ви тело покойного было предано земле здесь же, в церкви, рядом с бывшей правительницей Анной Леопольдовной.
Гроб опустили в могилу без орудийного салюта и без колокольного звона. Но не только это отличало его похороны от похорон других российских монархов: ему предстояло лежать в этой могиле только 33 года. А 18 декабря 1796 года по распоряжению сына его Павла Петра хоронили вторично вместе со скончавшейся накануне Екатериной II и рядом с нею. Однако об этом мы расскажем позже.
Сразу после смерти Петра начали распространяться слухи о чудесном спасении низложенного императора. В разных местах России один за другим стали появляться Лжепетры. В 1764 году возле Курска объявился первый из них, оказавшийся разорившимся купцом Антоном Асланбековым. Затем в Нижегородском уезде явился второй Лжепётр — беглый рекрут Иван Евдокимов, а вслед за ним, в 1765 году, под Воронежем, — однодворец Гаврила Кремнев. Он появлялся перед народом уже не в одиночку, а для вящей убедительности представлял народу и двух «генералов» — Петра Румянцева и Алексея Пушкина — на самом деле беглых крепостных. Кремнев приводил поверивших ему крестьян к присяге, обещая им освобождение от податей и прощение колодникам. И, наконец, на Северском Донце, в окрестностях Изюма объявился ещё один самозванец — Пётр Чернышов — беглый солдат, происходивший из однодворцев.
По-видимому, не случайно все эти «Пётры Фёдоровичи» происходили из наиболее угнетённых и обездоленных — крепостных крестьян, беглых рекрутов, солдат.
Такие же несчастные, как и те, кто выдавал себя за бывшего императора, с охотой поддавались на обман, не видя никакой иной возможности для улучшения собственной жизни и искренне надеясь на внезапно представившееся им чудо.
Такое доверие объяснялось ещё и тем, что кратковременное царствование Петра III, длившееся всего полгода, оставило его малоизвестным народу России. К тому же он мало ездил, его традиционным маршрутом была дорога Петербург — Москва. Вследствие этого авантюристы разного толка легко впадали в соблазн выдавать себя за чудесно спасшегося Петра III. И если это было справедливо по отношению к России, то тем более неизвестным оставался Пётр III за границей. И потому и там появились подымёнщики, как тогда называли самозванцев, выдававшие себя за Петра III.
В 1766 году, почти одновременно с отечественными «подымёнщиками», на Балканах, в Черногории, в деревне Майна объявился ещё один Пётр Фёдорович, на самом деле — Степан Малый, нанявшийся батраком к богатому крестьянину Вуку Марковичу. Он оказался искусным целителем, не бравшим плату до выздоровления больного. Вскоре о нём стали говорить, что Степан не кто иной, как российский император Пётр III.
Несколько черногорцев, побывавших в России и, по их словам, видевших Петра III, единогласно подтвердили, что Степан — истинный Пётр Фёдорович.
Популярность Степана Малого объяснялась традиционными симпатиями черногорцев к России, и в октябре 1767 года черногорские старшины признали его Петром III, а вслед за тем скупщина страны объявила «Петра III» своим правителем. Однако Венецианская республика и Оттоманская империя тут же потребовали выдачи самозванца и лишения его трона. Черногорцы категорически отказали им в этом, и «Пётр III» остался на престоле.
В 1773 году он был заколот кинжалом наёмного убийцы, подосланного турками. Однако со смертью Степана Малого легенда о чудесно спасшемся Петре III не умерла. Ещё до убийства черногорского самозванца в конце 1772 года новый Пётр Фёдорович объявился на Яике, в шестидесяти вёрстах от Яицкого городка, на Таловом умёте (умёт — одинокое жилище в степи, заимка, хутор, постоялый двор, станция на солевозных трактах в Поволжье и Прикаспийской низменности). Этим новым самозванцем оказался казак донской Зимовейской станицы Емельян Пугачёв.
Однако Пугачёв стоит особняком в ряду самозванцев, ибо размах его деятельности несравним с их масштабами, и к нему мы ещё вернёмся.
Что же касается зарубежья, то должен быть упомянут и венгерский крестьянин Подивин Сабо, поднявший восстание в Чехии в марте 1775 года, но тотчас же разгромленный войсками императора Иосифа II.
И наконец, целый клубок авантюристов, связывавших себя с Петром III, возник в 70-х годах XVIII века.
Некто Сенович, также черногорец, после смерти Степана Малого объявил себя Петром III, но был тут же разоблачён самими земляками и бежал в Польшу. Там он принял фамилию Варт, которую в России носила известная английская авантюристка, герцогиня Елизавета Кингстон, познакомившаяся с Сеновичем. Но тем альянс не ограничился: в 1774 году Кингстон познакомилась со знаменитой княжной Таракановой, выдававшей себя за дочь Елизаветы Петровны.
