Зенита своей власти в Греции Деметрий Полиоркет достиг весной 302 г. Тогда им был заново основан Коринфский союз, который явился точной копией другого, более ранпего, Коринфского союза, созданного в 338/337 г. Филиппом II Македонским. Оба союза — как прежний, так и новый — были симмахиями, т. е. одновременно оборонительными и наступательными союзами. К этому при случае добавлялся еще общий мир, обязательный для всех членов союза. Коринфский союз, возникший по инициативе Деметрия, охватывал почти всю Грецию; не была принята во внимание лишь Спарта, да еще осталась вне союза Фессалия. Достижение соглашения со спартанцами казалось Деметрию слишком сложным и в конечном счете не стоящим труда, ибо Спарта тогда больше уже не имела реального политического значения. Доводить дело до войны Деметрий не хотел, так как ему предстояло решать другие, более важные задачи. Цари Антигон и Деметрий были протекторами союза, а отдельные греческие государства посылали своих представителей в союзное собрание, обычно проводившее заседания в Коринфе. Из членов этого союзного собрания назначался исполнительный комитет в составе пяти человек, причем назначение осуществляли цари или стратег, уполномоченный представлять их в союзе, которого можно рассматривать как своего рода вице-короля. Это положение занимал, между прочим, Пирр (см. ниже, с 121). Непосредственным противником Деметрия в Греции был македонский царь Кассандр, все еще державший под контролем при помощи своих гарнизонов некоторые районы Эллады. В этой связи не следует недооценивать значения вновь основанного Коринфского союза — в целом он располагал значительной вооруженной силой, однако ему было суждено просуществовать лишь очень недолго, ибо после битвы при Ипсе (301 г.) началось всеобщее отпадение от Деметрия. Его державное положение в Элладе практически рухнуло, и лишь немногие общины сохранили верность его сыну Антигону Гонату.
Тем не менее попытка Деметрия создать жизнеспособную союзную организацию в раздираемой противоречиями Греции заслуживает серьезного внимания историков. Что, в самом деле, могло быть более желанным для греков, чем окончание бесконечных внутренних распрей? И разве не было объединение военных и экономических сил страны под руководством гениального политика той целью, ради которой стоило предпринять самые серьезные усилия? Приходится только сожалеть, что многому здесь суждено было остаться неосуществленным, поскольку для этого еще не настало время. Так, Коринфский союз, созданный Деметрием, в отличие от своего предшественника, функционировавшего во времена Филиппа II Македонского, был всего лишь эфемерным явлением. Возможно, о нем и не вспомнили бы сегодня, если бы открытие в Эпидавре надписи с текстом союзной конституции не обратило внимание исследователей на этот союз и не придало бы ему значения, которое из-за его недолгого существования может показаться преувеличенным в новейших работах.
Между тем против Антигона и Деметрия образовалась, новая коалиция. Ее вдохновителем был Кассандр, который неоднократно выступал достойным противником Деметрия. В эту коалицию вошли царь Фракии Лисимах, царь Египта Птолемей I и правитель Вавилонии Селевк. В основном речь шла об окружении Антигона, которого-союзники намеревались зажать в тиски не только с запада, из Македонии и Фракии, по также с помощью Селевка и с юга. Конечно, по сравнению со своими противниками Антигон располагал преимуществом центрального положения, однако расстояния были слишком велики, чтобы он мог воспользоваться им. Чтобы быть в силах противостоять врагам, он решил отозвать своего сына Деметрия из Греции, вследствие чего Кассандр смог отослать часть своего войска в Малую Азию, поскольку в Элладе в нем больше не было нужды.
Крайне удивительно, что Деметрий заключил с Кассандрой договор по всем правилам. Правда, он должен был вступить в силу лишь в том случае, если бы к нему примкнул и Антигон, однако именно это последний сделать отказался. Хотя на море Деметрию сопутствовала удача, объединению врагов — в первую очередь Лисимаха и Селевка — на суше, в Великой Фригии, помешать не удалось. Главное сражение состоялось вблизи Синнады, у Ипса (нынешний Сипсин), летом 301 г. До этого Антигон предпринял попытку принудить Селевка к отступлению в Вавилон. Отрядив с этой целью специальный корпус, он распорядился стремительным натиском занять Вавилон. Однако предприятие оказалось напрасным: Селевк никак не отреагировал на этот отвлекающий маневр, он слишком хорошо знал, что Лисимах полностью зависит от его помощи и что судьба сражения должна решиться в Малой Азии, по сравнению с которой другие участки войны не имели никакого значения.
Решающую роль в исходе борьбы сыграли слоны, приведенные Селевком с востока, из Бактрии и Индии, общим числом будто бы до 400, которым противостояло лишь 75 слонов Антигона. В древности слоны должны были выполнять роль современных танков, и действительно, они довольно часто оказывали определяющее влияние на исход боя. По количеству конницы обе армии были примерно равны: у союзников было 10,5 тыс. всадников, у Антигона — 10 тыс. Что же касается пехоты, то здесь Антигон даже обладал численным превосходством: его 70 тыс. пехотинцев противостояло лишь 64 тыс. у его противников.
