Так вот, значит, куда ускользала Зоя по ночам все те разы, что он видел ее, – не к любовнику, а в этот сад скорби. Здесь, вдали от любопытных глаз, там, где никто не видел, как трескается ее броня, она плакала. Здесь, где гриши могли жить вечно – каждый потерянный друг, каждый погибший солдат.
– Я знаю, то, что я сделала, непростительно, – сказала вдруг Зоя.
Николай изумленно моргнул.
– Ты, несомненно, заслуживаешь наказания за свои преступления… но за какие именно?
Она злобно воззрилась на него.
– Я упустила самого ценного нашего пленника. Я позволила самому опасному врагу вернуть свои силы и впала в бешенство.
– «Бешенство» звучит как преувеличение. Скорее, в ярость.
– Не делай вид, что все забыто. Ты почти не смотришь на меня с тех пор, как я вернулась.
«Потому что потом мне будет трудно отвести от тебя взгляд. Потому что перспектива столкнуться с этой войной, с этими потерями без тебя приводит меня в ужас. Потому что мне совсем не хочется сражаться за будущее, если я не придумаю способ провести его с тобой».
Но он был королем, а она его генералом, и ничего из этого сказать он не мог.
– Я смотрю на тебя сейчас, Зоя. – В тишине замерзшего сада его глаза встретились с ее, синими, глубокими, как колодцы. – Ты никогда не должна просить у меня прощения.
Он помедлил. Не хотелось сообщать, что его связь с тем, кого она так ненавидит, стала крепче, но и иметь секреты не хотелось тоже. Если они выживут в этой войне, если каким-то чудом смогут удержать фьерданцев от вторжения в Равку, ему придется заключить настоящий брак, настоящий союз с кем-то другим. Ему придется скрепить мир с фьерданцами, женившись на их представительнице, или умаслить раненую гордость керчийцев, навсегда связав себя с дочерью Хайрема Шенка. Но это ждало его в будущем, которое могло никогда не наступить.
– Я почувствовал, когда Дарклинг вырвался на свободу. Демон… демон как-то об этом узнал. И на мгновение я оказался в той комнате вместе с вами.
Он думал, что она почувствует отвращение, даже страх, но Зоя лишь сказала:
– Жаль, что тебя там не было.
– Правда?
Теперь она выглядела ужасно раздраженной.
– Конечно. Кому еще я могла бы доверить прикрыть мою спину в бою?
Николай с трудом удержался от того, чтобы не пуститься в пляс.
– Это, пожалуй, самый лучший комплимент, который я когда-либо получал. А ведь однажды прима королевского балета сказала мне, что я танцую вальс как ангел.
– Может, если бы ты был там… – Ее голос прервался. Но им обоим было понятно, что в данной битве появление Николая ничего бы не изменило. Если уж Зое с солнечными солдатами не удалось остановить Дарклинга, существовала вероятность, что остановить его нельзя. «Еще один враг, с которым неизвестно как бороться».
Она мотнула головой в сторону стен.
– Видишь, что растет вокруг?
Николай уставился на перекрученные серые ветки, растущие по периметру сада.
– Терновник.
Обычный, предположил он, не тот древний лес, что нужен им для обисбайи.
– Я взяла отростки из туннеля, идущего к Малому дворцу. Это сплошные колючки, шипы и гнев, прикрытый миленькими, но бесполезными цветами, превращающимися в горькие, несъедобные ягоды. В нем нечего любить.
– Как же ты ошибаешься.
Взгляд Зои встретил его собственный, и в ее глазах блеснуло драконье серебро.
– Да?
– Посмотри, как он растет, защищая все в пределах этих стен, какой он сильный, сильнее всех в этом саду, стойко выносящий любую погоду. Несмотря на то, какой была зима, он расцветает снова и снова.
– А что, если зима слишком длинная и холодная? Что, если он не сможет снова зацвести?
Ему было страшно касаться ее, но решился. Он взял ее руку в перчатке в свою. Она ее не отняла, но закрылась от него, словно бутон цветка, смыкающий лепестки с приходом ночи. Тогда он обнял ее. Зоя, похоже, засомневалась, но с тихим вздохом позволила себе прильнуть к нему. Смертоносная Зоя. Яростная Зоя. Ощущение ее тепла рядом с ним было благословением. Он был сильным для своей страны, своих солдат, своих друзей. Но быть сильным для нее оказалось совсем другим ощущением.
– Тогда ты станешь ветвями без цветов, – прошептал он ей в волосы. – И поможешь всем нам сохранить силу до прихода лета.
– Это была не метафора.
– Конечно, нет.
Ему хотелось стоять так, под тихо падающим снегом, целую вечность, чтобы покой этого места укрыл их от остального мира.
Зоя вытерла глаза, и он понял, что она плачет.
– Если бы три года назад ты сказал, что я стану оплакивать Давида Костюка, я бы рассмеялась тебе в лицо.
Николай улыбнулся.
– Скорее, пнула бы меня.
– Он и я… у нас не было ничего общего. Нас связывало лишь решение поддержать Алину – решение сражаться с ней бок о бок, хоть мы и знали, что перевес на стороне Дарклинга. У него были более опытные бойцы, а еще многолетний опыт планирования.
– Но мы победили.
