Известный исторический интерес представляет также вопрос, достигла ли Арсиноя II положения соправительницы благодаря тому, что ей была дарована мужем диадема (Ф. Грапье). на этот вопрос придется, по-видимому, ответить отрицательно{29}. Разумеется, Арсиноя стала царицей, по это ее положение полностью зависело от Птолемея Керавна. Более того, она совершенно неосмотрительно всецело подчинилась его власти и оставила без внимания все предостережения — в том числе и те, которые исходили от ее старшего сына Птолемея.
Арсиноя потеряла уже две короны, и казалось невероятным, что она когда-нибудь вновь без посторонней помощи станет царицей Македонии. Пребывание на Самофракии она рассматривала лишь как прибежище на крайний случай. Получив приглашение от младшего брата, царя Египта Птолемея II, она сразу же без колебаний взошла на корабль, чтобы отныне жить и действовать при дворе в Александрии, так как не оставила надежд снова достичь державного положения. Как сестра правящего монарха, она — теперь уже тридцатисемилетняя женщина — оказалась, Однако, в известном затруднении: в лице царицы Арсинои I, дочери Лисимаха, она имела соперницу, существование которой было для нее в высшей степени неудобно. Но Птолемей был воском в ее руках, и Арсиноя II вскоре полностью подчинила его своей воле. После недолгих уговоров она смогла склонить его к тому, чтобы отправить в изгнание свою супругу Арсиною I. Ее обвинили в том, что она замышляла заговор на жизнь царя. Соучастники — некий Амиита и родосский врач Хрисипп — были даже приговорены к смертной казни, а царица сослана на юг страны, вероятно, в безлюдный Копт в Верхнем Глипте, вдали от всякой цивилизации.
Для царицы это был горький жребий, которого она, без сомнения, не заслужила. Она подарила Птолемею II трех детей: Птолемея III — впоследствии наследника престола, Лисимаха и Беренику, вышедшую позже замуж за Селевкида Антиоха II. Брак этот продолжался, видимо, всего три года (пли немногим дольше). Если ссылка Арсинои I приходится на 278 г. (что не совсем определенно, но все же вероятно), она могла вступить в брак с Птолемеем II еще до кончины ее отца Лисимаха. Ее соперница Арсиноя II, которая была гораздо старше, очень спешила, и потому, возможно, уже в 277 г. отпраздновали свадьбу, ставшую сенсацией во всем мире: Птолемей II, которому было всего тридцать один год, женился на родной сестре, достигшей почти сорокалетнего возраста. Однако уже необычная разница в возрасте показывает, что о браке по любви здесь не могло быть и речи. С самого начала это был чисто политический союз. Арсиноя II хотела вновь получить царскую корону, и этому ее стремлению младший брат не мог противостоять. Брак брата и сестры, происходивших от одних отца и матери, был невиданным явлением для греков и македонян, он явился для них неслыханным скандалом.
Общественное мнение ответило на него оскорбительными выпадами, особенно отличался поэт Сотад, не устававший упражняться в иронических стихах, которые по грубости пе» пали себе равных. Ему, однако, не повезло: он был схвачен на меленьком островке Кавд возле Крита, после чего его засунули в свинцовую бочку и утопили в море — верный признак того, что царь Птолемей не остался равнодушным к издевкам Сотада.
Браки между единокровными братьями и сестрами у греков не встречаются, зато в Египте, особенно во времена фараонов, они не были редкостью. И все же этот местный обычай вряд ли мог служить примером для царской четы. Скорее следует вспомнить династию персидских Ахеменидов, среди которых неоднократно можно обнаружить браки между братьями и сестрами. Но что все-таки могло побудить Птолемея, от решения которого, в конце концов, все зависело, жениться на собственной сестре и таким путем возвысить ее до положения царицы? Так как мысль о потомстве совершенно исключается — о наследнике престола царь уже позаботился, — то следует отнести эту брачную связь на счет специфически птолемеевского представления о единодержавной власти. Согласно этой концепции, царь стоит так высоко над своими подданными, что ему может соответствовать лить супруга, происходящая из его же собственной семьи. Этот взгляд, если он действительно разделялся Птолемеем II, не согласовывался, однако, с общественным мнением, по которому правители никоим образом не стояли выше или вне закона и обычая, однако Птолемеи — брат и сестра — просто игнорировали это мнение. Они, напротив, стремились доказать, что их сфера — не мир простых смертных, они позволили себе то, что, по вере греков, сделали своим безоговорочным правом олимпийские боги. Впрочем, браки между братьями и сестрами встречались также и среди позднейших Птолемеев. Так, Птолемей IV (221–204 гг.) женился на своей сестре Арсиное III, Птолемей VIII (145–116 гг.) — на своей сестре Клеопатре II, да и самая последняя представительница птолемеевской династии, Клеопатра VII, была замужем, по крайней мере поминально, поочередно за двумя своими гораздо младшими по возрасту братьями. Пример Птолемея II нашел, таким образом, среди членов династии своих последователей.
