Роковым для Пирра было то обстоятельство, что он недооценивал своих противников, а вторжение в область спартанцев без какого бы то ни было объявления войны не способствовало пробуждению симпатий к Пирру. Спартанцы отправили ему навстречу посольство во главе с Мандроклидом; они жаловались на то, что Пирр даже не счел необходимым объявить войну. По преданию, Мандроклид обратился к царю на лаконском диалекте со следующими словами: «Если ты бог, то с нами ничего не случится — мы ничем против тебя не погрешили, если же ты человек, то найдется кто-нибудь и посильнее тебя».
Тем не менее спартанцы опасались прямого вторжения эпирота. Поэтому очень странно, что Пирр, одержав на поле боя победу над спартанцами, аргивянами и мессенцами, не принял сразу мер к тому, чтобы подчинить город Спарту своей власти. Он удовольствовался том, что опустошил поля Лаконии и лишь после этого перешел в атаку, но в решающем успехе ему теперь было отказало, поскольку спартанцы, достойные своей древней военной славы, сражались героически. Для защиты города они прорыли глубокий ров. Пирр смог его преодолеть лишь на следующий день, распорядившись частично засыпать его. Царь первым ворвался в город, но конь под ним был ранен, и Пирр свалился на землю.
Когда исход битвы висел на волоске, спартанцам пришла помощь извне: Антигон Гонат послал им из Коринфа наемников под командой стратега Аминия, а с Крита поспешно прибыл царь Арен и привел в город дополнительные подкрепления. Все же Пирр поначалу не думал уходить из Лаконии. Не имея возможности удержать за собой саму Спарту, он все же остался в укрепленном лагере вблизи города. Именно здесь, в этом лагере, чуть севернее Спарты, Пирр, должно быть, и принял роковой план двинуться на Аргос, с тем чтобы там прийти на помощь одному из своих приверженцев по имели Аристей. Если Пирр рассчитывал добиться успеха, ему следовало провести это предприятие с большой поспешностью, ибо с другой стороны, с севера, на Аргос двигался с войском Антигон Гонат. Спартанцы, по-видимому, пристально следили за передвижениями Пирра — во всяком случае от них не укрылся отход его войска. Арей устроил вражескому войску засаду, вследствие чего значительная часть воинов Пирра оказалась отрезана от основной армии. В этой битве пал старший сын Пирра Птолемей. Так или иначе, в Аргос эпирский царь явился слишком поздно. Антигону удалось раньше него достичь города и запять на высотах к западу от Аргоса укрепленную позицию. Приверженец Пирра Аристей открыл эпироту одни из городских ворот, через которые часть его войска сумела проникнуть в город. Это были прежде всего кельты, расположившиеся на торговой площади Аргоса.
Никто, однако, не знает, что побудило Пирра ввести через узкие ворота в город своих слонов, где они лишь мешали передвижению и вызвали страшный беспорядок. Возникли также затруднения и для конницы Пирра. Поперек узких улочек города пролегали открытые водосточные канавы, создававшие большие помехи лошадям, так что постоянно возникали разные непредвиденные происшествия.
Вообще вся операция страдала от того, что Пирр не сумел провести предварительную рекогносцировку города, в противном случае он, несомненно, отдал бы совсем другие распоряжения. Неразбериха в городе еще больше увеличилась, когда в него вступил со своим отрядом сын Пирра Гелен, которому неверно передали приказ отца. В создавшейся суматохе, когда невозможно было ничего разобрать, Пирр был ранен ударом копья, а затем якобы какая-то старуха швырнула в него кровельной черепицей, ударявшей его в шейный позвонок. Один из солдат Антигона, Зонир, отрубил Пирру голову. Труп был опознай сыном Аптигона Галкионеем и доставлен царю. Галкионей будто бы бросил голову Пирра к его ногам; Антигон обозвал сына грубым варваром, а по поводу смерти Пирра пролил горькие слезы. Рассказ этот скорее всего является легендой, которая должна была выставить в выгодном свете гуманность Антигона.
Таков был конец самого выдающегося полководца эпохи эллинизма. Гибель Пирра в Аргосе в 272 г. могла показаться следствием несчастного случая — в действительности это было крушением человека, строившего слишком широкие планы и не умевшего подготавливать свои предприятия с должной осмотрительностью. Спрашивается, чего вообще Пирр мог искать в Пелопоннесе? Эта область была расположена вдали от Эпира, и с самого начала было маловероятным, чтобы Пирр смог добиться там продолжительного господства, хотя бы потому, что Антигон имел в Коринфе гораздо лучшую исходную позицию.
