У королевы вырвалось рыдание.
– Мне нужна была ее помощь!
– Джель прощает вас за это. – «А я – нет, – подумала Нина. – Ваш древесный бог слишком уж великодушен». – Но он не простит новых убийств гришей. Только не тогда, когда одному из них ваш сын обязан жизнью.
– Я… но как я могу остановить все это? Наш народ хочет войны.
– Так вам сказали или вы узнали это сами? Ваши генералы хотят войны. Простые люди хотят, чтобы их сыновья и дочери остались в живых. Они хотят мирно жить в своих домах и растить хлеба. Так кого вы станете слушать – генералов или Джеля? Выбор за вами.
Нина вспомнила строчку из книги о святых, прочитанную когда-то в детстве: «Вы можете выбрать путь веры или путь страха. Но лишь один путь приведет вас туда, куда вы стремитесь попасть».
– Я не знаю, что мне делать.
– Знаете. Прислушайтесь. Вода слышит и понимает.
Она поклонилась и повернулась к выходу.
– Ты смеешь показывать мне спину?
Рискованный шаг, но Нина должна была продемонстрировать Агате, что она закована в броню веры. Она не могла позволить себе выказать страх.
– Вам следовало бы беспокоиться о Джеле, моя королева, – заметила она. – Сделайте так, чтобы он не повернулся к вам спиной.
Она выскользнула из тронного зала и поспешно зашагала по коридору. Зашла ли она слишком далеко или это было в самый раз? Приведут ли посаженные ею семена к миру? Или она просто поставила под угрозу свою жизнь и жизнь Ханны?
Сейчас раздумывать над этим было незачем. Она сделала свой выбор, и впереди ждало еще много работы. До этого рассудок ее был затуманен, и она не придала значения словам, которые Брум произнес под дверью комнаты, но теперь в мозгу вспыхнуло слово – «Дрокстеринг». Дрюскели сегодня ночью уйдут в лес, далеко от Ледового Двора, чтобы отпраздновать подлое нападение на Равку.
И у нее появится шанс помочь Магнусу Опьеру сбежать из сектора дрюскелей. Равка истекала кровью, и Нина была не в силах исправить чудовищный ущерб, нанесенный врагами. Но Николай Ланцов все еще был жив. А значит, была жива и надежда. Она могла нанести удар по Фьерде и, возможно, обеспечить своему королю небольшое преимущество в этой борьбе.
Пришло время устроить кое-кому небольшие неприятности.
23. Николай
Николай собирался поспать, но, проворочавшись с боку на бок достаточно, чтобы понять бесплодность своих попыток, поднялся с непривычной ему кровати в Ирисовых Покоях с твердым намерением поработать. Но и в этом не преуспел. Он уже написал письмо в Кеттердам, и теперь оставалось лишь дождаться ответа. Хоть он и пытался сосредоточиться на чертежах ракеты, привезенных им из Лазлайона, невозможно было смотреть на планы, нарисованные Давидом, с пометками на полях, сделанными его корявым почерком, и не сдаться под натиском печали, не утонуть в бесконечной череде размышлений о том, что могло бы спасти жизнь его другу. Перед глазами стояло изломанное тело Давида, извлеченное из-под завалов, кровь и грязь на его расплющенной груди.
Николай подошел к окну. Территорию дворца укрыл снег. Отсюда не было заметно следов устроенной бомбежкой разрухи. Мир, казалось, замер в тишине, спокойствии и безмятежности. Он отправил весточку Тамаре с просьбой разузнать, знала ли шуханская королева о предстоящем нападении, встречались ли шуханцы и фьерданцы, чтобы заключить союз против Равки – той кости, из-за которой они грызлись вот уже несколько веков. Но он думал, что дело не в этом. У Макхи была своя шпионская сеть. Она видела, что Равка слаба, и решила заполучить ее с помощью интриг, до того, как Фьерда сделает это с помощью силы. Если бы не храбрость Исаака и любовь судьбы к закрученным поворотам сюжета, шуханской королеве это вполне бы удалось. Но там, где Макхи не преуспела со скальпелем, Фьерда могла справиться с помощью топора. Они, должно быть, радуются сейчас каждому разрушенному зданию, каждому уничтоженному кораблю и флайеру, даже не подозревая, удар какой силы нанесли Равке: Давид Костюк был мертв.
Дружба Николая с Давидом была не напоказ. Они особо не делились личными тайнами и не распевали в подпитии застольные песни. Большую часть совместного времени они проводили в молчании, разбираясь в сложных инженерных проблемах, оценивая работу друг друга, подталкивая друг друга вперед. Для Давида могущество и очарование Николая не имели значения. Его волновала лишь наука.
Здесь, в своей мастерской, вдали от линии фронта, он должен был находиться в безопасности. Но безопасности больше не было нигде. К северу отсюда фьерданцы поднимали бокалы за внезапное нападение и ждали, чем же ответит Равка. Когда Равка не сможет ответить, ждать они больше не станут. Они начнут вторжение. Но откуда? Когда?
Движение в саду под окнами привлекло его взгляд. Он заметил темные волосы, синий шерстяной плащ. Зоя. Она прошла мимо кустов и фонтанов, направляясь в сторону леса.
