льшие надежды, застопорилось у Герры, между Ливаном и Антиливаном. Птолемеевский стратег Феодот занял все важнейшие пункты, так что здесь для Антиоха возможность прохода была полностью исключена.
Только теперь селевкидский государственный совет решился — притом вопреки намерению Гермия — рекомендовать царю начать борьбу против мятежника Молона. И так уже было упущено слишком много времени — шли уже первые месяцы 220 года. По теперь все разрешилось очень быстро: Молов был побежден, и царь в Селевкии-на-Тигре занялся наведением порядка в восточных областях, не преминув до того подвергнуть мятежников жесточайшим наказаниям. Предвидя неизбежное, Молон покончил с собой. Его труп был пригвожден к кресту в Мидии. Царь нашел даже время на поход против властителя Мидии-Атропатены — Артабазана, симпатизировавшего бунтовщикам, — впрочем, у него очевидно, не было иного выбора. Под водительством юного царя селевкидское войско одержало крупные победы в походах и сражениях в Междуречье, а также при переходе через горы Загроса. Антиох III, таким образом, достойно продолжил традиции своих, предков.
Между тем среди окружения царя образовалась оппозиция против канцлера Гермия, перешедшая в конце концов в настоящий заговор, о котором будто бы был осведомлен и сам царь. Во главе заговорщиков стоял врач Аполлофан. Однажды во время утренней прогулки царя заговорщикам удалось разлучить Термин с монархом и с его друзьями и заколоть канцлера кинжалами. После этого столичная чернь набросилась на его жену и детей, которых также лишили жизни.
Убийство Гермия, вне всякого сомнения, является темным пятном в биографии царя Антиоха. Монарх хотел наконец управлять самостоятельно. К советам своего врача Аполлофана он также, кажется, прислушивался очень недолго. После смерти Гермия о политике Антиоха III следует судить с иных позиций: за все, что отныне (с осени 220 г.) свершалось или упускалось, царь сам нес ответственность. не приходится сомневаться, что Термин был груб, необычайно честолюбив и чрезмерно властолюбив, Однако юного царя он никогда не вводил в заблуждение и не обманывал, все, что он предпринимал, шло на пользу государству и ого правителю. За убийство верного слуги царя и его державу позднее ждала жестокая расплата{55}.
В то время как Антиох вынашивал план похода против Египта, он был встревожен дурными вестями из Малой Азии. Его двоюродный брат Ахей провозгласил себя в Анатолии независимым правителем и установил связи с Египтом. В этот момент Антиох добился первых значительных успехов в войне с Египтом: с помощью предательства в руки селевкидского царя попала морская крепость Селевкия в Пиерии — птолемеевский анклав в районе Северной Сирии. Впрочем, после взятия этого важного портового города Антиох выказал большую умеренность: свободному населению (числом будто бы до 60 тыс.) он гарантировал личную безопасность, вернул бежавших из города горожан и возвратил им их имущество.
В это время произошло событие, которого никто не мог ожидать и которое превзошло самые невероятные надежды царя: птолемеевский генерал-губернатор Сирии и Финикии Феодот дал знать царю Антиоху, что он готов передать ему портовые города Птолемаиду и Тир. Феодот считал, что его суверен недостаточно его ценит, и потому принял решение перейти на другую сторону. Антиох, Однако, не воспользовался должным образом этим обстоятельством, напротив, когда речь зашла о том, чтобы развивать наступление до самых границ Египта, он обнаружил недостаточную решимость. Его противник, царь Птолемей IV, был настолько слаб, что Антиох, безусловно, мог добиться полного успеха.
Равным образом оказалось, что и на дипломатическом поприще Антиох не был в состоянии противостоять продуманной и хитрой политике первого министра Птолемея IV Сосибия. Между Селевкией в Пиерии, которую Антиох избрал своей главной квартирой, и Александрией шел оживленный обмен посольствами, причем Антиох неоднократно ссылался на то, что Южная Сирия была предоставлена по решению диадохов его предку Селевку I. Впрочем, Антиох использовал историческую аргументацию и в более позднее время, особенно при переговорах с римлянами (см. ниже, с. 238). Возможно, оба монарха пришли бы к какому-нибудь компромиссу, однако, так как Птолемей IV пожелал включить в договор также и малоазийского правителя Ахея, Антиох решил, что на это условие он никак не может согласиться, если не хочет навсегда отказаться от притязаний на анатолийские области Селевкидов.
По истечении четырехмесячного перемирия борьба за Келесирию возобновилась. Селевкидский царь снова сумел добиться значительных успехов. Несколько высших офицеров из противного лагеря перешли на его сторону и среди них — Птолемей, сын Фрасея, назначенный позднее Антиохом генерал-губернатором в Келесирии и Финикии. Весной 218 г. война возобновилась. Антиох, перезимовавший в Птолемаиде, двинулся со своим войском на юг, и у Рафии (Телль-Рифах) состоялось решающее сражение (217 г. до н. э.).