– Победили, – согласилась она. – Но ненадолго.
– Так как вы это сделали? Как мы это сделали?
– Честно? Я не знаю. Может, это было чудо. Может, Алина и впрямь святая.
– Ты бредишь от горя. Но если уж нам повезло с одним чудом, может, повезет и со вторым.
Они вышли из сада и углубились в лес. По дороге они уже привычно разделились – она к гришам, он в Большой дворец. Он хотел окликнуть ее. Хотел кинуться за ней по снегу. Но его стране не был нужен влюбленный мальчишка, ухлестывающий за одинокой девчонкой. Ей был нужен король.
– И она получит короля, – заявил он в пустоту и уверенным шагом двинулся в сторону темной громады дворца.
24. Майю
После того как королева Макхи заявила, что подумает над рассекречиванием лабораторий – тех самых, существование которых она до сих не признала, – Тамара и Майю сопроводили Эри в покои в дворцовом крыле, известном как Гнездо. Это были те самые комнаты, где выросла сама Эри, где растили всех детей Табан. Мальчиков учили и тренировали вместе с девочками, пока они не достигали возраста, в котором могли выбрать свою стезю – медицину, религию, армию. Все девочки считались потенциальными наследницами, хоть предпочтение зачастую отдавалось старшим дочерям.
Тамара и Майю охраняли Эри посменно. Они сомневались, что Макхи примет какие-то действия против принцессы, особенно когда находится под подозрением, но не собирались оставлять ей ни малейшего шанса. Тамара предупредила министров Нагха и Цзиун о том, что им тоже следует укрепить охрану собственных домочадцев.
Через три дня после их прибытия в облаках шелков и духов явились с визитом две сестры Эри. Керу, с глазами цвета кофе и неизменным рукоделием в руках, и Йени, с белой прядкой в пышных волосах и острым взглядом. Джхем не пришла, скорбя по своей дочери Акени, ставшей добычей тлена. Тамара выскользнула в соседнюю комнату, намереваясь подслушать их разговор, но оставалась наготове на случай опасности.
Майю не слишком хорошо знала принцесс. Ее включили в свиту принцессы Эри, а у прочих были свои собственные Тавгарады. Обе сестры были яркими и громкими, каждая по-своему впечатляла. В темных зимних шелках они напоминали драгоценные камни – изумруд, аметист, сапфир. Эри казалась цветком из другого сада, скромным, с бледными лепестками мятно-зеленого наряда, с ожерельем из зеленого агата на шее и серебряными гребнями в волосах.
Сестры попросили Эри рассказать им про Равку, принесли цветы и фрукты, чтобы поздравить ее с возвращением домой, рассказали о собственных планах замужества и консортах Макхи. И Керу, и Йени должны были вскоре выйти замуж и после этого навсегда лишиться статуса наследниц трона Табан.
– Керу отложила день свадьбы, – сказала Йени, трудясь над вышиванием букета фиалок.
– Лишь потому, что хочу найти правильный оттенок персикового шелка для свадебного наряда.
Йени подняла бровь и пробежала пальцами по белоснежной прядке в волосах.
– Скорее потому, что возможная наследница Макхи погибла.
Принцесса Эри судорожно вздохнула.
– Ей было всего восемь лет.
Йени снова коснулась волос рукой.
– Я… Я не хотела показаться черствой. Я имела в виду…
Керу проглотила кусочек сливы.
– Ты имела в виду, что я воспользуюсь смертью ребенка и добьюсь от Макхи, чтобы она назвала меня наследницей.
– Не говори мне, что это не приходило тебе в голову, – заявила Йени.
– Приходило, – признала Керу. – Но Макхи не назовет ни одну из нас.
– Однако ходят слухи, – хитро заметила Йени. – О тебе, милая Эри.
Эри не поднимала глаз от своих нетронутых слив.
– Да?
– Слухи о том, что ты вернулась без равкианского мужа, потому что собралась бросить вызов Макхи.
– Какая глупость, – сказала Эри. – Вы обе знаете, что я никогда не хотела короны. Я бы с радостью сидела где-нибудь на берегу моря и смотрела на волны или ухаживала за садом, как бабушка.
– Тогда зачем ты вообще пыталась выйти замуж за короля Равки?
– Потому что Макхи – королева и она мне велела. – Она встретилась с ними взглядом, сначала с одной, потом с другой. – А мы все должны делать то, что она велит.
Сестры согласно зашептались и через какое-то время допили чай и ушли, несомненно, затем, чтобы разобрать каждое слово, которое услышали.
Когда дверь за ними закрылась, Эри со вдохом откинулась на спинку кресла.
– Я вижу твой неодобрительный взгляд, Майю.
Майю не стала этого отрицать.
– У вас был шанс убедить их, переманить на свою сторону, рассказать о том, что пыталась сделать королева.
– Майю, у моих сестер еще меньше влияния, чем у меня. – Эри задумчиво смотрела на вазу с ярко-оранжевыми розами, которую она поставила в центр стола до прихода сестер. – Они либо поддержат Макхи, либо используют нашу размолвку, чтобы попытаться занять трон, а это сделает Шухан уязвимым.
– Они настолько властолюбивы?
Эри задумалась. Затем оторвала лепесток, успевший потерять свою свежесть, и сжала его в ладони.