Летом 46 г. Клеопатра вместе со своим братом и номинальным супругом Птолемеем XIV отправилась в Рим. Она прибыла туда по приглашению диктатора, будто бы для заключения союза между Римом и Египтом. Она поселилась в садах Цезаря но ту сторону Тибра; там, на вилле, она принимала посетителей — своего великого патрона и многих других римлян, наперебой оказывавших ей знаки внимания. Однако у истинных республиканцев ее присутствие в римской столице вызывало возмущение, особенно едко и желчно высказывается о египетской царице в своих письмах Цицерон. Клеопатра неоднократно продлевала свое пребывание в Риме, и потому случилось так, что она все еще находилась там в мартовские иды 44 г., когда Цезарь пал жертвой злодейского заговора Брута и Кассия. Спрашивается, не содействовало ли присутствие царицы в Риме возникновению заговора против Цезаря? Это вполне возможно, ибо трудно отрицать, что пребывание Клеопатры в римской столице было бельмом на глазу каждого настоящего Римлянина старого закала. Да и ее покровитель Цезарь был убит прежде всего потому, что он без конца попирал староримские традиции, в частности и своей связью с египетской царицей. Этого римляне не могли ему простить, ибо опасались, как бы он не перенес столицу с берегов Тибра на берега Нила, в Александрию. Впрочем, Клеопатра и после убийства ее патрона оставалась еще несколько недель в Риме. Лишь в письме от 15 апреля 44 г. Цицерон замечает, что бегство царицы его нисколько не расстроило. В Риме радовались, что наконец избавились от нее. А для самой Клеопатры пребывание в Риме после смерти Цезаря утратило всякий смысл.
Вскоре по прибытии Клеопатры в Египет в возрасте 14 лет скончался ее брат и соправитель Птолемей XIV. Хотя заклятый враг царицы Флавий Иосиф утверждает, что Клеопатра устранила своего брата с помощью яда, это по меньшей мере не доказано и, вероятно, является не чем иным, как злостной клеветой. Вместо брата, никогда не возвышавшегося над ролью статиста на тропе фараонов, Клеопатра, следуя в данном случае обычаю египтян, снова выбрала себе соправителя мужского пола — это был тогда всего лишь трехлетний, только выросший из пеленок Цезарион. Тем не менее он стал царем и соправителем. Если Цезарион не мог властвовать в Риме (в завещании Цезаря его имя не упоминалось, напротив, наследником был назван внучатый племянник диктатора Октавиан), то мать но крайней мере хотела обеспечить ему власть над Египтом. Но кто мог ей теперь помочь? И кто мог знать, как окончится борьба за наследство диктатора Цезаря в Риме и Италии? на убийц Цезаря Клеопатра не могла возлагать никаких надежд, впрочем, и на Октавиана и Литония тоже: у них были совсем другие заботы; Египет находился тогда вне их поля зрения. Можно только подивиться энергии царицы, сумевшей сохранить хладнокровие в (сумятице римской гражданской войны. Из своей резиденции в Александрии она внимательно наблюдала за борьбой претендентов, не делая никаких попыток вмешиваться в их споры. Но затем она установила контакт с Корнелием Долабеллой. Однако это был совершенно никчемный человек — исключительно по его вине римские легионы в Сирии перешли на сторону Кассия.
Наконец наступили дни двух битв при Филиппах (октябрь 42 г. до н. э.). Победителями здесь вышли цезарианцы Антоний и Октавиан; побежденные — оба убийцы Цезаря, Брут и Кассий, — ввиду постигшего их поражения покончили с собой. Ярко засияла теперь слава Антония; это его доблестное полководческое искусство сломило противников, между тем как соперник его, Октавиан, содействовал успеху лишь в самой скромной степени.
Солдаты боготворили Антония, он был любимцем женщин, расточительным, щедрым, великодушным, безудержно предававшимся своим страстям. Деньги имели для него лишь тот смысл, что их можно было разбрасывать полными пригоршнями. С невероятной щедростью дарил он привилегии и свободы городам и гражданам. Его окружение по преимуществу составлял беззаботный народ: актеры, танцовщицы и музыканты; все они находили в нем доброжелательного патрона, а оп, со своей стороны, необузданно предавался удовольствиям, когда не приносил жертвы богу войны Марсу, Он чувствовал себя земной копией бога Диониса, а греки, радовавшиеся избавлению от вымогательств, которыми их донимали убийцы Цезаря, почитали его в такой степени, как это уже давно, с незапамятных времен, не было более в обычае.
Антоний сильно отличался от Цезаря. Он был на 15 лет моложе и старался подражать своему великому предшественнику, но не мог сравняться с ним в самом существенном. После битвы при Филиппах Антоний, несомненно, был самым знаменитым человеком своего времени, он чувствовал себя некоронованным царем всего Востока. В свои планы он хотел включить также Египет. С этой целью он послал в Александрию своего друга Кв. Деллия, и тот передал царице требование, чтобы она оправдалась перед Антонием за свое поведение во время гражданской войны. Возможно, что какую-то роль в решении Антония сыграло любопытство: ведь он ужо в 55 г. видел Клеопатру в Александрии, и от него не укрылось, что это была выдающаяся женщина. О ее очаровании и уме рассказывали сущие чудеса.