Оба войска под личным командованием своих царей в течение пяти дней стояли друг против друга, затем они выстроились в боевом порядке. Мы располагаем об этом весьма подробным рассказом Полибия, в котором отражена также расстановка сил [V, 82]. Оба эллинистических государства мобилизовали для этого столкновения цвет своего войска. Это произошло в то самое время, когда на западе Средиземноморья, в Италии, столкнулись лицом к лицу пунийцы и римляне, причем первыми командовал Ганнибал (битва при Тразименском озере, 217 г.).
Ядро войска составляли как на селевкидской стороне, так и на птолемеевской вооруженные по македонскому образцу фаланги пехотинцев; к этому добавлялись многочисленные отряды наемников и на обеих сторонах — большое количество слонов. Птолемей IV ввел в бой в общей сложности 73 слона, Антиох — всего 60, но меньшее количество слонов у селевкидского царя более или менее компенсировалось лучшими боевыми качествами индийских слонов по сравнению с африканскими. Помимо этого, на обеих сторонах воевали критские наемники, пользовавшиеся славой отличных пращников и лучников.
Исход битвы при Рафии принес Антиоху страшное разочарование. Правда, на правом фланге он добился существенного превосходства над египтянами, но оно было утрачено, как только центр египетского войска под личным водительством Птолемея IV перешел в решительное наступление и погнал перед собой войска царя Антиоха.
Полибий, называющий Антиоха «юным и неопытным» [V, 85, 11], возлагает вину за поражение в первую очередь на самого царя. Судьбу сражения, как было сказано, решила фаланга Птолемея, в которой особенно отличились коренные египтяне. Они здесь впервые появляются как важная составная часть птолемеевского войска. Неужели, однако, египетский царь не был в состоянии мобилизовать достаточное количество македонян и наемников? Этого мы не знаем, но в одном можно быть уверенным: эта победа сильно повысила самосознание египтян.
Потери Антиоха были очень велики. Он недосчитался почти 10 тыс. пехотинцев и более 3 тыс. всадников, тогда как египтяне потеряли якобы всего лишь 1500 пехотинцев и примерно 700 всадников. Однако к сообщениям о потерях египтян следует отнестись с известной осторожностью, поскольку они явно происходят из дружественного Птолемею источника и потому не могут быть абсолютно достоверными.
В дополнение к указаниям Полибия о битве при Рафии есть еще один интересный египетский источник — трехъязычная надпись, найденная в 1924 г. в Пифоме (Телль-эль-Маскутах). Она содержит декрет египетских жрецов — участников собрания, состоявшегося в Мемфисе. Надпись датирована 15 ноября 217 г. до н. э. Сообразно с этим битва при Рафии должна была состояться 22 июня 217 г. После победы Птолемей IV посетил различные святилища в Келесирии и в конце концов начал продвигаться в глубь селевкидской территории, пока ответным ударом сирийцев не был принужден к отступлению. 12 октября того же года он возвратился в Египет; весь поход, начиная с выступления царя из Египта, продолжался всего четыре месяца!
Поражение лишило его противника Антиоха всех надежд, так что тот был рад теперь, что добился у Птолемея IV перемирия на год. За этим перемирием позднее последовало заключение между обоими правителями договора о мире и дружбе. Антиох очень спешил, ибо давно уже пришла пора рассчитаться с Ахеем, который создал в Малой Азии независимую державу. Он даже принял царский титул и таким образом поставил себя на одну ступень с Антиохом III. Однако Антиох никогда не признавал за ним царского титула и, напротив, видел в Ахее, своем двоюродном брате, лишь соперника и узурпатора, которого следовало устранить любым способом.
Операция против Ахея была подготовлена союзом, заключенным между Антиохом III и пергамским царем Атталом I. Ахей вскоре оказался оттесненным в Сарды, а после того, как он вынужден был оставить самый город, продолжал защищаться в крепости — цитадели города. В нем все еще теплилась надежда на помощь извне. В особенности он рассчитывал на поддержку Птолемея IV. Однако положение его становилось безнадежным, и в конце концов хитростью критянина Болида он был захвачен в плен: его обманули, обещав доставить в Эфес, где он был бы в безопасности. Мятежник предстал перед Антиохом. Тот будто бы сначала молча рассматривал Ахея, брошенного связанным у его ног, затем царя охватила жалость, и он якобы пролил горькие слезы над пленником. В царском синедрионе (государственном совете) шли долгие споры, по никто по произнес в защиту Ахея ни единого слова. Он был приговорен к смертной казни: ему отрубили голову, руки и ноги, а тело мятежника было повешено в ослиной шкуре и выставлено напоказ. Когда наконец жена Ахея, дочь понтийского царя Митридата Лаодика, сдала победителю цитадель Сард, с распрями в Малой Азии было покопчено. Военные операции в Анатолии заняли немногим более двух лет (с 216 до 213 г.).
Уже в 212 г. начался поход Антиоха III в Верхние сатрапии. Во время этой кампании царь продвинулся далеко за пределы своей державы на восток и вступил в контакт с индийским царем Софагасеном. Эта экспедиция, вызвавшая к царю Антиоху безграничное восхищение всего греческого мира, была предпринята в то время, когда на Западе карфагеняне и римляне в затяжной войне оспаривали друг у друга господство. Воепный поход Антиоха продолжался в общей сложности восемь лет — с 212 до 205/204 г. до н. э. Новейшие ученые правы, когда они подчеркивают, что такое широкомасштабное