.
Глава четвертая.Под сенью деревьев хацу
За свою долгую жизнь альвы обыкновенно меняют три имени. Первое дается на сакральный восьмой день после рождения: альвы верят в силу имени и в его влияние на дальнейшую судьбу, поэтому родители основательно подходят к выбору. По достижении пятидесяти лет альвы сами подыскивают себе второе имя, и часто оно – подсознательное желание чего-то достигнуть. Третье имя альвы получают на столетие от соплеменников по своим заслугам или дурным деяниям. В Ивриувайне мало тех, кто перешагивает порог в полторы сотни лет, но таким долгожителям четвертое имя выбирает сам Синклит. И те, кто носят его – самые почитаемые старейшины Могучего Леса.
Волхв Уда клана Талхит из города Филд. «Гнев Омеотана»
В первую ночь после всего произошедшего спокойно спать никто в отряде не мог. Воспоминания о преследователях были еще слишком свежи, чтобы беззаботно и безбоязненно отдыхать, позабыв обо всем на свете. Теперь пустыни больше не казались такими необитаемыми, а чувство подстерегавшей за каждой дюной опасности довлело над всем посольством.
– Думаю, мы с Виеком встанем сегодня в караул, – решительно сказала Эрмина вечером на стоянке, кивая своему мужу. – Вы постарайтесь выспаться, а мы проследим, чтобы ничего не произошло и никто к нам не подкрался незамеченным.
– Разбудите и меня, как надо будет кого-то сменить, – попросил Манс, потягиваясь и с удобством располагаясь на шкурах. – Пару часов посидеть в дозоре я более чем готов.
– Может быть, и я тоже поучаствую? – робко подал голос Оцарио, но все сделали вид, что его никто не расслышал. Весь этот долгий день отношения между торговцем и остальными членами делегации не ладились, ведь отныне общаться с отщепенцем мало кому хотелось: лишь Манс еще кое-как терпел Оцарио, ведя с ним тихие беседы, и Лантея изредка могла расщедриться на парочку каких-нибудь нейтральных фраз, сказанных довольно прохладным тоном. Вот и теперь слова торговца будто бы никто не заметил, отчего тот еще больше поник и отвернулся от всех.