Главную вину за проигрыш битвы античные источники возлагают на Деметрия: преследуя разбитую им неприятельскую конницу, он слишком удалился от поля боя, так что не мог уже более участвовать в решающей схватке. Битва закончилась для восьмидесятилетнего Антигона полным разгромом, а сам он пал смертью храбрых на поле брани.
Сражение при Ипсе было одним из тех, которые определяли дальнейшую судьбу древнего мира. Рассыпалась в прах мечта о единой империи, которую вынашивали Антигон и Деметрий; доказали свое превосходство силы партикуляризма, нашедшие воплощение в Лисимахе и Селевке, будущее отныне должны были определять лишь компактные территориальные государства. Что мог предпринять Деметрий? Ему было 36 или, самое большее, 37 лет, он был полон планов, которые были сведены на нет неудачным исходом сражения. Куда ему было податься? В Малой Азии ему нечего было больше делать, ибо она попала в качестве военной добычи во владение фракийского царя Лисимаха. Остальные сатрапии Антигона достались Селевку, возвысившемуся таким образом до положения державного владыки в Передней Азии. Южную Сирию (Келесирию) занял Птолемей I, не испытывавший ни малейшего желания возвратить ее обратно, несмотря на то что нарушал тем самым заключенные союзниками соглашения. Но допустить, что Деметрий смирился с этим положением, означало бы явную недооценку его жизнеппой энергии. Правда, в последующие годы он оставался без сколько-нибудь значительного сухопутного базиса — ив этом заключалось принципиальное отличие его положения от положения остальных диадохов, — однако обстоятельство это скорее усилило, нежели уменьшило активность Деметрия. То, что ему удалось спасти при крушении отцовской державы, ограничивалось в основном островами Эгеиды, важный во всех отношениях Кипром, затем на малоазийском побережье за ним остались помимо других городов Милет и Эфес и, наконец, в Финикии — влиятельные метрополии Тир и Сидон. Афиняне, которые всего несколько лет назад принимали Деметрия с беспредельным восторгом (см. выше, с. 93), теперь закрыли перед ним гавани и городские ворота, а его супругу Деидамию выпроводили с почетным эскортом за пределы страны, в Мегары.
Однако у Деметрия оставался еще Коринф. Самым же большим его богатством был флот: он делал его все еще желанным союзником для других диадохов, в особенности для Селевка, который очень немногого мог добиться на море, поскольку важнейшие гавани Финикии находились во владении его конкурента. Оба царя встретились в маленьком северосирийском портовом городе Россе, у морского залива близ Исса. Здесь с истинно восточным великолепием была отпразднована свадьба Селевка с дочерью Деметрия Стратоникой (299/298 г.). Это был типичный политический брак, ибо оба — и тесть и зять — были разобщены, но оба не были заинтересованы в том, чтобы Южная Сирия оставалась в руках Птолемея. Однако в этой ситуации на первых порах ничего нельзя было изменить.
Другие времена наступили также в Греции и Македонии. Смерть Кассандра (по-видимому, в 298 г.) означала здесь перелом. В Афинах тираном сделался Лахар, нашедший поддержку у македонян. С этим, однако, не пожелал мириться Деметрий — ведь недаром у него был сильный флот. Афины и с моря, и с суши были отрезаны им от внешнего мира. Все же на этот раз афиняне держались до последней возможности, а Лахар проявил себя вполне достойным противником. Однако, когда надежда на помощь извне исчезла, — ибо флот Птолемея I был отброшен Деметрием, — дело Лахара было проиграно: он бросил своих соотечественников на произвол судьбы и скрылся в Беотию.
Капитуляция Афин в 295 г. означала для Деметрия сильное материальное и политическое укрепление власти. Правда, Афины в политическом отношении уже давно не были тем, чем они являлись до морской битвы у Аморгоса (322 г.), но для греков они все еще оставались их духовной столицей. Деметрий сумел воспользоваться этим выгодным моментом: он провозгласил отмену диктатуры (под этим подразумевалось изгнание Лахара) и восстановление демократии. Афиняне снова восхищались Деметрием, они даже выразили готовность предоставить в его распоряжение крепость Мунихию и гавань Пирей, ибо лишь тот, кто господствовал над этими двумя пунктами, с полным правом мог рассматриваться как хозяин Афин.
Однако в бьющую через край радость попала капля горечи: Деметрий охотно подчинил бы теперь своей власти также и Спарту, по эта попытка полностью провалилась — спартанцы даже нанесли отступающему войску Деметрия значительные потери (295 г.); к этой добавились и другие неудачи. На Кипре господству Деметрия положило конец вторжение Птолемея I, а на западной оконечности Анатолии владения Деметрия перешли под власть Лисимаха, причем особенно болезненной была потеря Милета, поскольку этот город был важным торговым центром. Теперь он должен был подчиниться фракийскому царю Лисимаху.