Ведущим партнером в этом браке была, вне всякого сомнения, Арсиноя II; она намного превосходила брата энергией, так что ей нетрудно было затем наложить свою печать на всю политику страны. В первую очередь это справедливо для птолемеевского культа правителя. Здесь, однако, следует проводить различие между египетским и эллинистическим культами правителя, что иногда забывают делать. Само собой разумеется, что все Птолемеи почитались в Египте как боги по образцу фараонов, Ахеменидов и Александра Великого (в этом ряду находят свое место и наследники Александра Великого Филипп III Арридей и сын Роксаны Александр IV). Этот культ распространялся на всех правящих Птолемеев, но дополнительно к египетскому имелся еще и чисто эллинистический культ правителя. В Египте он точно так же был творением второго поколения царей, а именно Птолемея II, как и в державе Селевкидов, где культ правителя был основан Антиохом I. Эллинистический культ царей следует возводить к чисто греческим истокам; он восходит к той идее, что правитель, совершивший сверхчеловеческие дела, также достоин божеских почестей. Этим можно объяснить божественное почитание, которого удостоился Александр Великий.
В эллинистическом культе правителя следует проводить различия между культом умерших и культом живых. Начало положило обожествление умершего Птолемея I его сыном и преемником. Он получил культовое имя «бог-спаситель», причем прозвище «спаситель» напоминает о почитании, которого Птолемей I удостоился со стороны греков еще при жизни. Но это не был еще официальный культ царя, он, скорее, относился к личности Птолемея I и тем действиям, которые он свершил в течение своей жизни. Далее, Птолемей II учредил в 279/278 г. в честь своих родителей, стало быть и в честь своей матери Береники, большой, повторяющийся каждые четыре года праздник — Птолемеи.
С третьим празднованием этих Птолемеев в 271/270 г., возможно, связало знаменитое стихотворение Феокрита «Похвала Птолемею». Оно содержит интересные сведения об истории того времени и о владениях Птолемеев, поскольку автору его важно было показать всему миру могущество и великолепие державы Птолемеев{30}. Почитание умерших восходит к мифу об удалении смертных людей к богам. Феокрит пишет, что Птолемей I занимает место между Зевсом и Герой, взявшими его к себе на Олимп. А Каллимах поведал в одном из своих стихотворений об «удалении» при помощи Диоскуров Арсинои II. Это «удаление», естественно, является смягчающим выражением для обозначения кончины правителей, которым после их смерти отводится место среди богов. Вере эллинов эти представления не были чужды, поэтому Птолемей II мог рассчитывать на то, что обожествление его родителей найдет сочувствие у всех греков и македонян.
Совершенно иначе обстояло, Однако, дело с консекрацией живых! Начало здесь положил Птолемей II обожествлением самого себя и своей супруги и сестры Арсинои II. Для обоих правителей под названием theoi adelphoi (братолюбивые боги) был учрежден особый культ. Но это был культ прежде всего царя, который, восседая на тропе, считался выше всех своих подданных. Естественно, что прижизненный культ правителя был государственным культом, он отправлялся в особом храме в Александрии.
Чтобы сделать этот культ как можно более популярным, царь распорядился, чтобы theoi adelphoi почитались также во многих других храмах в качестве theoi synuaoi, притом как в местных египетских храмах и святилищах, так и в греческих. Словами theoi synuaoi имели обыкновение обозначать таких богов, которым до некоторой степени предоставлялось право жилища в каком-либо храме, без того, однако, чтобы они становились владельцами святилища в собственном смысле слова.
По следует недооценивать важности учреждения государственного культа для еще властвующих царя и его супруги, так как здесь еще при жизни правителя находило выражение представление о его божественной сущности. Каждому подданному — был ли он македонянином, эллином или египтянином — царь являлся в некоей божественной сфере, окруженный специально назначенными для него жрецами, ответственными за принесение жертв и отправление культа. Для должного отношения подданных к своему правителю все это — чем дальше, тем больше — имело огромное значение. Была воздвигнута непреодолимая преграда между царем и всеми другими людьми, отстоящими от правителя на огромную дистанцию. От древнемакедонского «войскового» царства Филиппа II ушли, таким образом, очень далеко: царь Египта давно уже не был более primus inter pares — он стал уже на земле богом, его решения претендовали на божественный авторитет. Тем самым в Египте при Птолемее II открылась новая эпоха эллинистического единодержавия.
Совсем иным было божественное почитание, которого удостоилась после смерти (9 июля 280 г.) Арсиноя II. Она получила апофеоз как «братолюбивая богиня»; в качестве жрицы ей была назначена особая канефора («несущая корзину») — как правило, это была юная девушка из одного из самых знатных семейств Александрии. Ее имя стояло во всех официальных документах после жреца Александра. Эта канефора должна была целиком посвятить себя культу умершей царицы. Она принимала участие также в официальных процессиях во время больших празднеств в Александрии.