и с Октавией, так что неограниченной хозяйкой положения осталась Клеопатра.
Однако небо над Александрией было далеко не безоблачным. В 33 г. Антоний еще раз побывал в Армении. Для нового парфянского похода времени уже не было, ибо начались военные приготовления против соперника на западе — Октавиана. Сухопутное войско было передислоцировано с востока на запад, и легионы из Армении двинулись в Западную Анатолию. Своей ставкой Антоний избрал знаменитый древнегреческий город Эфес, куда за ним последовала в том же году и Клеопатра. Между Октавианом и Антонием завязалась переписка, по откровенности не оставлявшая желать лучшего. Особенно не стеснялся в выражениях Антоний, раздраженный различными предпринятыми против него мерами соперника. Октавиан был возмущен тем, что Антоний признал законными своих детей от Клеопатры, и прежде всего тем, что он согласился считать Цезариона сыном Цезаря. Октавиан по мог относиться к этому иначе, как к выпаду против него самого, рассматривавшего только себя наследником великого Цезаря. Короче говоря, напряженность в отношениях между двумя властителями стала очевидна для всего мира. Однако не нашлось человека, готового их примирить. Впрочем, это бы вряд ли удалось, ибо, пока Антоний держался за свой брак с Клеопатрой, ему трудно было рассчитывать на понимание в Риме.
С другой стороны, Клеопатра сумела стать незаменимой для триумвира. И прежде всего целиком зависел от посылавшихся Клеопатрой морских транспортов с провиантом флот Антония. Сама Клеопатра не оставляла его более ни на миг, причем выказывала полное неуважение к римским обычаям. По-прежнему влюбленный в нее Антоний допускал, чтобы Клеопатра, передавая любовные записки, мешала ему проводить судебные заседания, а когда однажды, при разборе дел на эфесской агоре, она велела пронести себя мимо в паланкине, Антоний будто бы тут же все бросил, устремился к Клеопатре и проводил ее до экипажа. Все это были факты сами по себе совершенно безобидные, однако распространители слухов с жадностью кидались на каждое такое сообщение, так что друзьям Антония в Риме приходилось очень трудно. Они послали поэтому к Антонию Геминия, но тот ничего не смог добиться у триумвира, тем более что Клеопатра почуяла в нем противника. Передают, что Геминий просил Антония, притом в присутствии царицы, чтобы он отослал ее обратно в Египет, на что Клеопатра якобы сказала: «Ты правильно поступил, Геминий, сказав правду, не дожидаясь пытки». Этот анекдот не очень Достоверен, но еще менее правдоподобен другой — по по» воду высказывания Кв. Деллия. Он будто бы упрекнул царицу, что она подает своим друзьям кислое вино, тогда как друзья Октавиана могут попивать в Риме фалернское.
В Риме Октавиан узнал от перебежчиков Мунация Планка и Тития о завещании Антония, оставленном на хранение у весталок. Октавиан, без всякого на то права, принудил их отдать ему этот документ. В нем среди прочего значилось, что Антоний желает быть погребенным в Александрии рядом с Клеопатрой. Кроме того, в завещании содержались важные распоряжения, сделанные в интересах детей Антония от Клеопатры, равно как и прямое признание Цезариона сыном Цезаря. Нужны ли были дальнейшие доказательства того, что Антоний забыл о своем отечестве и наряду с египетской царицей стал врагом Рима?
Между тем Антоний перенес — примерно в апреле 32 г. до н. э. — свою главную ставку из Эфеса на остров Самос. Здесь, среди избранного общества царей и династов, устремившихся сюда со всего Переднего Востока, от Сирии до Армении, для него началась новая полоса в жизни, отмеченная всякого рода торжествами и празднествами. В главной квартире толпились актеры и музыканты, театральные постановки чередовались с состязаниями во всех видах искусств, и каждый город на подвластной триумвиру территории будто бы должен был предоставить по быку для жертвоприношений. Чужеземные цари состязались друг с другом в подношениях и представлениях; короче говоря, это была пестрая ярмарка, на которой перед всем светом демонстрировались роскошь и могущество Антония. Когда он приблизительно в мае 32 г. переехал в Афины, торжества продолжались и здесь. Перед этим Антоний отпустил обратно в Приену дионисийских технитов, предоставив им многочисленные привилегии. Клеопатра по-своему старалась завоевать благосклонность афинян, которые до нее восхищались Октавией. В знак благодарности царице город издал ряд почетных декретов, а среди депутатов, возложивших эти постановления к ее ногам, находился также Антоний — ведь он тоже обладал правами аттического гражданства.
В отношении Октавии он проявлял теперь полную бесцеремонность, даже жестокость. Он приказал ей оставить его дом в Риме и взять с собой детей; лишь Фульвию, старшему сыну Антония от Фульвии, позволено было остаться в его доме. Вместе с этим распоряжением Антоний переслал ей наконец и письмо о разводе, написанное под давлением Клеопатры (май — июнь 32 г.). Тем самым Антонин порвал последнюю формальную связь, которая еще соединяла его с римской женой. Так, Клеопатра, хотя и поздно, одержала окончательную победу над соперницей, которую она видела в Риме много лет назад.
