всем, что сделал или же упустил Деметрий. Все это изменилось после битвы при Ипсе. Политическое развитие в последующие 20 лет не раз протекало вопреки планам Деметрия (если, конечно, вообще можно говорить о существовании у него каких-то настоящих планов). К этому времени большие эллинистические территориальные державы, основанные Лисимахом, Селевком и Птолемеем I, уже достаточно консолидировались, так что Деметрию не оставалось более никакого подходящего поля деятельности, — ситуация, которую всегда необходимо принимать во внимание при оценке всего, что осуществлял или оставлял неосуществленным Деметрий со времен Ипса. Мир изменился, претензии Антигона на единодержавие были окончательно погребены на поле битвы у Ипса. К тому же Деметрий не пользовался у других правителей репутацией падежного союзника: он был неуравновешен и изменчив, его политика отличалась непостоянством, его образ мыслей трудно было разгадать. Так он выглядел в глазах современников. Для них он был фактором беспокойства и непостоянства, на него нельзя было рассчитывать, он всем внушал чувство страха.
Вплоть до битвы при Ипсе, как уже было сказано, за действиями Деметрия нетрудно рассмотреть направляющую руку ого отца. И в этом нет ничего удивительного, ибо Антигон был единственной личностью, которая, по крайней мере издали, напоминала колоссальную фигуру Александра, остававшегося великим идеалом как для Деметрия, так и для Пирра. Деметрий пытался копировать Александра во всем и особенно во внешних проявлениях, например в характерном наклоне головы вправо, — манера, о которой всем хорошо было известно по знаменитым статуям Александра работы великого скульптора Лисиппа. Когда Деметрию было 22 или 23 года, отец доверил ему защиту очень важной для него Сирии. По нашему исчислению времени, это был 314 г. до н. э. Антигон был человеком предусмотрительным и осторожным: он приставил к сыну целый штаб военных советников, на чью верность он мог положиться; среди них были такие испытанные офицеры, как Пифон, Неарх, Андроник и Филипп. Из этих советников Неарх был еще со времен Александра хорошо известен как весьма сведущий в делах мореплавания.
Противником Антигона и Деметрия был сатрап Египта Птолемей I. После первоначальных столкновений на равнинах Киликии последовала битва при Газе (312 г.). Ход этого сражения хорошо известен нам прежде всего благодаря Диодору, опиравшемуся, по-видимому, на рассказ очевидца. Вероятно, это был Гиероним из Кардии, друг Эвмена, перешедший после смерти этого последнего (в 317/316 г.) на сторону Антигона и принятый им с большим почетом. Неудачный для Деметрия исход этой битвы был чрезвычайно тяжелым ударом для Антигона, — зато в большом выигрыше оказались Птолемей и бывший сатрап Вавилонии Селевк. Деметрий в этом сражении все поставил на карту, Однако натиск его слонов разбился о возведенные Птолемеем заграждения, и все до одного слоны были захвачены неприятелем. По рассказам об этой битве, складывается впечатление, что Деметрий все надежды возлагал на атаку слонов, которая, однако, полностью провалилась (см. выше, с. 68).
Проигрыш сражения при Газе имел далеко идущие последствия для державы Антигона: Селевк смог теперь вернуться в свою сатрапию Вавилонию. Опираясь на этот базис, он создал в последующие годы за счет Антигона огромную, протянувшуюся далеко на восток империю, а тот не смог помешать этим завоеваниям. В свою очередь, Птолемей добился значительного успеха в борьбе за Южную Сирию (Келесирию). Даже победа Деметрия над Киллом, одним из стратегов Птолемея, не могла уже изменить положения.
За поражением при Газе последовали — и притом еще в 312 г. — экспедиция Деметрия против набатеев, а затем, зимой 312/311 г., вторжение в Вавилонию. Однако ни подчинения набатеев, ни возвращения Вавилонии так и не удалось достигнуть: для этого не хватало сил, поскольку Антигону приходилось вести борьбу на нескольких фронтах. Тем не менее во время своего похода Деметрий оценил значение асфальта, добывавшегося в Мертвом море и вывозившегося даже в Египет. Но эксплуатация источников асфальта оказалась невозможной, так как этому препятствовали набатеи.
Все же не было недостатка и в успехах. К числу наиболее важных, бесспорно, относится завоевание в 307 г. Афин. Под властью македонского правителя Кассандра город переживал эпоху бурного расцвета (317–307 гг.); заслугу эту прежде всего следует приписать Деметрию Фалерскому, назначенному Кассандрой наместником в Афинах. Неожиданным нападением Деметрию удалось овладеть афинской гаванью Пиреем, затем, после непродолжительной осады, была взята крепость Мунихия, после чего Деметрий совершил триумфальный въезд в город.