У него не было шанса поговорить с ней с тех пор, как она вернулась. Он не винил ее за то, что она его избегала. Он послал ее на задание, не обеспечив соответствующей поддержкой. Он позволил врагам вторгнуться в их дом. Но куда же она направлялась сейчас? Николай никогда не позволял себе задумываться о Зоиных ночных прогулках по дворцу. Ему и не хотелось. Если у нее и был любовник, то это никак его не касалось. И все же в уме он перебирал вероятности, и каждая почему-то была хуже предыдущей. Один из королевских стражей? Симпатичный инферн? Она всегда была приветлива с генералом Пенским, и в этом виноват был сам Николай. Он заставил их тесно сотрудничать. Конечно, генерал был на двадцать лет старше ее и носил весьма пышные, а лучше сказать, роскошные усы, но кто Николай такой, чтобы осуждать ее вкусы?
Он натянул брюки прямо поверх ночной рубашки, нырнул в пальто и ботинки и, вылетев из спальни, за считанные секунды преодолел коридор, не придавая значения встревоженным взглядам стражи.
– Все в порядке! Вольно! – крикнул он на бегу. После нападения фьерданцев все были на грани, и не было никаких причин вгонять кого-то в панику из-за того, что ему приспичило изображать влюбленного мальчишку.
Что вообще он собирается сказать ей? «Я вижу, ты спешишь на свидание, остановись, именем короля?»
Ее сапоги оставили следы на снегу, и он углубился в лес. Но под деревьями было темно, и след терялся. «Это ошибка». У нее есть право на личную жизнь. Да и ему, черт возьми, ни капли не хочется увидеть ее в объятиях другого мужчины.
Он уловил тень движения между ветвей. Зоя стояла лицом к изгороди, опоясывающей западную часть сада. Дыхание облачками пара вырывалось из ее рта, шевеля обрамляющий лицо мех серебристой лисы на ее капюшоне. Проклятье, ну куда она может здесь пойти?
Она прошла вдоль стены к дальней части парка фонтанов, где он играл ребенком и где сейчас находился секретный туннель в Лазлайон. Он открыл было рот, чтобы окликнуть ее, – и замер, потому что Зоя отвела плотную завесу из плетей винограда, под которой в стене обнаружилась дверь.
Он не мог не принять вызов. То, что у Зои есть от него секреты, его не удивляло, но что они есть и у дворца?
– Я думал, это время миновало, – пробормотал он.
Зоя вытащила из кармана ключ и, открыв дверь, исчезла внутри. Он помедлил. Она не закрыла дверь за собой. «Поворачивай, – велел он себе. – Ничего хорошего из этого не выйдет».
На досках двери были вырезаны две звездочки, похожие на звездочки с фрески в ее комнате – две крохотные искорки, нарисованные на флаге мечущейся по штормовому морю лодочке. Он никогда не спрашивал, что они значат.
Ему нужно было узнать, что скрывается с той стороны двери. В самом деле, это может быть вопросом национальной безопасности.
Николай миновал завесу из высохших лоз и оказался, как сразу стало понятно, в бывшем дворцовом огороде. Он считал, что огород давно зарос, поглощен лесом, после того как овощные грядки перенесли поближе к кухне. Его не было ни на одном из новых планов дворца.
Но чем бы ни было это место когда-то, теперь оно полностью изменилось. Здесь больше не было ни ровных рядов капусты, ни аккуратных изгородей, столь любимых дворцовыми садовниками. Вдоль дорожек росли ивы, чьи обледеневшие ветви подметали мягкие сугробы, словно волосы вдов, склонившихся до земли под грузом горя. Цветы и кустарники всех мастей разрослись далеко за пределы клумб и побелели от мороза, образовав свой собственный мир из снега и льда, сад-призрак. Зоя зажгла лампады вдоль старых каменных стен и теперь стояла спиной к нему, похожая на статую, которая изначально была частью этого сада, как те каменные девы, которых обычно ставят в центре лабиринта.
– Мне не хватает места, – сказала она, так и не повернувшись.
Значит, все это время она знала, что он рядом. Хотела ли она, чтобы он пошел за ней?
– Ты ухаживаешь за этим садом? – Он попытался представить себе Зою, утирающую со лба пот, выступивший под палящим солнцем, с грязью, забившейся под ногти.
– Когда мою тетю убили и я вернулась в Малый дворец, чтобы сразиться с Дарклингом… Мне нужно было место, где я могла побыть одна. Я тогда гуляла по лесу часами. Там меня никто не беспокоил. Я уже не помню, когда нашла дверь, но мне показалось, что это моя тетушка оставила ее, чтобы я обнаружила, чтобы решила ее загадку.
Лицо Зои было поднято, капюшон соскользнул, и идеальный профиль четко выделялся на фоне мерцающего звездами неба. Начал падать снег, и снежинки путались в ее темных волосах.
– Я сажаю новое растение в память о каждом погибшем грише. Сердцелистник для Мари. Тис для Сергея. Астильбу для Федора. Даже для Ивана нашлось место. – Она коснулась пальцами замерзшего стебля. – Этот к лету зацветет ярко-оранжевыми цветами. Я посадила его для Хэршоу. Эти георгины были посажены для Нины, когда я думала, что ее схватили и убили фьерданцы. Летом на них расцветают ужасно странные красные цветы. Размером с обеденную тарелку. – Теперь она повернулась, и он увидел слезы на ее щеках. Она подняла руки в полумолитвенном, полурастерянном жесте. – Мне не хватает места.