«Пять предметов» государыни
1сентября 1762 года Екатерина выехала в Москву на коронацию, а ещё через двенадцать дней, в пятницу, 13 сентября, совершился её торжественный въезд в Первопрестольную. Под звон колоколов и грохот пушек Екатерина двигалась по Тверской, убранной гирляндами цветов, украшенной вывешенными коврами, гобеленами и густой зеленью ельника.
Она ехала в открытой коляске, окружённая эскортом конногвардейцев, вдоль стоящих шпалерами десяти полков, одетых в парадные мундиры и сверкающие каски.
22 сентября в 10 часов утра началась церемония коронации, завершившаяся тем, что Екатерина из Успенского собора прошла в соборы Архангельский и Благовещенский, где прикладывалась к святым мощам и самым почитаемым иконам. Во время её шествия по территории Кремля полки «отдавали честь с музыкою, барабанным боем и уклонением до земли знамён, народ кричал «ура», а шум и восклицания радостные, звон, пальба и салютация кажется воздухом подвигли, к тому ж по всему пути метаны были в народ золотые и серебряные монеты».
Коронационные торжества продолжались семь дней. В первый день в Кремле три часа били фонтаны белого и красного вина, всех, свободно входивших в Кремль, бесплатно угощали жареным мясом и продолжали бросать им монеты. То же самое происходило и на седьмой день торжеств. Затем официальное празднество сменилось «празднеством партикулярным» в домах московской знати.
Хлебосольная и щедрая аристократия Москвы на сей раз превзошла самое себя — балы, парадные обеды, маскарады, фейерверки и прочие увеселения длились с октября 1762 года до июня 1763-го.
Главным распорядителем коронационных торжеств был действительный камергер генерал-майор и кавалер ордена Александра Невского Григорий Григорьевич Орлов.
В эти же дни все пять братьев Орловых были возведены в графское достоинство, а Григорий кроме того был пожалован и званием генерал-адъютанта. На графском гербе Орловых был начертан девиз: «Храбростью и постоянством».
Екатерина начала царствование милостью к недругам и наградами друзьям. Она сразу же встала над дворцовыми партиями и распрями, и подобно тому, как была безусловным лидером в удачно проведённом заговоре, столь же уверенно и твёрдо повела за собою государство.
Восемнадцать лет, проведённые ею в России, не прошли даром: она хорошо знала страну, её историю, её народ, понимала, с кем и с чем имеет дело, и не строила наивных и беспочвенных иллюзий относительно положения дел. С первых же дней царствования Екатерина проявила великолепные деловые качества: необычайную работоспособность — до двенадцати часов в сутки, а при необходимости и более, умение подбирать себе знающих и надёжных помощников, способность быстро и основательно вникать в суть самых разных сложных проблем.
Во внутренней политике она сделала главным принципом рост силы государства, поставив на первое место интересы России. В одном из первых заседаний Сената она узнала о недостаточности денег в казне и отдала собственные средства, заявив, что «принадлежа сама государству, она считает и всё принадлежащее ей собственностью государства, и на будущее время не будет никакого различия между интересом государственным и её собственным». Яри этом она исходила из принципа превосходства интереса государства над интересом отдельной личности, утверждая: «Где общество выигрывает, тут на партикулярный ущерб не смотрят».
Позднее Екатерина сформулировала и иные важнейшие принципы своей политики, названные ею «Пятью предметами» : «Если государственный человек ошибается, если он рассуждает плохо, или принимает ошибочные меры, целый народ испытывает пагубные следствия этого. Нужно часто себя спрашивать: справедливо ли это начинание? — полезно ли?» — писала императрица. И, перечисляя «Пять предметов», указывала:
«1. Нужно просвещать нацию, которой должен управлять.
2. Нужно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и заставить его соблюдать законы.
3. Нужно учредить в государстве хорошую и точную полицию.
4. Нужно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.
5. Нужно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям. Каждый гражданин должен быть воспитан в сознании долга своего перед Высшим Существом (так Екатерина вслед за французскими энциклопедистами называла Бога), перед собой, перед обществом, и нужно ему преподать некоторые искусства, без которых он почти не может обойтись в повседневной жизни».
Исходя из «предмета пятого», Екатерина видела смысл внешней политики в соблюдении собственных интересов России. Ни от кого не зависимая Россия, преследовавшая только свои «резоны и выгоды, свой авантаж и профит», как тогда говорили, приобрела гораздо большее значение в мировой политике и вскоре добилась наивысших успехов.
Однако достичь этого Екатерине удалось не сразу и не без борьбы с извечной рутиной, политическими противниками и подстерегавшими на каждом шагу опасностями переворотов и заговоров.
Об административной канцелярской рутине весьма красноречиво говорит хотя бы такой факт. На одном из первых заседаний Сената Екатерина спросила, есть ли в Сенате реестр городов? Его не оказалось, хотя Сенат назначал в города воевод. Не было даже карты России. Тогда Екатерина послала сенатского служителя в Академию наук, дав ему пять рублей, велела купить географический атлас Кириллова, изданный ещё за тридцать лет до того, и подарила его Сенату.