– Тогда мне придется выйти, а затем уже войти заново. В день королевской охоты.
Таким образом, у Нины оставалось два дня, чтобы подготовиться. В ее мозгу уже начал формироваться план. Ей придется связаться с Рингсой и попросить флакон духов у садовника.
Ханна застонала.
– Я надеялась, что мы придумаем уважительную причину для отсутствия.
– А я думала, ты ухватишься за шанс снова прокатиться верхом.
– В дамском седле? Преследуя несчастного оленя, которого никто не станет потом есть, зато его рога прибьет над камином какой-нибудь толстяк.
– Мы можем уговорить принца раздать это мясо бедным. И считай дамское седло… вызовом.
Ханна кинула на нее испепеляющий взгляд. Вечеринки, балы и прочие светские развлечения Сердцевины вымотали ее, а вот Нину, наоборот, заставили ожить. Ей нравилось наряжаться вместе с Ханной, нравилась людская круговерть, и у нее наконец-то появилась возможность собрать нужные ей сведения.
Благосклонность принца служила пропуском на лучшие приемы, а еще она почти весь вчерашний вечер подслушивала разговоры Брума с Редвином, пока те ужинали копченым угрем с маринованным луком и обсуждали планы создания какого-то нового оружия. Личина Милы Яндерсдат делала ее практически невидимкой – молодая женщина без связей, не особо сообразительная или осведомленная, с радостью прислуживающая своей госпоже, – для всех, кроме королевы. Королева Агата следила за Ниной на каждом приеме. Она и прежде была благочестива, посещала часовню Священного источника каждое утро и вечер, чтобы помолиться Джелю о здоровье сына. Но с тех пор, как Расмус пошел на поправку, она стала еще более религиозной. Неплохой первый шаг.
– Нам не придется ехать на охоту, – сказала Нина. – Нам просто нужно будет выбраться наружу, а потом уговорить твоего отца взять нас с собой в сектор дрюскелей.
– Он этого не сделает! Женщинам туда нельзя.
– Даже в псарни?
Ханна замялась.
– Я знаю, что он водил маму посмотреть на волков.
– И ты бывала внутри.
– Я же говорила, это было много лет назад.
– Тебе нравилось ходить с ним, правда?
Маленькая девочка-гриш, даже не понимающая, кто она на самом деле, сопровождала своего отца – охотника на ведьм на работу.
– Мне нравилось проводить с ним время везде. С ним… с ним было весело.
– С Ярлом Брумом?
– Когда я была очень маленькой. А потом… он не то чтобы изменился. У него всегда был суровый нрав, но… Ты когда-нибудь видела окаменевший лес? Деревья все еще выглядят как деревья, но уже не гнутся на ветру. Не шелестят листвой. Он стал могущественным коммандером Брумом, несгибаемым, беспощадным охотником на ведьм, Серпом Фьерды. Чем больше похвал на него лилось, тем меньше он напоминал моего отца.
«Такова Фьерда», – подумала Нина, и уже не в первый раз. Ей не было жаль Ярла Брума, вне зависимости от того, каким отцом он был в молодости. Но она понимала, что все началось не с него и на нем не закончится. Фьерда, со своими суровыми традициями и застарелой ненавистью, взращивала в мужчинах гнев и стыд. Слабые здесь становились еще более слабыми, а сильные – жестокими.
– Можешь нарисовать мне план зданий в секторе дрюскелей?
Ханна тяжело вздохнула.
– Это, наверное, самая худшая идея из всех, что приходили тебе в голову.
– Может и так, но план-то ты мне нарисуешь?
– Нарисую, но тебе все равно придется проходить через ворота.
– Не беспокойся, Ханна Брум. У меня дар обходить фьерданскую защиту.
14. Зоя
– Где она?
На дирижабле они добрались до поля в нескольких милях от санатория, и всю дорогу солнечные солдаты изгибали свет вокруг судна, чтобы замаскировать их полет. Этот трюк придумал Давид, а впервые использовала Алина, скрываясь от войск Дарклинга во время гражданской войны. Зоя помнила тот кошмарный полет из Прялки – когда они час за часом призывали ветер, чтобы оторваться от преследователей. В тот самый день Адрик лишился руки из-за теневых солдат Дарклинга.
Сейчас она смотрела на Дарклинга, сидящего напротив нее в экипаже. Он был закован в кандалы по рукам и ногам, и снаружи карету сопровождали четверо солнечных солдат. Остальной взвод отправился вперед, чтобы подготовить санаторий и обеспечить безопасность.
На корабле Дарклинг летел с завязанными глазами, а теперь окна экипажа были прикрыты занавесями, мешавшими разглядеть пейзаж, но пропускавшими дневной свет. Чем меньше он знал о том, куда они едут, тем лучше. Несмотря на сковывающие его цепи, необходимость делить с ним экипаж, где по углам собирались тени, вызывала беспокойство.
«У него нет силы», – приходилось ей повторять про себя. И она знала, что ему так же нелегко, как и ей. Воспоминание о том, какое лицо у него было при взлете дирижабля, будет радовать ее до конца ее дней.
– Где она? – повторил он, и его серые, словно кварц, глаза блеснули в сумраке. – Сейчас-то ты уже можешь мне сказать.