Царица повиновалась и в 41 г. прибыла на корабле в Таре (в Киликии). Она поднялась вверх по реке Кидп, причем не на обычном, употреблявшемся в ту пору для путешествий корабле, а на роскошной барке, где паруса были окрашены в пурпур — цвет царей, весла были обиты серебром, а в такт их ударам раздавались нежные звуки флейт. Сама царица возлежала в роскошном, сотканном из золотых нитей шатре, по сторонам от нее стояли одетые эротами мальчики, держа в руках разноцветные опахала, а рядом с ними — служанки, подобные нереидам и сиренам. Сам корабль распространял все благоухания Востока. Навстречу ему столпился народ: все спешили к реке, и Антоний — первый раз в своей жизни после битвы при Филиппах — остался на торговой площади Тарса в полном одиночестве. Клеопатра отклонила его приглашение к обеду, более того, она ответила встречным приглашением. Антоний без колебаний принял его и, не желая и не подозревая того, вскоре полностью очутился в плену чар египтянки, от которых ему уже не суждено было освободиться. Не удивительно, что все ее желания выполнялись им отныне безотказно. Когда она потребовала, чтобы ее избавили от родной сестры Арсинои, Антоний поспешил исполнить и эту просьбу. Хотя Арсиноя находилась далеко от Египта, Клеопатра видела в сестре опасную соперницу. Арсиною постиг печальный конец: ее силой вытащили из храмового убежища в Эфесе, где она искала спасения, и предали смерти. Это была расправа, противоречившая всякому праву.
Однако ни Клеопатра, ни Антоний нимало не беспокоились об этом — жизнь человека они ни во что по ставили. Кто становился им поперек пути, должен был погибнуть. Любовь и свирепость, чувственность и жестокость, симпатии и ненависть одновременно уживались в душе царицы, с юных лет познавшей силу женских чар. Она прибегала к ним всякий раз для достижения личной или политической выгоды. Пожалуй, она никогда не была наивной влюбленной — ни в своих отношениях с Цезарем, ни тем более с Антонием. И что самое важное: своим топким, изощренным умом она полностью покоряла своих возлюбленных; они никогда уже по могли освободиться от ее чар, и не случайно, что отношения Клеопатры как с Цезарем, так и с Антонием кончились гибелью обоих.
Зиму 41/40 г. до н. э. неразлучная пара провела в Александрии. Это было время, заполненное празднествами, беспутством и. рафинированными развлечениями, какие только способен был породить один из центров античного мира. Ведущую роль, по-видимому, играла царица, Антоний же целиком подпал под ее влияние. Клеопатра была неистощима в изобретении все новых удовольствий, и развлечения не прекращались ни днем, ни ночью. Она участвовала в игре в кости, в продолжительных пирушках, в охоте, она присутствовала при фехтовальных занятиях Антония (он не прерывал их и в Александрии, чтобы не изнежиться вконец), а когда темнело, они устремлялись переодетыми на улицы города, вытворяя всевозможные шутки над испуганными обывателями. На Клеопатре был наряд служанки, ее возлюбленный облачался в одежду простого раба. При этом подчас доходило до жестоких потасовок, поскольку горожане не всегда знали, с кем имеют дело, хотя и угадывали в странных фигурах Антония и Клеопатру.
Впрочем, как полагает Плутарх [Антоний, гл. 29], александрийцы не так уж и негодовали по поводу выходок влюбленной пары, напротив, эти проделки их забавляли. Они говорили, что римлянам Антоний показывает свой трагический лик, а им — комический. И далее Плутарх рассказывает о смешной сцене, происшедшей во время рыбной ловли. Антоний, которому в этот день мало везло, велел насадить на крючок рыбу, пойманную им ранее. Но ему снова не повезло. Клеопатра подсмотрела это и приказала одному из слуг нырнуть и прицепить к крючку своего друга засоленную понтийскую сельдь. Когда Антоний радостно вытащил удочку из воды, поднялся поистине гомерический хохот. Однако Клеопатра быстро оцепила ситуацию и крикнула расстроенному любителю рыбной ловли: «Император, отдай свою удочку рыбакам{92} Фароса и Канона! Твое призвание — не рыбная ловля, а охота на города, царства и целые материки».
Если эта история и не соответствует действительности, то она все же неплохо придумана: насмешка и лесть в выходке Клеопатры тесно сплетены воедино. Но все эти проделки не могут скрыть того, что в действиях царицы присутствовал и трезвый политический расчет. В 41 г. Антоний был самым могущественным человеком на земле, перед ним склонялись народы Переднего Востока, его пороги обивали посланцы со всех концов света, и даже на западе Римской державы, в Галлии и Италии, у Антония были многочисленные приверженцы, готовые поддержать его. Все эти обстоятельства Клеопатра не только хорошо знала, по и вполне могла оценить по достоинству. Если бы ей удалось надолго привязать к себе этого человека, то отблеск его славы должен был коснуться и ее. На вопрос, кто был движущей силой в этом союзе, можно с уверенностью