Афиняне стали воздавать Антигону и Деметрию невиданные почести, они провозгласили их «царями» и «богами-спасителями». Здесь проявилось обесценение древних и очень почетных титулов, которые отныне стали щедро раздаваться без меры и счета. К своим десяти филам афиняне добавили еще две новых и назвали их по именам Антигона и Деметрия (Антигонида и Деметриада). Впрочем, введение их имело то преимущество, что отныне гражданский год в Афинах стал подразделяться не на десять месяцев, как ранее, а на двенадцать и благодаря этому смог быть приведен до некоторой степени в соответствие с обращением луны. Кроме того, капитуляция Афин имела значение еще и потому, что большой город отказывался от своей автономия в пользу правителя, будучи вынужденным подчиниться его воле под давлением внешних обстоятельств. В оказании почестей Афиняне не знали границ: для «богов-спасителей» Антигона и Деметрия назначили специального жреца, чье имя должно было впредь упоминаться во всех документах вместо имени архонта-эпонима. А на праздничном наряде богини-покровительницы города — Афины-Паллады — помимо имен Антигона и Деметрия были вышиты еще и их изображения. Столь высокие почести свидетельствуют о том, что афиняне давно уже утратили всякое чувство меры; они уважали, по выражению М. Н. Нильссона, лишь существующую власть, пока та проявляла благосклонность и приносила им выгоду.
В решении об оказании всех этих почестей ведущую роль играл аттический политик по имени Стратокл. Это был циник и шутник, не упускавший случая посмеяться над афинянами. Плутарх рассказывает о Стратокле историю, которая, вероятно, соответствует действительности: когда однажды афиняне потерпели поражение на море (возможно, здесь имеется в виду морская битва при Аморгосе в 322 г. до н. э.), Стратокл опередил вестников, которые должны были сообщить о случившемся, и возвестил в Афинах, что одержана большая победа. Он водрузил на голову венок и потребовал публичной раздачи мяса народу, чтобы надлежащим образом отпраздновать эту победу. Через два дня в город явились первые из оставшихся в живых после морского сражения и рассказали правду. Афиняне вознамерились притянуть Стратокла к ответу, по перед лицом бушующего народа он остался совершенно невозмутим и только сказал: «Что дурного случилось с вами, если вы два дня наслаждались жизнью?» Таков был Афинянин, пытавшийся по глазам Деметрия угадывать все его желания и потакать его прихотям.
Не меньшее значение имела морская победа Деметрия у Саламина Кипрского в 306 г. В этом сражении Антигонид использовал косой боевой порядок Эпаминонда в условиях морского боя. Результат не преминул сказаться: противник его, египетский сатрап Птолемей I, потерял бóльшую часть военных кораблей и половицу транспортных судов.
Поначалу военные действия протекали для Лагида не так уж плохо, ибо Деметрий на первых порах смог овладеть лишь несколькими небольшими поселениями в северо-восточной части острова. Однако теперь Птолемей не захотел более рисковать и, сочтя весь остров потерянным, отплыл с остатками флота обратно в Египет, за что его впоследствии сильно порицали. Его брат Менелай, губернатор Кипра, почувствовал себя брошенным на произвол судьбы и заключил с Деметрием договор о капитуляции. Остров, таким образом, стал частью державы Антигона и Деметрия. Для Птолемея он оказался потерянным более чем на десятилетие — вплоть до 294 г.
Результаты выигранной Антигонидами морской битвы у Саламина были весьма значительны. Антигон счел теперь, что пришло время украсить себя царским титулом. Этим он показывал всему миру, что считает себя наследником Александра. Как царь (basileûs), он претендовал на власть над всей прежней империей Александра. Он также наделил царским титулом своего сына Деметрия, и тот стал таким образом его соправителем, — положение, определявшее его как будущего преемника. Деметрий находился на вершине своих успехов; ему было 31 или 32 года, и перед ним открывалось большое будущее, особенно если бы обоим царям удалось реализовать притязания на власть над всей империей. Во всяком случае, Деметрий был морским владыкой в Восточном Средиземноморье, лишь на западе у него был серьезный соперник в лице Агафокла Сиракузского. Так как другой наследник Антигона — брат Деметрия Филипп в это время умер, то, по всей видимости, в недалеком будущем Деметрий мог бы принять наследство своего семидесятилетнего отца. Перспективы обширной Средиземноморской империи всплывали перед его взором, он и в самом деле чувствовал себя преемником и наследником великого Александра.
Однако оставался еще сатрап Египта Птолемей I. До него можно было добраться, лишь вторгнувшись в долину Пила. Но это было не так просто. Прежде всего, наводили страх воспоминания о Пердикке, который в 321 г. потерпел неудачу при нападении на Египет и был убит собственными офицерами. С тех пор прошло уже пятнадцать лет, но события эти все еще не были забыты, и тот, кто планировал экспедицию против Египта, должен был принять в расчет трудности, связанные с характером местности, и в первую очередь проблему переправы через Нил. Для этого необходима была большая техническая подготовка, особенно требовалось обеспечить взаимодействие между сухопутной армией и флотом. Все сводилось к тому, чтобы согласовать действия на суше и на море таким образом, чтобы Птолемей попал в тиски. Так как приготовления затянулись на долгое время, операции могли быть начаты с большим опознанием, лишь в октябре 306 г.