Но о Селевке рассказывали еще и другие чудесные истории. Соответствуют ли они исторической правде — это, конечно, весьма сомнительно. Так, Селевк во время похода Александра в 334 г. будто бы вопросил оракула в Дидимах, близ Милета, удастся ли ему вернуться в Македонию. По преданию, оракул ответил: «Не беспокойся о Европе — для тебя намного лучше Азия». Передают также, что в большом очаге в его отцовском доме в Македонии вспыхнул яркий огонь, хотя его никто не зажигал. Как известно, вечный огонь был символом власти. Александр перенял его у царей династии Ахеменидов, от Александра он перешел к диадохам, а от этих последних — к римлянам, у которых он засвидетельствован в императорское время. Другим предзнаменованием царской власти для Селевка было сновидение его матери Лаодики: будто бы она нашла кольцо и передала его своему сыну Селевку, которому предстояло получить власть там, где он это кольцо потеряет. При этом речь шла о перстне с печатью, на которой был выгравирован якорь. Селевк потерял это кольцо в долине Евфрата. Далее рассказывают, что, когда он находился на пути в Вавилон, он споткнулся о камень, тот раскололся, причем отколовшийся кусок имел форму якоря. Прорицатели усмотрели в этом якоре предзнаменование тюремного заключения, но Птолемей, сопровождавший Селевка, истолковал это как символ безопасности. Якорь этот Селевк вделал в свой перстень.
Нет никаких сомнений, что эти легенды предполагают власть Селевка в Вавилонии. Все они без исключения возникли после 312 г. до н. э., и вряд ли было случайным, что в связь с этим сюжетом был поставлен также Птолемей. Ведь именно победа Птолемея и Селевка над Деметрием Полиоркетом при Газе в 312 г. снова открыла Селевку дорогу на Вавилон.
Селевк был основателем новой династии. И если Александр выступал в предании как сын Зевса-Амона, то Селевк считался сыном Аполлона. Легенда о его рождении, сложившаяся, надо думать, не против воли самого властителя, повествовала, что отцом Селевка был бог Аполлон, а но македонянин Антиох. Мать Селевка Лаодика будто бы получила от Аполлона в дар кольцо с выгравированным на нем якорем, с наказом — по рождении сына передать ему это кольцо; и будто бы на самом деле на следующий день кольцо такого типа было найдено на ложе, а родившийся у Лаодики сын Селевк носил на бедре родимое пятно в форме якоря. Рассказывают, что Лаодика вручила сыну кольцо накануне похода Александра, открыв ему, что его истинным отцом является Аполлон. После смерти Александра Селевк основал город, в названии которого сохранилось воспоминание о божественном происхождении его основателя. Правда, сам город Селевк назвал по имени своего земного отца Антиохией, но прилегающие к городу земли были посвящены богу Аполлону. Сыновья и внуки Селевка будто бы также носили на бедре в качестве знака их происхождения родимое пятно в форме якоря.
Никто не будет отрицать, что в этом рассказе{4} речь идет о типично эллинистической легенде о рождении правителя. Происхождение династии Селевкидов возводилось таким образом к божественному прародителю. Селевкиды совершенно осознанно поддерживали эту легенду: сначала Селевк — посредством основания города Антиохии и огромного храма Аполлона вблизи города, в Дафне, а позднее также Антиох IV (175–164 гг.), велевший восстановить храмовой округ. Должно быть, эта легенда была распространена уже в III в. до н. э. Надпись из Илиона (от времени Антиоха I, преемника Селевка) называет Аполлона «прародителем». А в гимне Асклепию из Эрифр в Ионии Селевк прямо-таки называется сыном Аполлона. Разумеется, легенды такого рода являются весьма своеобразными с точки зрения современного человека, но в античности не было непреодолимой пропасти между смертными и богами. Люди были убеждены, что бессмертные самыми разнообразными способами вторгаются в жизнь человека и что не может быть отказано в благословении богов — а стало быть, и в вере в божественное происхождение — тому, кто был призвав властвовать.
Однако полностью Селевк мог проявить себя, как было сказано, только после смерти Александра. Выше (с. 35) было подробно освещено новое устройство империи Александра, произведенное в Вавилоне. Этот новый порядок был обязан своим происхождением вынужденной ситуации: способного к управлению царя в империи не было, а из-за соперничества влиятельных сановников не был назначен имперский регент. Селевк не получил тогда сатрапии, однако великий визирь Пердикка передал ему пост хилиарха, который ранее занимал закадычный друг Александра Гефестион. В качестве хилиарха Селевк осуществлял командование над колпицей Гетаяров. Были ли связаны с этим назначением еще и политические задачи — об этом традиция умалчивает. Как бы там ни было, Селевк был могущественным человеком, пользовавшимся полным доверием Пердикки. Но кажется сомнительным, что Селевк поставил на верную карту, ибо положение Пердикки отнюдь не было надежным. У него было много завистников и соперников, и среди бывших генералов Александра едва ли мог найтись хотя бы один, который согласился бы с привилегированным положением Пердикки. Правда, всем было известно, что Пердикка в последнее время близко стоял к Александру (царь якобы даже передал ему свое кольцо с печатью), однако остальные чувствовали себя вполне равными Пердикке и не признавали его первенства.
