В судебных процессах, где рассматривались дела о царских доходах, адвокатам было запрещено представлять сторону царских подданных. В случае, если по их вине царю был причинен материальный ущерб, защитники обязаны были выплатить двойную сумму штрафа, а кроме того, 10 % от суммы причиненного ущерба, а если они осмеливались после этого еще раз выступать в каком-либо процессе в пользу обвиняемого, то сами подлежали аресту, а их имущество — конфискации в пользу короны{38}. Царь был единственным гарантом права, никому не было позволено противоречить ему.
Вся система служила лишь тому, чтобы умножить царские доходы. Она была в высшей степени фискальной, потому что из всего без исключения извлекались доходы. Египтяне должны были выплачивать за свои виноградники апомойру, составлявшую шестую часть урожая и предназначавшуюся для содержания жрецов и храмов египетских богов. Птолемей II превратил эту апомойру в налог для отправления культа Арсинои II Филадельфы, которая к тому времени (259/258 г.) давно уже покинула этот мир. Ее культ вызвал дополнительные расходы, которые отныне должны были нести виноградари. Удерживала ли часть апомойры царская казна, нам неизвестно. В. В. Тарн высказал мнение, что предписание царя имело следствием освобождение греческих крестьян от уплаты налогов для отправления культа местных египетских богов. Однако столь деликатным Птолемей II не был, он думал лишь о доходах, которые налоги приносили лично ему. А вносились ли они греками или египтянами, ему было совершенно безразлично.
Результатом монополизации экономики был рост цен. Так, цена на папирус повысилась более чем вдвое. Головокружительной высоты достигали и доходы от монополии на масло. Например, цена на масло из сезама повысилась на 70 %, а на масло из тыквенных семечек — даже на 300 %. Привозные масла также сильно поднялись в цене из-за налога на импорт, так что ни торговец, ни экспедитор этих продуктов не оправдывал своих расходов. А если кто-либо ввозил масло в долину Нила за свой счет, как это, например, делал диойкет Аполлоний, он должен был уплачивать высокий налог, примерно 12 %, если же он еще и продавал это масло другому, то добавлялся огромный денежный штраф.
Не иначе обстояло дело с другими монополиями. Так, большую прибыль приносили царю рудники, каменоломни, добыча соли и соды. От улова рыбы он получал не менее 25 % ее стоимости и столько же от сбора меда. В своих личных хозяйствах царь содержал огромные стада крупного рогатого скота, гусей и кур, выводились также новые породы, в связи с чем он выписывал экспертов из других стран.
Огромную прибыль приносила сдача налогов на откуп. Откупщики подвергались строгому контролю, и, надо думать, им, как правило, доставался не слишком большой доход, разве только они умудрялись вознаградить себя за счет подданных. Однако о противозаконных действиях откупщиков налогов в традиции упоминается очень редко. Они, прежде всего, должны были опасаться конфискации своего состояния, сколоченного с большим трудом, а поэтому, как правило, избегали подвергаться риску, связанному с нечестными действиями, т. е. поступали не в пример публиканам в Римской республике, прославившимся своей алчностью.
Царь присваивал себе львиную долю доходов. По было также, по-видимому, много зажиточных греков, наживших значительные состояния в противоположность египтянам, на чью долю выпадали лишь тяготы этой системы. Все египтяне были переписаны, и их обязали платить подушную подать, тогда как греки и прочие чужеземцы от этого налога были освобождены. Удивительно, что эта, в целом весьма несправедливая, система при Птолемее II не вызывала никаких смут. Это можно объяснить тем, что коренные жители со времен фараонов привыкли к подневольному труду, и они, видимо, проявляли полное безразличие к тому, были ли новыми хозяевами Нильской долины их соотечественники или же македоняне и греки.
О рабах и рабстве при первых Птолемеях известно немногое. По редким упоминаниям в документах можно заключить лишь, что царь проявлял заботу, чтобы ни один свободный не был вопреки закону продан в рабство. Возможно, что масса египтян, занятых на подневольных работах, делала излишним наличие в долине Нила большого числа рабов. В Александрии, правда, имелись невольники, которые использовались как домашние рабы, но это еще не дает основания для преувеличений, ставших правилом в современных исследованиях по рабству. Царские крестьяне были прикреплены к своим клочкам земли, они полностью лишались права свободно передвигаться, и, когда возникала нужда в людях, их без стеснения привлекали к принудительным работам по обслуживанию оросительных каналов. В этом проступает сущность системы, сохранившейся без изменений от эпохи фараонов до времени Птолемеев. Какими-либо гражданскими правами царские крестьяне не обладали, они должны были радоваться, если после сбора урожая в их распоряжении оставалось достаточно продуктов и зерна для собственных семей.