– А ты разве сам не знаешь? – притворно удивилась Зоя. – Твоя драгоценная Елизавета была практически всеведущей.
Дарклинг изучал задернутую занавеску так, словно за ней открывался великолепный вид.
– Она мне не сказала.
Зоя даже не потрудилась скрыть свою радость.
– Ревнивая святая. Кто бы мог подумать? Я расскажу тебе о встрече после того, как ты расскажешь о терновом лесе. Монастырь, о котором ты рассказывал, настоящий?
– Настоящий.
– Но здесь какой-то подвох, так?
– Вероятно, он расположен в Сикурзое.
В горах на границе Равки и Шухана. Пологие холмы патрулируют шуханские солдаты, а на горные склоны за ними весьма нелегко взбираться. Но Тамара нашла бы способ довести их туда, куда нужно.
– Неудобное препятствие, но едва ли непреодолимое.
– Вероятно, что тропу к этому монастырю завалило оползнем около трех сотен лет назад, и только монахам известен путь сквозь него.
– Мы просто пройдем поверху.
– Вероятно, что на протяжении трех сотен лет до этого никто не видел и не слышал этих монахов.
– Святая кровь, – выругалась она. – Так ты понятия не имеешь, есть ли у этих монахов семена терна.
– Я знаю, что у них они есть.
– Ты даже не знаешь точно, существуют ли сами монахи!
– Возможно, это вопрос веры. Ты думаешь о том, чтобы убить меня, Зоя?
– Да.
– Твой король этому не обрадуется.
– Я не собираюсь этого делать. Мне просто нравится об этом думать. Это успокаивает, как приятная, легкая мелодия. Кроме того, смерть слишком хороша для тебя.
– Вот как? – В его голосе прозвучало нечто похожее на любопытство. – А что бы могло стать для меня достойной расплатой? Вечность в муках?
– Неплохо для начала. Хотя позволить тебе жить дальше, долго жить, без твоей силы тоже отличный вариант.
Теперь его лицо заледенело.
– Не совершай ошибку, Зоя Назяленская. Я прожил сотни жизней, умер и вернулся на эту землю не для того, чтобы прожить обычным человеком. Я найду путь к моей силе. Тем или иным способом я избавлюсь от остатков душонки Юрия. Но обисбайя – единственный способ для твоего короля избавиться от демона и для мира избавиться от Каньона. – Он откинулся на спинку сиденья. – Я слышал, на твою жизнь покушались.
Проклятье. Кто из стражей проболтался? И что он успел подслушать?
– Чем могущественнее ты становишься, тем больше у тебя врагов, – сказал он. – Апрат весьма плохой враг.
– С чего ты взял, что за нападением стоит Апрат?
Из убийцы удалось вытащить немногое, но он определенно был из святых стражей Апрата. Зоя подозревала, что устранить ее Апрат решил не столько из-за того, что ее называют святой – хоть и это было довольно раздражающим, – сколько для того, чтобы ослабить войска Равки. Его фанатичные последователи с радостью совершили эту попытку.
Самодовольная улыбка скользнула по губам Дарклинга.
– После сотен лет нетрудно поднатореть в догадках. Апрату нужны святые, которыми он может управлять. Слабая девчонка, а еще лучше мертвая. Это убийство превратилось бы в твою мученическую смерть.
– Я не святая. Я – солдат.
Он попытался развести руками, но на запястьях предупреждающе звякнули кандалы.
– И все же, разве мы не творим чудеса?
– Юрий точно еще там, и это он разглагольствует, да? – Эта поездка начинала казаться бесконечной. – Я не творю чудеса. Я практикую Малую науку.
– Ты не хуже меня знаешь, что когда-то грань между святым и гришом была размыта. То было время чудес. Возможно, это время вот-вот наступит снова.
Зоя не желала иметь с этим ничего общего.
– А когда один из убийц Апрата проскользнет мимо моей охраны или фьерданская пуля попадет мне в сердце, я воскресну, как Григорий? Как Елизавета? Как ты?
– А ты так уверена, что тебя можно убить?
– О чем это ты говоришь?
– Силу, которой я владею, которой владели Елизавета, Григорий и Юрис и которая теперь течет по твоим венам, не так-то легко стереть из этого мира. Ты можешь подстрелить птицу в небе. Но вот поразить само небо намного сложнее. Только наша собственная сила может уничтожить нас, и даже это не гарантирует успех.
– А как насчет твоей матери?
Взгляд Дарклинга снова скользнул к занавешенному окну.
– Давай не будем говорить о прошлом.
Она была Зоиной наставницей, почитаемой и обожаемой, безмерно могущественной.
– Я видела, как она бросилась с вершины горы. Она пожертвовала собой, чтобы остановить тебя. Это была ее мученическая смерть?
Дарклинг ничего не ответил. Но Зоя уже не могла остановиться.
– Григория сожрал медведь. Елизавету четвертовали. И они все равно воскресли. В Элбьенских горах рассказывают истории о Темной Матери. Она появляется, когда ночи становятся длинными. И крадет жар из кухонных очагов.
– Лжешь.
– Возможно. Всем нам есть что рассказать.
Зоя подняла занавеску, затем опустила стекло и вдохнула морозный зимний воздух.
Деревья стояли укутанные в снегу, ветви берез блестели от наледи.