После преждевременной смерти Александра не было всеми признанной руководящей личности, тем более что и Кратер и Антипатр были в ту пору далеко от Вавилона. Государственный строй в Вавилоне в жаркие дни лета 323 г. до н. э. уже таил в себе зародыш распада единой империи. Пердикка был лишь первым среди равных, для многих он был неудобен, и они помышляли лишь о том, как бы поскорее избавиться от него.
Случай представился во время похода Пердикки против сатрапа Египта Птолемея I в 321 г. Надо заметить, что тем временем Пердикка сделался имперским регентом Азии. В сатрапах, которые получили свои области по воле войскового собрания в Вавилоне, он видел своих подчиненных, — положение, которое те, естественно, не признавали. Конфликт с сатрапом Египта и возник на этой почве. Предпринятый против Египта поход был столь же дурно подготовлен, как и проведен; подробности были уже изложены выше (с. 44 и сл.). В войске составился заговор, жертвой которого стал Пердикка. Традиция называет Антигена и Селевка убийцами Пердикки. Антиген был командиром привилегированного подразделения аргираспидов («носителей серебряных щитов»), а Селевк был хилиархом. Оба занимали высокие посты в военной иерархии, и оба были недовольны Пердиккой. При этом остается открытым вопрос, существовал ли план убийства Пердикки уже давно, или же он был составлен только после военной неудачи в Египте. Кроме того, можно задать вопрос, обусловлено ли было участие Селевка в этом заговоре каким-либо тайным соглашением с сатрапом Египта Птолемеем, однако на этот счет мы не найдем в традиции ответа. Тем не менее убийство Пердикки, несомненно, бросает зловещую тень на нрав Селевка независимо от того, какой мотив мог толкнуть его на это.
При разделе сатрапий в Трипарадисе (в Северной Сирии) Селевку досталась, возможно в качестве награды, Вавилония. Мы все еще находимся в 321 г., принесите и с собой так много важных перемен. Впрочем, и Антигену также была передана прилегающая с востока к Вавилонии сатрапия Сузиана, так что он также занял важное положение в управлении империей. Еще раньше в Трипарадисе произошел серьезный инцидент: жена Филиппа Лоридея Эвридика натравила солдат на имперского регента Антипатра, на защиту которого, однако, встал Селевк. Мы не знаем ничего о мотивах Селевка, но, как бы то ни было, Аптипатр вознаградил его за эту помощь предоставлением Вавилонской сатрапии. Тот, кто господствовал над Вавилонией, занимал одну из важнейших позиций в Передней Азии. Вавилония была богата естественными ресурсами, она обладала многочисленным населением, ее центральное положение на скрещении дорог, ведущих с Ближнего Востока к Средиземному морю, и коммуникаций, пролегающих в долинах Евфрата и Тигра, придавало ей такое значение, какого, пожалуй, еще достигала (хотя едва ли превосходила) только Египетская сатрапия.
Четыре года подряд, с 321 до 317/316 г., Селевк правил в Вавилонии в качестве ее сатрапа. Время это было наполнено междоусобной борьбой диадохов, в которой и Селевк принимал участие. В Передней Азии поборником единого царства выступал в особенности Эвмен из Кардии. Он учредил в своем лагере культ покойного Александра, а привилегированные части аргираспидов под командованием Антигена составили ядро его войска. Однако в Антигоне Одноглазом он нашел могущественного противника, а войсковое собрание в Трипарадисе объявило Эвмена вне закона за то, что в 321 г. он одержал победу в Малой Азии над Кратером и Неоптолемом. Кратер — этот кумир македонского войска — и Неоптолем пали тогда в сражении.
В этом споре Селевк вынужден был открыть свои карты: он решил принять сторону Антигона, но старался при этом сохранять по отношению к Замену нечто вроде вооруженного нейтралитета. Ио, когда на мути в Сузиану Эвмен пересекал Вавилонскую сатрапию, Селевк стал чинить ему препятствия. Он разрушил один из каналов и затопил страну. Все же Эвмен с помощью местного проводника сумел выбраться на сушу. Тогда Селевк заключил с ним договор, но в то же время тайно послал гонца к Антигону с просьбой прийти на помощь. Однако, прежде чем это произошло, Эвмен уже удалился в Сузиану. Теперь Антигон назначил Селевка сатрапом Сузианы и поручил ему осаду главного города — Суз, которые газофилак («хранитель казны») Ксенофил удерживал для Эвмена. В сражении в Паретакене, где Эвмен потерпел окончательное поражение (зимой 317/316 г.), Селевк не участвовал, но он, вероятно так же, как и прежний генерал-губернатор Верхних сатрапий Пифон, предоставил в распоряжение Антигона Одноглазого свои войска.
Хотя Селевк постарался принять стратега Азии Антигона в Вавилоне со всеми почестями, между ними вскоре начались раздоры, поскольку Антигон, устранив своего соперника Эвмена, стал рассматривать себя как полномочного правителя всей Передней Азии. В этом качестве, которое он сам себе присвоил, он стал требовать от Селевка отчета о его управлении Вавилонской сатрапией. Это унизительное требование Селевк отклонил, ссылаясь на то, что он получил эту должность за заслуги еще при жизни Александра по воле македонского войскового собрания, а не милостью Антигона. На самом деле для обладателя Вавилонской сатрапии огромную ценность составляло ее материально