Иногда им приходилось также исполнять низшие функции в сельском управлении; почета от этого было мало, а ответственность была большая. Часто возникали неприятности со строптивыми крестьянами, равно как и с надменными жрецами и заносчивыми окружными чиновниками, которые вели себя как маленькие тираны. Тягостным было также предоставление квартир для солдат. При этом, естественно, довольно часто доходило до ссор между хозяевами жилищ и расквартированными у них солдатами.
Но были и некоторые положительные явления. Так, любой подданный имел право и возможность обратиться с заявлением или жалобой непосредственно к царю в далекую Александрию. Такие заявления сохранились в большом количестве. Неизвестно лишь, действительно ли читал эти письма царь и сам ли он отвечал на них. Некоторые из этих писем доходили, пожалуй, только до царской канцелярии, а отсюда пересылались соответствующим властям. Постепенно должна была выработаться практика составления прошений «на имя царя», которые, однако, представлялись в канцелярию стратега или вообще в управление округа и ими же и рассматривались, что давало желанный выигрыш во времени, поскольку можно было избежать окольного движения документов через Александрию. Но это могло быть делом лишь позднейшего развития — Птолемей II, как и его отец, должен был во всяком случае проводить поистине гигантскую работу, если он с необходимой ответственностью относился к своим обязанностям. Если судить по различным указам и распоряжениям Птолемея II, то складывается впечатление, что этот правитель полностью сознавал свою ответственность. Благосклонность и справедливость в этих документах обнаруживаются все же не так уж часто, гораздо больше, пожалуй, — царского произвола, напоминающего в некоторых отношениях правление фараонов в эпоху Древнего Царства, когда не существовало еще сколько-нибудь сложившейся феодальной власти.
Историк не может не задать вопрос: много ли в этой слаженной системе следует приписать самому Птолемею II? Не перенял ли он ее в основном от своего предшественника? Основы державного положения Птолемеевского государства были заложены его отцом Птолемеем I. Располагал ли этот царь необходимым временем для того, чтобы заботиться о внутреннем устройстве с граны, об управлении внешними владениями, о включении войска в общую систему и об использовании рабочей силы коренного населения, нам неизвестно. Скорее всего нет, ибо напряженность отношений между эллинистическими государствами во времена диадохов лишь в очень редких случаях позволяла Птолемею I заниматься мирными делами. Совсем иначе мог действовать его преемник. Правда, он тоже должен был вести войны, по вдали от Египта. Его главный труд заключался во внутренней организации страны и империи, причем ему оказывали большую помощь многочисленные греки и македоняне. Птолемей II прежде всего открыл новые источники доходов и до предела довел эксплуатацию местного сельского населения. Результатом явилась такая государственная система, которая надежностью своих финансов далеко оставила позади все остальные эллинистические государства.
В юности Птолемей II получил хорошее воспитание; среди его учителей встречаются люди с прославленными именами: поэт и филолог Филит с острова Коса, его ученик Зенодот, первым осуществивший критическое издание Гомера, «физик» Стратон, возглавлявший одно время философскую школу перипатетиков в Афинах. Наличие гуманитарного образования у наследника престола подразумевается таким образом само собой. Но были ли эти люди в состоянии снабдить юного царевича необходимыми знаниями в области государственного управления? Это все же сомнительно.
О царской власти было много написано в эллинистическое время, сохранились даже два-три фрагмента от этих сочинений (между прочим, у так называемого Суды), но остается неясным, можно ли было по этим трудам научиться управлять государством. Тем не менее эти сочинения создавали необходимые духовные предпосылки для деятельности монарха и, в частности, выдвинули идею царя-благодетеля.
Иначе обстоит дело с трактатами, вышедшими из школы Аристотеля. Так, имелось сочинение Феофраста об управлении полисами. Но если даже сочинения такого рода и были известны наследнику престола, то ведь в Египте все было иначе, и полисов здесь было только три: Александрия, Птолемаида в Верхнем Египте и древний Навкратис в дельте Пила, который, по-видимому, находился к тому времени в полном упадке. А откуда можно было получить указания по обращению с местным населением? Можно ли было следовать Аристотелю, будто бы советовавшему Александру обращаться с ними как тиран? Нет, конечно. Птолемеи должны были найти свой собственный путь, и греческая теория государства могла им здесь лишь очень немногим помочь.
Однако при своем дворе в Александрии Птолемей II располагал целой армией экспертов — специалистов по экономике, финансам, военному делу, флоту. Их имена нам неизвестны, по их можно было найти в эллинистическом мире без особого труда, ибо, пока условия жизни в Египте оставались на более высоком уровне, чем в греческой метрополии, и долину Нила вливался непрерывный поток эллинов, и среди этих людей были не только авантюристы, но и множество специалистов, на ходивших здесь отличное, соответствующее их способностям поле деятельности. К этому следует добавит