И все же верно то, что никто в Греции не мог игнорировать Пирра, пока тот располагал войском, прошедшим высшую школу эллинистического военного искусства. Поэтому не случайно, что политические отношения в Элладе стабилизировались лишь после смерти Пирра. Пока Пирр был жив, он был великим возмутителем спокойствия; он беспрестанно преследовал новые цели, приводившие его к конфликтам с соседями. Особенно его поединок с Антигоном Гонатом на протяжении ряда лет держал в напряжении весь греческий мир. Где бы Пирр ни появлялся, он везде зажигал страшный факел войны, и это еще осложнялось тем, что на войне Пирр не заботился ни о человеческом, ни о божеском праве. Как воплощение бога войны Ареса (Марса), проходил он через земли, оставляя позади себя опустошение и смерть. Но это — лишь одна сторона его натуры, другая состояла в том, что от его личности исходило особое обаяние, с огромной силой притягивавшее сердца людей. Верили, что от большого пальца его ноги исходит чудодейственная сила, и вообще трансцендентальное всегда играло заметную роль в его жизни. Известны — вероятно, от «придворного историографа» Проксена — некоторые сновидения Пирра. Они, правда, до сих пор еще толком не проанализированы, по выдают совершенно определенные желания и надежды царя, причем видную роль во всем этом играл образ Александра. не случайно один из сыновей Пирра носил имя великого царя.
Заслуживает внимания также воздействие Пирра на своих солдат, которые шли за него в огонь. Впрочем, Пирр и сам всегда проявлял бесстрашие в битвах, он повсюду стоял в первых рядах, вполне уподобляясь и в этом отношении Александру.
Иначе, однако, обстояло дело с его дипломатией. Правда, в лице уроженца Фессалии Кинея он имел превосходного советника, однако во вред себе он не всегда считался с его мнением. В политике Пирра нельзя найти ни крупицы от эллинистического принципа равновесия сил — он всегда шел на поводу лишь собственных интересов. В этом, естественно, значительную роль играл династический момент. Так, поход в Сицилию следует приписать родственным отношениям Пирра с Агафоклом Сиракузским, его тестем. Как господство в Сицилии могло быть согласовано с его царской властью в Эпире, Пирра, очевидно, не беспокоило. В отношениях с союзниками он не всегда был удачлив. Своей суровостью он приобрел в Таренте так же мало симпатий, как и среди греков Сицилии. Городская автономия была для него чуждым понятием. Полис должен подчиняться приказу монарха — таков был основной принцип его действий, и в этом отношении он мало отличался от других эллинистических царей, хотя они и прилагали известные усилия к тому, чтобы связать воедино эллинистическое единодержавие и свободу городов. Выросший в патриархальном окружении, Пирр видел в людях лишь орудия для своих действий, лишь покорных подданных, поэтому не удивительно, что в Таренте и в Сицилии он допустил в обращении с эллинами тяжкие психологические просчеты. В конечном счете они также сыграли не последнюю роль в его гибели.
Откуда черпал Пирр силы для своих широких предприятий? Эакиды возводили свою родословную к Ахиллу и Гераклу, и Пирр всегда сохранял очень тесную связь с Зевсом Додонским (о Дельфийском святилище он, по-видимому, нисколько не заботился, тем более что со времени вторжения кельтов оно находилось исключительно под покровительством этолийцев). Пирр чувствовал себя опекаемым величайшим из богов и отразил это в своих посвящениях в Додоне. Эту веру разделяли многие его современники. Эллинистические монархи считали, что их опекают боги, — все равно, были ли это Зевс, Аполлон или даже имперское божество Птолемеев Александр. И если Пирру предстояло принять решение особой важности, он не пренебрегал обильными жертвоприношениями. В этом царь не отличался от прочих греков. Сомнительно, однако, чтобы он верил в эти жертвы.
Нелегко отнестись с должной справедливостью к личности Пирра. Его свершения в области стратегии являются, вне всякого сомнения, выдающимися, его позитивные человеческие качества подчеркивались уже его современниками. Однако, чтобы идти по стопам Александра Великого, как это представлялось ему в сновидениях, ему многого еще недоставало. Вообще со времени смерти Александра ситуация сильно изменилась: в лице Антигона Гоната, а также римлян появились соперники, вполне способные помериться силами с Пирром. Кроме того, Эпир был слишком малым плацдармом для осуществления столь далеко идущих планов царя. По этой причине в большей или меньшей степени страдала вся политика Пирра, отсутствие реальной силы не могло быть возмещено личной храбростью правителя. Конечно, если бы удалось спаять в единый державный блок Эпир и Македонию, многое, возможно, пошло бы иначе. По Македония с 284 г. была для Пирра потеряна, а попытка оспорить власть у Антигона Гоната завершилась гибелью эпирского царя в Аргосе.
У Пирра было от первой жены Антигоны трое детей: Птолемей, Олимпиада и Александр. Последний после смерти отца в 272 г. унаследовал троп в Эпире. Пережил Пирра и другой его сын, Гелен, родившийся от иллирийской царевны Биркенны. Что касается Птолемея, то он пал в Пелопоннесе от руки критянина (272 г.). Отец возлагал большие надежды на старшего сына, но вместе с тем он порицал его за легкомыслие, с которым тот неоднократно подвергал себя опасности в битвах. С 280 до 275 г., когда Пирр находился в Италии, Птолемей замещал отца в управлении Эпиром. Вообще же династия Пирра через несколько десятилетий совершенно угасла. Последней царицей была правнучка Пирра Деидамия. Ее убили, вероятно, в 233 г. до н. э. в храме, после чего эпироты решили отказаться от монархической власти. С тех пор многочисленные племена Эпира снова образовали союз, во главе которого в качестве своего рода президента стоял стратег.