В Риме же держались того мнения, что Антоний потерял рассудок и стал послушным орудием в руках египетской колдуньи. Он полностью лишился своей волн, важно было лишь то, что признавали правильным советники царицы и ее камеристки Ирада и Хармион. Так, во всяком случае, судил Октавиан. Конечно, это не соответствовало действительности, и Октавиан это хорошо знал, по таким образом он мог убедить тех, кто все еще был предан Антонию, в бессмысленности их действий. Антоний стал пленником египтянки — таково было господствующее мнение в Риме.
Между тем для Антония наступило время позаботиться наконец о стратегическом плане военных действий. Наступать или защищаться — таков был вопрос, который должен был обсудить штаб Антония. Антоний высказался за оборону. При этом, разумеется, было принято во внимание желание Клеопатры. Можно даже предположить, что военный план был обсужден с ней во всех деталях. Принятое решение оказалось крайне неудачным: намеревались защищать невероятно растянутую позицию, простиравшуюся от Кирены до Коркиры. Эта диспозиция требовала перенапряжения сил союзников и, кроме того, противоречила элементарному стратегическому принципу, который Фридрих Великий сформулировал следующим образом: «Кто хочет защищать все, тот не защищает ничего». Главную часть своего флота Антоний сконцентрировал у побережья между островом Коркирой и Акарнанским материком. Здесь находились также 200 кораблей из Египта. Все это должно было помешать вторжению Октавиана; иными словами, исход войны хотели решить на море. Однако Октавиан не доставил своим противникам такого удовольствия. Наоборот, маневрами превосходного полководца М. Випсания Агриппы флот Антония был загнан в Актийский залив; вскоре у него начало иссякать продовольствие, поскольку снабжение огромных людских масс по суше натыкалось на значительные трудности.
В конце концов у Антония остались только две возможности: либо попытаться прорвать блокаду, и тогда основная масса сухопутного войска оказалась бы предоставленной своей судьбе, либо же вместе с сухопутным войском отступить в Среднюю Грецию или Македонию, но в этом случае брошенным на произвол судьбы оказался бы флот. Последнее было невыгодно, поскольку врагу был бы отдан Египет. Ввиду этого в военном совете верх одержало мнение Клеопатры: она высказалась за отвод сухопутного войска и за прорыв флотом морской блокады. Ничто не могло более убедительно доказать, как сильно был привязан Антоний к Клеопатре даже в вопросах стратегии. Однако что он стал бы делать без Клеопатры? Если бы был потерян Египет, то вся структура, созданная им на Переднем Востоке, рухнула бы как карточный домик — с властью Антония на Востоке было бы покопчено раз и навсегда.
Посмотрим теперь, как обстояло дело с соотношением сил в битве при Акциуме. По Плутарху [Антоний, 61], Антоний располагал 500 линейными кораблями, частично восьми- и даже десятипалубными, а кроме того, армией из 100 тыс. пехотинцев и 12 тыс. всадников. Под его знаменами стояли многочисленные цари и династы: свои отряды прислали царь Мавритании Бокх, царь Верхней Киликии Таркопдем, Архелай Каппадокийский, Филадельф Пафлагонский, Митридат из Коммагены и фракийский царь Садал. Эти правители и сами присутствовали в битве при Акциуме{96}, кроме того, войска поставили арабский царь Малх, Ирод Иудейский, царь Ликаонии и Галатии Аминта, а также мидийский царь. Напротив, у Октавиана в распоряжении было лишь 250 военных кораблей, 80 тыс. пехоты и 12 тыс. всадников. Из этих данных с очевидностью следует, что Антоний ввиду своего численного превосходства вполне мог бы взять верх, однако ему крайне мешало то, что он непрерывно оглядывался на Клеопатру, и именно в этом надо искать причину его поражения. У Плутарха можно еще прочитать, что у Антония были трудности с комплектованием экипажей для своих огромных кораблей, так Что командиры кораблей должны были прибегать к помощи совершенно неподготовленных людей, среди которых имелись даже бродяги и погонщики ослов. Корабли Антония были страшно неповоротливы в отличие от быстрых и подвижных кораблей противника. Это обстоятельство в сочетании с более искусным руководством М. Випсания Агриппы должно было доставить безусловное преимущество Октавиану.
То, что произошло 2 сентября 31 г. до н. э. в морском сражении у Акциума, сводится, по существу, к попытке прорыва, которая была предпринята Клеопатрой и в общем вполне удалась. С 60 кораблями она заняла позицию позади фронта, чтобы выждать удобного момента для своего рискованного маневра. Антоний, по всей видимости, не рассчитывал на победу, ибо еще перед началом военных действий распорядился сжечь часть своих кораблей. Для битвы он выделил лишь 60 судов. На них была посажена отборная часть его войска; эти воины должны были составить ядро новой армии, которую он рассчитывал сформировать в другом месте, вероятнее всего в Египте и прилегающих к нему областях.